Пуд соли, или 12 Шагов в «Северном сиянии»

К концу октября на улице уже установился стабильный зимний морозец. Жизнь в реабилитационном центре «Северное сияние» шла своим чередом. Реабилитяне писали и читали свои письменные работы, выполняли, как могли свои обязанности и неуклонно несли последствия за малейшие провинности и отклонения от лечебного курса. Для Доктора на третьем месяце пребывания в плену время словно остановилось. После освобождения из трюма что-то неуловимое изменилось внутри него, он просыпался и засыпал в одном и том же состоянии тихой ненависти ко всему окружающему миру и самому себе. Он делал все, что от него требовалось, но без малейшего интереса, «на автомате». Поэтому даже исполнение своей элементарной ответственности печника нередко оборачивалось для него полным фиаско со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями. И, конечно же, главный герой искренне не понимал, почему его наказывали за сырые дрова, в которых он ясно видел причину всех своих несчастий. И, конечно же, он считал «диким рассказом»[193 - «Дикий рассказ» – (жарг.) надуманная невероятная наглая ложь.] утверждения Консулов и волонтёров о своём бездействии по Программе, рационализации и пассивном своеволии[194 - Стандартный набор обвинений в случаях проявления Зависимости у пациента в виде утраты жизненного интереса и его попыток оправдания своей пассивной жизненной позиции.].

И вот в этот сложный реабилитационный период однажды ночью Доктора разбудила возня, происходящая в чилинарии. Заспанному Хаму, почивавшему на шконаре рядом с Докторским, было дано указание перебираться на верхний ярус, а на его место уложили привезённого и изрядно похмелённого новичка. Больше в эту ночь в чилинарии толком не уснул никто! При этом на бессонницу у каждого была своя индивидуальная веская причина и одно большое общее обстоятельство.

Три двухъярусных шконоря в чилинарии стояли буквой «П» как говорится «в притирочку» вплотную к стенам. В качестве перекладины буквы «П» стояла шикарная деревянная широченная детская кровать, на нижнем ярусе которой с самого приезда весьма вольготно расположился Доктор, а на верхней палубе покоился Боцман. Необходимо отметить, что для компактного мужичка Боцмана плацдарм был настолько просторен, что он ухитрялся хранить в кровати все тетради, секреты, запреты и умудрялся одеваться и заправлять спальное место, не слезая с него. Левая ножка «П» стояла у окна, где на обычную железную панцирную кровать на оба яруса были уложены большие кроватные мягкие пружинные матрасы. На нижнем ярусе обитал в почёте и уважении живой символ Первого дома, настоящий динозавр наркомании – почтенный дядя Витя. Его суммарный стаж употребления сильнодействующих химических веществ был равен возрасту Доктора, за плечами было несколько ходок в лагеря, и как при таком напряжённом образе жизни он вообще перевалил за шестидесятилетний рубеж, для всех оставалось неразрешимой загадкой. А над ним жил стремящийся в волонтёры Ёбургский «винтовар»[195 - «Винтовар» – (жарг.) изготовитель т.н. «винта» или первитина, это отечественное название метамфетамина, сильнодействующего наркотического вещества.] Борисыч, обладавший чутким сном и потому охранявший оконную форточку от желающих досрочно завершить курс реабилитации, улизнув через неё ночью на все четыре стороны. Ну а на противоположную ножку «П», на самое скромное в чилинарии спальное место и подселили новичка к Хаму.

Хам был обижен и возмущен до глубины души, потому что ему пришлось спешно покинуть своё место даже без постельного белья и подушки, т.к. заспанный волонтёр не хотел тратить на это драгоценное время своего сна. Кроме того, Хаму светила перспектива надолго застрять на самом стрёмном шконаре во всей хате, так как панцирная сетка на нём была растянута до беспредела и спина, спящего на этом месте, очень даже не отдыхала во сне. Он до утра тупо смотрел в потолок, проклиная состоятельных отца, дедушку и бабушку отправивших его сюда отдохнуть от любимой «водички».

