Панкейковый город, вокруг которого сплошной песок

Посередь дня, ограбили женщину. Воришка выхватил из её рук сумку и побежал, спотыкаясь и врезаясь во все внешние ограждения, в том числе и людей. Женщина, увидевшая мимо проходящего LED`а, вцепилась в его руку, моля помочь ей, но он, в своём великолепном, армейском наряде, который мало близок к своему названию, являясь просто показушной, прорезиненной мишурой, надменно осмотрел её и выдал:

– Хэх! Будь я на его месте, то не стал бы грабить бомжиху вроде вас! Ясно же, что в вашей сумочке кроме бесполезных отчетов, за которые вас максимум уволят! Ничего стоящего нет! Будь я вором – то обокрал бы мороженщика, его мешочек с кредитами лежит слишком недалеко – идите грабаните!

Разве это называется героизмом? Я хотел бы не говорить об этом, но вынужден говорить. Он без стеснения и глажения совести рассказывает о своих действиях, в мельчайших подробностях. Мне, человеку высоких моральных принципов, слышать нечто подобное… Я даже не могу описать. Просто… Как… Такое… Может… Называться «Героем!».

С пришествием LED`а увеличилось число изнасилований, продажи незаконных веществ, а главное убийств! Разве это нормально для города, которому ещё нет и полугода?

Моя жена считает вас самым компетентным человеком, имеющим власть! Надеюсь, что так оно и есть, и что вы по прибытию сделаете с этим что-нибудь!

КОНЕЦ ОБРАЩЕНИЯ.

Для Норрингтона, письмо Аммовского писаря стало откровеньем. Он знал, что Дегтярёв далеко не ангел, но чтобы настолько…

– Мы можем выходить учитель! – сказал Винце, выводя его из транса.

– Да, да. – Норрингтон оторопело убрал письмо в карман туники.

– Что-то важное учитель?

– Это не стоит твоего внимания. Алан! – он переключился на мальчика.

– Что, Ричард? – откликнулся он.

– Ты закончил картину?

– Да в самом начале полёта, а сенатор Немеш помог упаковать. – отчитался мальчик.

– Благодарю, сенатор. – Норрингтон пожал руку седого сенатора и дал добро на выход из летательного аппарата.

Их встречали братья Хиггинсы, семья Мадейры и Аммовская стража в песочно-голубых анораках, вооружённая навороченными арбалетами с прицелами. Делегация, в которую входили шесть членов совета, два защитника в лице фельдмаршала Норрингтона и его ученика – короткостриженого с растущей бородой Винце Мадьяра, ну и конечно же главное лицо – в виде принца Юдоли, наследника Альянсовского престола – Алана Де Фаре. Семь тёмно-лазуритовых туник и две чёрных, принадлежавших Мадьяре и Де Фаре, плавно, постукивая каблуками своих башмаков спустились по трапу, пожимая руки встречавшим их братьям, семейство Мадейры кланялось перед гостями.

– Почему он не поклонился мне? – спросил Де Фаре, непонимающе уставившись на Федерико Мадейру.

– Он слишком горд, мой принц. – объяснил Ник.

– Что значит горд?! Он не уважает принца!? – выкрикнул По, более не скрывавшего своего недовольства.

– Я уважаю принца и искренне надеюсь, что он в будущем изменит то, из-за чего я не могу быть равным вам! – заявил Федерико, склонив перед Де Фаре голову, в знак верности сказанному.

По громко задышал, таким способом демонстрируя своё недовольство. Федерико, до этого не взявший его за руку, как это было принято делать, перед тем, как жать руки священной делегацией, но теперь, он так сжал его руку, что хрящи заскрипели. Это сжатие говорило По о многом.

– Мы ещё до прилёта узнали, что в день города у вас открывается музей Велеса. – Норрингтон быстро перевёл тему.

– Да! – подтвердил Ник, посмотрев на Норрингтона с благодарностью, но удивился тому, что сам Ричард смотрел не на него, а на его жену и она тоже смотрела не на своего мужа, а на фельдмаршала.

– Мы привезли вам дары! – ответил пошарпанный временем, сенатор Гика. – Я и члены совета, носящие фамилии: Браш, Де Граф, Немеш, Мота и Маевская преподносят вам коллекцию часов. Гика передал в руки По коробку обитую волчьей шкурой.