Доктор не мог уснуть от распирающего его бешенства, так как грёбанный новичок улёгся на наспех заправленную постель в одежде ногами в сторону его головы и вонь от его далеко не первой свежести носков заставляла главного героя ворочаться с боку на бок и разгонять в себе абсолютно недобрые мысли и чувства по отношению к новому соседу. Кровать у Доктора и Боцмана была не особо жёстко скручена и при каждом Докторском стокилограммовом повороте на шконаре, начинало штормить верхнюю палубу маленького Боцмана. И тот, про себя проклиная массивного соседа, боялся расслабиться и уснуть, дабы не упасть во сне со второго яруса. По сложившейся у Боцмана в этом месте привычке он мысленно перемещался в свой родной Владивосток, вспоминал свои морские приключения, пытался выстроить причинно-следственные связи своего пребывания здесь и, конечно же, строил планы отмщения всем нехорошим людям так бесцеремонно вмешавшимся в его жизнь.

Ветеран наркодвижения дядя Витя негодовал по поводу подселения новобранца, так как в силу своего преклонного возраста больше всех страдал от тесноты в чилинарии и разбирал неправедную политику местной администрации, время от времени бурча в ночи вслух проклятия и ругательства в адрес Центровского начальства. И вся эта напряжённая аура совершенно не давала уснуть обладателю чуткого сна Борисычу, который, не стесняясь, ненавидел всех обитателей чилинария. Он и так имел пагубную привычку выражать эту ненависть, применяя подушку против периодически храпящих по ночам Доктора и Деда.

У старика первого лопнуло терпение, когда новичок, в Бог знает какой по счёту раз, шарахаясь в потёмках и сшибая всё на своём пути в ещё незнакомом для него месте, сходил типа до ветру, а на самом деле предпринял очередную попытку выклянчить у руководства стограммовую поправку здоровья. Дядя Витя в полный голос разразился многоэтажными матерными ругательствами и требованием к новобранцу прижать свою задницу и не отсвечивать, дабы не было беды. Тут же словно по цепной реакции Доктор так же, нисколько не стесняясь в выражениях, доходчиво как умел, объяснил бедолаге, что случится с его ногами, если он не развернёт их другую сторону. Робкие оправдания страдальца были встречены в штыки зловещими враждебными выпадами со стороны всех обитателей маленькой комнатки. Тому ничего не оставалось, как спешно заткнуться, раздеться в потёмках, переложить подушку в сторону Докторской головы и залезть под покрывало.

И только после этого Доктора осенила простая и ясная мысль, отчего же на самом деле им всем не спалось этой ночью! На него пахнуло таким смачным перегаром, что невольно передёрнулось всё тело как будто он сам намахнул стопку. Доктор сразу вспомнил недавнее объяснение Глебом действия тяговых процессов, когда тот высадил на тягу всю избушку, демонстративно наливая водку, только что прибывшему и ещё не отошедшему от похмелья дяде Феде. Все без исключения жильцы чилинария были неравнодушны к зелёному змию, и именно тяга была первопричиной всеобщей нервозности! Это умозаключение всколыхнуло внутри главного героя гамму новых неприятных чувств, какой-то уязвлённости и неловкости, от которых он тут же «убежал», разогнав сумасшедшую тягу воспоминаниями из употребушной жизни, благо атмосфера была подходящей. Лишь только под утро им овладела лёгкая дрёма.

Утром соседи по чилинарию узнали, что причину их ночных бедствий зовут Стасик, что ему под сорок лет и что он адвокат-алкоголик. Его внешний вид заслуживает отдельного описания. Когда он вылез из-под своего покрывала в растянутых плаварях и грязной майке-«алкашке» с опухшим одутловатым лицом на узких плечах и совершенно физически не развитом бледном теле, то вызвал массу позитивных эмоций у своих новых соседей. Все без исключения жильцы Первого дома посчитали своим долгом посарказничать над его майкой. Стасику определили в старшие братья Кота, и тот распираемый гордынькой ходил по дому и всем лил в уши, как ему всё это в хрен бы не брякало, и какой этот новый братец невменяемый.

Перед лекцией Глеб пригласил Доктора в консультантскую. Там кроме него был Зефир – здоровенный малолетний качок, Консул Второго дома.

– Ты изначально выбрал неправильную стратегию противостояния и конфронтации с лечебной командой. Но никогда не поздно внести коррективы в собственное поведение и допустить сотрудничество с персоналом Центра в чём-то не идущим в противоречие с твоими жизненными убеждениями – начал аккуратно плести паутину Великий Магистр.

– Да это вполне нормально, что ты «моросил»[196 - «Моросить» – (жарг.) здесь: эмоциональные проявления противоположные гумозу – нескрываемо гневаться, протестовать, негодовать и т.п.]! Я вот вообще тебя прекрасно понимаю и даже уважаю, за то, что ты открыто, выражал свои несогласия и протесты, а не «шкерился»[197 - «Шкериться» – (жарг.) прятаться, скрываться.] как мышь подлючая по углам. У меня в своё время всё было точно так же! – выступил у Главного Консула на подтанцовке Зефир.

– Я хочу тебя попросить помочь освоиться здесь новичку Стасу. Кот не потянет, случай очень сложный, а разница в возрасте и социальной среде обитания им только мешать будет. А вы с ним ровесники, оба образованные легче найдёте общие точки соприкосновения – продолжал умело расставлять сети Борода, внимательно изучая при этом малейшие телесные реакции Доктора.

– Я подчёркиваю, что это просьба. Ты подумай, можешь отказаться без последствий, но с ответом не тяни. А от себя хочу добавить, что я бы тебе посоветовал этот инструмент для собственного развития. Анализ ты писать научился, в работах разбираешься, ответственность везёшь. Ты останавливаешься в развитии, и тебе просто становится здесь скучно. Да и не буду скрывать, что в конечном итоге срок твоего пребывания здесь зависит напрямую от твоих правильных действий! – подытожил вербовку Духовный Наставник.

На перекуре Доктор, несмотря на то что решение им уже было практически принято, посоветовался на эту тему с Подробным и Боцманом. Бывший старший брат предлагал соскочить с новой ответственности раз дали такой шанс. Боцман глубокомысленно предостерегал, что отказ Глебу в просьбе может быть чреват труднопредсказуемыми последствиями в будущем. Поскольку собственные умозаключения Доктора совпадали с позицией Боцмана, да и желание поскорей убраться отсюда, было умело подогрето опытным вербовщиком, то он уже после обеда дал своё согласие Глебу. И с этого момента реабилитационная жизнь главного героя была окрашена яркой насыщенной палитрой новых красок! Скучать точно стало некогда!

Погремуха к новому брату так и не прилипла. Имя Стасик как нельзя лучше отображало всю нелепую беспомощную сущность этого персонажа. На его примере в прошлом успешного юриста, ведущего серьёзные резонансные дела известных в областном центре хозяйствующих субъектов, о которых были наслышаны и сам Доктор и Подробный, Глебом регулярно наглядно демонстрировалась та бездонная пропасть, в которую сталкивал зависимого человека легально продающийся алкоголь. К сорока годам регулярно закладывающий за воротник Стасик деградировал профессионально, скатившись с вершин адвокатского Олимпа до нерегулярных низкооплачиваемых бытовых тяжб. От него отказалась жена, его презирала приёмная дочь, которую он воспитывал с самого детства как родную. Терпение его матери лопнуло, после того как соседи сообщили ей, что её сын уже несколько часов катается в лифте в их подъезде валяясь в луже собственной мочи и она была вынуждена принять непростое, в виду ограниченности в деньгах, для себя решение об отправке непутевого сына в реабилитационный центр.

На примере Стасика Доктор смог как следует познакомиться и с уникальным явлением, которое здесь называли «алкогольная гордыня или броня». Проявлением этого феномена было то, что алкоголики с нескрываемым презрением сверху вниз смотрели на наркоманов в силу узаконенности и общедоступности употребляемой ими отравы. Они мастерски возводили непреодолимые самостоятельно барьеры в принятии и признании своей болезни, всячески минимизируя, а то и вовсе отрицая свою проблему, что продлевало и усложняло курс их реабилитации. Хотя Доктору, как и всем остальным, было наглядно очевидно, насколько это безжалостное химическое вещество нанесло, возможно, даже непоправимый удар по личности Стасика.