– Позволите? – спросил сенатор Де Граф, занеся свою руку над коробкой.

– Конечно. – одобрил По, вытянув коробку к его рукам.

– До того, как прибыть на остров Катхарси, я был часовщиком, и у меня сохранилось несколько моделей, которые были сделаны естественно в прошлом веку. – ответил сенатор, лица которого не было видно из-за длинных, чёрных волос, в форме шалаша. – Первая золотая модель – не часы вовсе, они только в форме часов. Их я делал для владельца посудной лавки, который как в известной поговорке, был широк как слон. Он не любил тех, кто носит часы и так, чтобы посмеяться заказал у меня форму часов из чистого золота двадцать первой пробы. У них есть кнопки, если вы думаете, что если понажимать на них – то время появится, золотой дисплей отодвинется или что-то ещё, то напрасно – продемонстрируйте Пиранья!

Пиранья улыбнувшись взял часы и демонстративно подняв их, понажимал по кнопкам и Де Граф был прав – время не появилось.

– Как я и говорил! – из-за волос показались желтоватого оттенка зубы. – Вторые часы, как и первые не имеют циферблата и вообще никаких цифр, но в отличие от первого экземпляра, они всё же показывают время, только при помощи букв. – Пиранья во второй раз показал их брату. – Чтобы узнать время нужно смотреть на освещённые белым светом буквы. Буквы выстраиваются в нужном порядке, вот как сейчас. Девять тридцать шесть!

– Чёрт! И вправду! – поразился Пиранья, сравнив время со своими часами.

– И последние часы – магнитные! Да, на них тоже нет цифр! Они сделаны из чёрного пластика, под которым есть магниты. В качестве показателя времени выступают два маленьких шарика, ходящих по кругу, как часовая и минутные стрелки. Они были сделаны для слепого, который так и не дождался их, но это не повод грустить!

– Да, вы правы! Огромное спасибо, сенатор Де Граф! – поблагодарил По.

Де Граф отошёл в сторону, уступив место посидевшему, но не утратившему чувство стиля Норрингтону.

– Мы с моим учеником преподносим вам оружия. Первое – вилку стреляющую лезвиями. Надобность этого приспособления не так велика, но для вашего музея – то, что нужно!

– Я бы не сказал, про ненужность. – вставил Пиранья.

– Возможно. – неохотно согласился Норрингтон. – И складной нож, времён второй мировой войны – это, надо полагать середина двадцатого века. Кинжальное лезвие, односторонняя заточка. Одной – есть, другой – пырять. Нож принадлежал немецкому офицеру, если смотреть на затемнённые нанесения на лезвии, знак свастики за хватом, пружинный замок создан для того, чтобы нож не открылся случайно в кармане, ну и пожалуй последнее его достоинство – он быстро открывается, при надобности. – тщательно рассказал Норрингтон, вращая нож в руках.

– Благодарю, Фельдмаршал!

– Это подарок, канцлер! В знак нашей будущей дружбы!

– Непременно.

– Ну и рисунок сына творца Гектора, младшего из Де Фаре. Сегодня будет его первое выступление. – Ричард держал стеснявшегося Алана при себе, сложив свои руки на его плечи.

– Спасибо, малёк божий! – ответил, Пиранья и подсунул ему свой протез.

– Пиранья! – осуждающе прикрикнул По.

– Да шучу, я и сам рисовать люблю, только иначе – пойдем, покажу! – он потянулся, чтобы взять ребёнка за руку, но Мадьяр встал поперёк.

– Ребёнок будет со мной. – ответил он и Алан, высунув язык, взял того за руку.

– Я бы на твоём месте был аккуратнее в выражениях с замом канцлера! – прошипел Пиранья, стукнув зубами.

– Оставь свои пустые угрозы, Пиранья! Не успеешь и глазом моргнуть, а он тебя лишит последних живых конечностей! – подшутил Федерико.

– Ещё посмотрим. – обидевшись, Пиранья удалился, а остальные отправились на званый ужин.

НАТАЛИЯ БЬОНДИ

– И что вы решили? – спросила Наталия у пришедшего к месту встречи Пираньи Хиггинса.

– Я согласен. – недовольно буркнул он, смотря на посевы виноградовых деревьев.