Стасик мог поутру беспричинно выкатить из-под кровати, и закатить обратно свой ящик раз десять, так ничего из него и не взяв. Этим повторяющимся изо дня в день ритуалом он неизменно вызывал дружный хохот обитателей чилинария. Почтенный дядя Витя его иначе как чудиком и не называл, а ржать над Стасиком мог часами не уставая. Бедолага постоянно, что-то терял, что-то забывал, при этом строя как ему казалось стройную логическую цепочку оправданий в свою защиту. В силу неминуемых за эти провинности последствий он двигался по дому как новогодняя ёлка весь увешанный брёвнами и пятилитровками[198 - Пятилитровка с водой – тренинг для забывчивых, рассеянных, двигающихся на тяге. Нужно было везде таскать с собой одну или несколько бутылок не допуская утраты.] с водой. Доктор по-братски солидарно делил с ними последствия и ни разу за первые две недели существования их братского тандема не лёг спать по отбою, так как они постоянно, что-то писали на последствиях. Единственным облегчением для Дока с появлением в его жизни этого нескладного персонажа стало то, что ему отошла ответственность коридорного, и миссия старшего брата заключалась лишь в сопровождении его за водой в баню и обратно для слива её в выгребную яму.

Товарищи, видя злоключения Доктора, не бросили его на произвол судьбы. Фага, Вмазур и Зёма хоть и без особого энтузиазма, но всё же соглашались приглядывать за Стасиком, когда Док был занят. Дело в том, что младшего брата по правилам Центра нельзя было оставлять без присмотра под страхом последствий. А неугомонный Стасик умудрился свинтить у Фаги из-под носа в неизвестном направлении, пока тот завязывал шнурки. Доктор так же был очень благодарен и признателен терпеливым Боцману и Подробному, за то, что они разделили с ним тяжкий труд по преодолению алкашной упёртости Стасика при разжёвывании ему азов программной писанины. Глеб для скорейшего преодоления состояния острого абстинентного синдрома рекомендовал Стасику обливаться каждые два часа на первых порах и Доктор, не давая братцу пропустить ни одной водной процедуры, испытывал от вида, трясущегося с непривычки от холода юриста какое-то садистское удовлетворение.

В одно совсем не прекрасное утро терпение Доктора всё же лопнуло от братских выкрутасов и он, замахнувшись чуть было не ударил Стасика в последний миг, изменив траекторию своего кулака, который прошёл совсем рядом с бестолковой физиономией Стасика. Доктор увидел, что придурошный брат даже не успел испугаться, не пытаясь ни защититься, ни увернуться от удара и быстрая мысль, словно молния прошила его разум:

«Так ведь он же не придуривается! И не издевается надо мной! У него на самом деле с башкой не беда, а горе! А я…».

И Доктор моментально испытал острейшую неловкость от того, что чуть не ударил убогого. С этого момента Док даже и мысли не допускал о рукоприкладстве по отношению к Стасу, хотя такие «доброжелатели» как Казах, Борисыч, Кот и Китаец со всех сторон пытались спровоцировать его на это. А с наступлением крепких зимних морозов Высшая Сила поощрила главного героя за проявленные терпение и терпимость в виде тёплого солдатского бушлатика ещё советского образца, который прислала Стасику заботливая сердобольная матушка и которым он иногда по доброте душевной делился со старшим братом.

Корона (невидимая длань оздоровления)

Вечером в воскресенье буквально перед своим отъездом домой Великий Магистр, картинно вскинул руки перед всей группой и начал себя критиковать перед всем бараком, наигранно сокрушаясь по поводу своей забывчивости. Как оказалось, он допустил огромную оплошность, и вся прошедшая неделя пропала зря, можно сказать была вычеркнута из жизни группы понапрасну, поскольку они прервали свою ставшей уже «доброй» традицией работу с дефектами характера с применением подручных средств визуализации, наглядных пособий или «гаджетов». Конечно же, он в своей буффонаде не забыл упомянуть и о вкладе группы в этот досадный прокол в групповой терапии.

Но простое и эффективное решение о возмещении причинённого ущерба лечебному плану было найдено практически сразу на глазах у опешивших и ошалевших от всех этих постанов жильцов Первого дома. Он торжественно поручил сменявшему его на посту консультанта Большому, как человеку, на которого действительно можно положиться в трудную минуту и доверить ответственное дело регулярно производить ежевечерние розыгрыши в местной лотерее «О несчастливчик». Дефектом недели с безвыходного молчаливого согласия коллектива была объявлена гордыня, а суточным гаджетом для ношения выбрана Аслановская корона, укороченная по этому случаю на целых двадцать сантиметров, то есть метровой высоты.

А когда Главный Терапевт призвал всех участников голосования особенно пристально обращать внимание не на явное проявление гордыни, как например, у Доктора, а на гордыньку скрытную и вроде бы не заметную, то у главного героя ёкнуло внутри. Он в этот момент встретился взглядом с Гладковыбритым Духовным Наставником и сразу понял, что всё пропало. Не откладывая в долгий ящик, было проведено тайное голосование и большинством голосов, ловко подсчитанных Борисычем, царская регалия была водружена на голову безотказного Кота. В понедельник царскую шапку нахлобучили на Боцмана, так как якобы некоторые индивидуумы затаили на него обиду по результатам проводимого им каждый понедельник мероприятия «Дефектовка»[199 - Дефектовка – еженедельное групповое мероприятие, на котором путём открытого голосования с приведением примеров каждому участнику группы определяют два дефекта характера с которыми предстоит работать на текущей неделе в рамках ежедневного анализа чувств.]. Во вторник чести носить корону был удостоен Вмазур. В среду на лекции, в связи с этим возникла комичная ситуация встречи короля и королевы, так как Малина с Пятого дома пришла с аналогичным украшением.

В этом месте хотелось бы особо отметить, что все эти сюрреалистические карнавалы проходили в двадцать первом веке на глазах у жителей не совсем уж и глухой деревни. Реабилитяне двигались по колхозу в своих безумных нарядах, неизменно вызывая понятную оживлённую реакцию у аборигенов. Для проведения спортивных мероприятий по взаимной договорённости между Центром и местной властью использовался стадион местной школы, где пусть и не многочисленные учителя, ученики и их родители, а также проходящие мимо зеваки могли наблюдать за матчем весёлых футбольных команд. «Спортсмены» бегали с лопатами, вёдрами или вентиляторами в руках, с плакатами или бутылками на шее, в коронах, милицейских пилотках или колпаках на голове, с крыльями, чемоданами или табуретками, привязанными к спине.

Самым упакованным в плане маскарадного наряда за всю историю Докторской реабилитации был долго скрывающийся в личине порядочного алкоголика «солевичок»[200 - «Солевик» – (жарг.) наркоман, употребляющий соли.] Сидор, поживший на всех домах. В пору его проживания на Втором доме молодой озорной затейник Консул Заноза нарядил бедолагу Сидора в костюм Владыки-трансформера, состоящего из одиннадцати элементов. Духовный Наставник убедил своего заблудшего подопечного поменять сто десять гербов последствий за анализ чувств, которые этот убогий алкосолевик не написал бы и до обеда следующего дня на день позора. Волонтёры Второго дома проявили рвение и смекалку, облачив туловище, руки и ноги проштрафившегося в картонные доспехи, слепленные скотчем. На его башку водрузили картонную корону, спину покрыли плащом из простыни, а в руки вручили посох из черенка, обёрнутого фольгой и увенчанного новогодним ёлочным шариком.

В среду на вечернем групповом голосовании неожиданно победил Японец. У Доктора и до этого результата были определённые сомнения по поводу честности проведения процедуры и подсчёта итогов со стороны Борисыча. Но после «убедительного» выигрыша Япончика, у которого именно в этот день обострились отношения с бывшим лучшим товарищем по прошлой реабилитации Большим, для неопределённости больше не оставалось места. В четверг, несмотря на то что всю неделю Доктор тщательнейшим образом скрывал и подавлял любые проявления гордыни, корона досталась ему. Оставалось только признать тот факт, что он сам попался в ловушку, изначально приняв правила игры и участвуя в голосовании против других. Утратив по этой причине моральное право на отказ от несения данного последствия, ему ничего не оставалось делать, как после ужина натянуть треклятую поделку из блестящей теплоизоляции на голову и качественно давить бурлящие и клокочущие внутри него чувства.

На вечернем анализе чувств высоченный головной убор не позволял главному герою сидеть на привычном нижнем ярусе кровати в облюбованном дальнем углу. Вынужденно передислоцировавшись на лавку у стены между двумя рядами шконарей на которых, располагались другие участники группы Док ощущал себя конченым старым ослом в центре всеобщего внимания. Особенно остро он ощущал стыд и позор, когда в общий зал заглядывал Большой и, улыбаясь, подмигивал ему, отпуская какую-нибудь обидную реплику, после чего два десятка пар глаз реабилитян весело поворачивались в его сторону. Стараясь не подавать вида, он сидел и мысленно проклиная своих старых тупых идиотов родителей, строил планы ужасной неминуемой мести им и местным деятелям АN. Облегчение в этот день пришло лишь с подготовкой к отбою, когда он смог снять ненавистный реквизит и спрятать его в свой ящик на ночь.

Утро следующего дня у главного героя было очень поганым. Вчерашние чувства никуда не делись, корона тоже. Она серьёзно мешала и сковывала движения, приходилось пригибаться и в каждом дверном проёме, и в сортире. Когда пришло время растапливать печку, Доктор предусмотрительно снял стесняющий свободное перемещение головы пожароопасный атрибут с башни и поставил рядом на табурет. Печка как обычно не хотела разгораться, чувствишки внутри играли как забродившая бражка, распирая и просясь вырваться наружу. Всё внимание печника занимал трижды проклятый отопительный прибор и когда, наконец, долгожданные огоньки пламени охватили потрескивающие дрова, он, к своему великому ужасу, обнаружил, что короны на табурете больше нет. Мгновенно сообразив, что это означало, что её украли он кинулся в зал и категорически потребовал её отдать у Казаха, так как, по его мнению, только этот губастый монголоид мог себе позволить сотворить ему такую подлянку.

За утрату гаджета полагалось продление срока его ношения, и возникшая, в связи с этим обстоятельством очередная порция негативных чувств переполнила чашу терпения Доктора, и та начала разбрызгиваться через край и в виде эмоционального взрыва и компульсивных[201 - Компульсивный поступок – действие, имеющее заведомо негативные последствия, но тем не менее совершаемое зависимым человеком.] поступков. Казах, проявляя житейскую мудрость, даже не стал обижаться и заострять внимание на дерзком и вызывающем выпаде в его волонтёрскую сторону со стороны резидента, решительно отвергнул обвинения в своей причастности к похищению царской шапки. Кто-то из ребят подсказал Доктору, что кража – это дело рук Большого и тот стремительно направился в консультантскую. Лысый Консул не стал отпираться и, вернув корону её обладателю поучительно заметил, что не стоит летать в облаках, а нужно внимательно следить за своим имуществом находясь «здесь и сейчас». Доктор предпочёл задавить свои чувства и не вступать в рискованную полемику, аккуратно огрызнувшись для приличия. Понятное дело, что без вечернего голосования он продолжал двигаться в короне и в следующие сутки.

Большому же он решил отомстить чуть погодя при удобном случае тем более и какой-никакой компроматик на него уже имелся. Гладковыбритый Духовный Лидер имел привычку иногда по вечерам совершать прогулки по деревне в гордом одиночестве, а по возвращению его тянуло на продолжительные сольные выступления перед народом. И всё бы было ничего, но его не особо наполненная глубоким смыслом речь пересохшими с белым налётом губами, частенько прерываемая на утоление мучавшей его при этом жажды и стеклянные зрачки глаз, наводили опытных и внимательных Доктора, Боцмана и Фагундеса на определённые размышления о чём они и перешёптывались друг с другом. Не хватало лишь доказательств…А так в среде анонимных ходили душещипательные истории об обдолбанных консультантах, вещавших за трезвость своим подопечным.

В субботу на улице была прекрасная умеренно тёплая погода, снежок без ветра валил хлопьями. Доктор на хозработы был определён на дрова, а колка дров была замечательным и уже многократно опробованным инструментом для работы с подавлением чувств. А надавил этих самых чувств главный герой за последние дни по самое не балуйся. Выбрав свой любимый острый колун с длинной ручкой, поставив объёмистый кругляк на колоду, и попытавшись, как следует размахнуться, он сразу оценил, что метровый головной убор не позволит ему это сделать. Обосновав и согласовав свои действия с Подробным, он снял и на время хозов повесил корону тут же рядом на ветку дерева и принялся колоть дрова, физически выкладываясь в процесс по полной программе. По мере увеличения физической нагрузки, поглощения богатого кислородом деревенского воздуха и весёлого общения с другими дровосеками настроение улучшалось.

Но модель зависимого поведения старого нарка неизбежно взяла, вверх и неосознанно захотев получить ещё больше положительных эмоций, он принялся потешаться над Асланом. Асланчик работал с ними, но по своей обычной привычке «вил петли» избегая тяжёлых физических нагрузок, руководил перетаскиванием дров двумя абстинентами: своим братом дядей Федей и братом Доктора Стасиком. Почтенный дядя Витя тоже входил в их шайку, но предпочитал укладывать дрова в дровянике, где у него якобы не так мёрз единственный кроме большого уцелевший, но покалеченный средний палец на правой руке и где он мог без «палева» посидеть и покурить спокойно.

Аслан по своему обыкновению стойко относился к Докторскому сарказму, благодаря программному и житейскому опыту грамотно выстраивая логическую линию защиты и время от времени переходя в эффектные контратаки. Доктор с самых первых словесных поединков с Асланом брал из них себе на вооружение довольно много нужного и полезного. Но в этот день его нестабильное эмоциональное состояние уводило его в совершенно ненужное русло второсортных шуточек на тему неисправимости Аслана тут же подхваченных всем коллективом.

Не считая нужным оправдываться перед толпой нарков, Аслан сильно обиделся на Доктора, и это было явно заметно. Высшая Сила тут же покарала главного героя за неправедный поступок – он забыл свою грёбанную корону на ветке, а когда опомнился, было уже поздно. Теперь сутки его украшало ещё и бревно!

А вечером в реабилитационный центр «Северное сияние» пожаловал сам Хозяин с гостями. Как не старался Доктор избежать встречи с ним, но тот застиг его в чилинарии.

– Ты вообще, как тут всплыл, директор? Ты посмотри на себя! Без слёз не взглянешь! Под сраку лет, а сидишь передо мной с куском теплоизоляции на башке и поленом на шнурке на шее! Тебе самому-то не стрёмно?! – усевшись на шконарь напротив, Ефим Ильич сразу пошёл в лобовую атаку.

Следом за ним зашёл один из гостей, как позже выяснил Док, это был бывший волонтёр Родинка, участвовавший в транзите сюда Боцмана из Владика, и стал свидетелем этого безапелляционного унижения. Доктор с ещё большей силой чем до этого на анализе, когда впервые одел корону, почувствовал себя жалким тупым никчёмным старым ослом и попробовал огрызнуться и что-то ответить, но не тут-то было.

– Вот ты просто заткни своё хлебало и слушай, что тебе говорят! А если вдруг что-то не понятно, то пойдём в консультантскую, посмотришь на себя в зеркало и всё поймёшь! – даже не собираясь начинать слушать оппонента Вождь махом расставил все точки над «i».

– Эй, там! Принесите директору зеркало, а то до него чего-то не доходит! – громко крикнул он в сторону зала и консультантской, начиная уже откровенно стебаться над подопечным.

После этого Доктор перестал воспринимать происходящее. Он не слышал последующие оскорбления от этого властного человека с толстым лицом и поросячьими глазками, а вновь начал мысленно проклинать родителей, ту тварь что их надоумила обратиться к этим гадам и самих этих гадов, строя планы коварной мести всем виновным в его унижениях. Ночью он почти не спал раздираемый гневом и яростью, гоняя по кругу очень нехорошие мысли. На следующий день ожидалось прибытие Бородатого Демона, который наверняка продолжит наступление по всем фронтам. И сводилось всё к тому, что пора предпринимать какие-то решительные экстраординарные меры для прекращения всего этого безобразия в своей жизни. Самым подходящим ходом в данной ситуации его воспалённый мозг счёл поджёг дома. Но никакого более-менее реалистичного плана осуществления этой диверсии на ум как на зло не приходило.

Корона и бревно оставались при Докторе до следующего вечера, пока Большого неожиданно не сменил Консул Второго дома Зефир. Как позже выяснилось, Борода ожидавший прибавления в семье не смог прибыть по семейным обстоятельствам. Зефир славился своим пристрастием к физкультурным последствиям в каких-то чудовищных объёмах. Так по ребе уже ходила свежая байка о том, как здоровый девятнадцатилетний бывший десантник Кока-Кола после вечерних блинов открутил сто сорок афганов по кое-как припорошенному снегом огороду Второго дома. При этом он ободрал себе всю спину о мёрзлую землю и выблевал все блины. Первый дом заметно насторожился, не зная радоваться или огорчаться по поводу этой нежданной замены.

Но на оглашении вечерних последствий Зефир к великой радости всех постояльцев и Доктора, в частности, объявил амнистию на все сегодняшние и ранее выданные последствия. Избавившись, наконец, от своих королевских регалий главный герой на остывших чувствах смог попытаться выстроить некую логическую цепочку всех недельных происшествий и из неё выходило, что при любом раскладе к приезду Вождя он должен был выглядеть как можно нелепей. Не складывалось только в определении цели, которую преследовали эти деятели своими психологическими этюдами.

На Зефировской неделе Док умудрился налипнуть на последствия всего два раза и оба раза он шёл прицепом к своему непутёвому братцу Стасику. Первый раз обошлось сорока пятью афганами которые он в последний раз в жизни открутил честно от первого до последнего. В процессе этой физкультуры на свежем воздухе у него так заклинило правое колено, что он во всеуслышание матом пообещал сжечь ненавистную избу к ебеням и к чёртовой матери, чем вызвал дружный смех пацанов. Во второй раз за не выключенный свет ему, Стасику, Японцу и Пине надлежало сутки двигаться в колпаках. Япончик соорудил себе и Пиночету из того же блестящего пенофола невысокие колпаки наподобие египетских фараонских головных уборов, Стасику достался картонный колпак из «инструменталки», ну а Доктор одел уже привычную метровую корону. И, к своему удивлению, в этой достойной компании штрафников он уже не испытывал прежнего дискомфорта и стыда.

Вмазур (Пьеро в деревне)

Вмазура привезли обратно в реабилитационный центр «Северное сияние» со срыва через месяц после прибытия Доктора. Док за этот месяц слышал много положительных слов о Вмазуре как об отзывчивом, добром и справедливом волонтёре Первого дома, который «отсёкся»[202 - «Отсечься» – (жарг.) здесь: покинуть команду, прервать деловые отношения с РЦ.] от Центра буквально накануне его приезда и которого все резиденты постоянно сравнивали с нынешними Верными Адептами Высшей силы, и сравнение это было явно не в пользу последних. Злая ирония судьбы заключалась в том, что они уже пересекались в райцентре, где главного героя пересаживали из «Четырки» Большого в «ушатанную»[203 - «Ушатанный» – (жарг.) старый, разбитый, еле живой, видавший виды и т.п. «Ушатать» – сломать, вывести из строя.] Центровскую «Ниву», чтобы на ней довести до места. А Масяня, как впоследствии назовёт его Доктор, как раз поехал в свой последний выезд и пересаживался из «Нивы» в «Четырку». Но в силу своего абсолютно невменяемого состояния на тот момент Док, конечно же, ничего не помнил об этой мимолётной встрече.

Вмазур по возвращению в деревню представлял собой весьма печальное зрелище. Дело в том, что по прибытию в город он, очень быстро оборвав все связи с деятелями АN, затосковал и пустился во все тяжкие как в последний раз. А поскольку в его кайфожорском меню преобладали в основном сильнодействующие препараты преимущественно синтетического происхождения, которые он поглощал внутривенно, то подорванный ВИЧугой и гепатитом молодой ещё по меркам Доктора Вмазуровский организм капитулировал очень быстро. Полная деградация как физического так психического здоровья наступила в считанные дни. Пожилые родители, не на шутку испугавшись за жизнь своего безбашенного ребёнка, пригласили за ним группу захвата из уже хорошо знакомого им «Северного сияния». За почти четыре года скитаний их сына по реабилитационным центрам у них не оставалось никаких иллюзий относительно духовности персонала и применяемых методов терапии, но это было единственное доступное им место на Земле, где их любимое чадо осталось бы в живых.

Смуглый, большеглазый, болезненно худой, с еврейскими чертами лица Вмазур в первые дни своей новой вынужденной трезвости очень много спал, очень мало кушал и очень много плакал. Причём для роли сказочного гумозника Пьеро его даже не нужно было гримировать! Эта ассоциация плотно засела в голове у Доктора. По всем внешним признакам было понятно, что выдернули его из жесточайшего наркомарафона. Колбасило его как от электричества, движения конечностей были суетливыми и не до конца осмысленными, а в эмоциональных реакциях наблюдалась нестабильность с амплитудой колебаний от подавленного самогнобления до истеричного отчаянья.