Панкейковый город, вокруг которого сплошной песок

– Я не смог, учитель.

– То, что произошло с тобой, могло случиться с каждым.

– Потеряться в пустыне. С каждым, а как же. – он помотал головой, отвернувшись от учителя.

– Не отворачивайся. – попросил Норрингтон.

– Я знаю наперёд, что вы скажете мне. – Мадьяр развернул к нему свою голову, с которой текли слёзы. – Скажите, ничего страшного, нужно пересобрать себя заново и с новыми силами встать и выйти из этих стен, но взамен, да учитель, я скажу – я устал, я не могу и я сломлен. Вам не понять, через что мне пришлось пройти.

Норрингтон молча покивал.

– Ты прав, мне не понять того, что ты испытал в пустыне, но я знаю, что такое, когда про тебя забывают, когда ты бежишь от своих страхов по бескрайней территории, округа которой не отличается ничем! Я знаю, что сделал Пиранья Хиггинс и догадываюсь, что, а точнее кого ты видел. Я бы хотел сказать, что врачи помогут тебе излечиться, но это не так. Вещество далеко засело и его не вывести, даже переливание не поможет. Если тебе кто и поможет – то только ты сам. – Ричард поднялся со стула и отодвинул его в предназначенный для него край, обклеенный красным скотчем. – Было приятно тебя увидеть, фельдмаршал Аммоса.

– Как Алан? – спросил Мадьяр.

– Всё также, он наша мессия и подаёт надежды, но у него кажется, возникают проблемы в общении со сверстниками. Он робок, злится, когда его дразнят по этому поводу и часто дерётся. Ему тяжело. Ему тяжело освоиться в новой для себя среде. Юный Алан привык, что круг его общения минимален, и говорит больше 1—2 слов, только: мне, сестре, мачехе и до недавних пор – тебе.

– Прям как я.

– Да, но надеюсь, что он лучше справится с этим, и таки сможет перебороть себя. – Ричард закрыл за собой дверь.

Он ещё долго простоял спиной к двери, иногда дотрагиваясь до своего старевшего лица.

– Сыворотка выходит. – сказал он себе. – Время сочтено, Ричард. Скоро и тебе нужна будет замена, старик.

ТУМАС ЛИНГРЕН

Пропажа Наталии спутала Тумасу все карты, и его побег был перенесён на неопределённый срок, ещё к тому же какие-то парни с запонками койотов стали наседать, потихоньку убирая всех сподручных, которых он обрёл сидя в тюрьме. Но эта ситуация помогла Тумасу обрести ещё одного друга – Льюиса Гастмана. Выглядел он как истинный вояка, покорёженный временем. Его оценку подтвердил кто-то из охраны, вычитав из его досье, что во время третьей мировой, он был морпехом береговых служб соединённых штатов. Гастман знал Тумаса и его репутацию и потому не хотел иметь с ним ничего общего, но койоты сблизили их. Эти ребята угрожали лишить жизни и Гастмана. Тумас узнал, что бывший морпех прирезал кого-то из важных шишек по ту сторону, которую почитали койоты.

– Садовника, он украл у меня пятьсот кредитов. – позже рассказал Гастман, когда его поселили по левую сторону от Лингрена, в камеру, где раньше сидел глухонемой еврей, которого Тумас нарочно отравил, подкупив повара.

– Серьёзно? Я думал, что на садовников всем срать, особенно если они ещё и чёрные. – высказался Тумас, лёжа на каменном полу, но подложив себе матрас с кровати.

– Так оно и есть, но садовник прислуживал не какому-то богатею, а сопляку второй руки из зелёных драконов, систему которых, так сильно почитают койоты. Даже обидно как-то.

– Чё за драконы? – спросил у него Тумас.

– Образовались недавно, преимущественно состоят из ускоглазых и желтолицых, крышуют небольшие заведения, мелкая шушера. Не понимаю, что они в них нашли. – сказал Гастман.

– А ты сам за кого?

– Я сам по себе. Когда мир покатился по пизде, пошёл работать детективом, потом был офисным клерком, пока один негр не решил пролезть в мой дом… Чтоб его…

– Льюис, слушай, мои информаторы нашептали, что ты когда-то активно стрелял из автомата.

– И что с того?

– Я по выходу отсюда, планирую разворошить весь город. Слышал, за стенами всё не так радужно. Хочу так сказать, наладить там всё, чтоб всё как надо работало, ну ты понимаешь…

– Нет, не понимаю, Лингрен. Ты простой бандит, вылезший из своего палаточного посёлка, что ты можешь мне предложить, кроме запятнанной чести?

– Кредиты. Море кредитов. Столько, что ты сможешь купаться в них, и они будут тебя приятно покалывать, а твой живот будет тяжёл от шампанского и устриц.

– Здесь не водятся устрицы.

– Ну, хорошо, заменишь устриц, на что твоей душе угодно! – протараторил Тумас. – Слушай, Льюис, я заправлял бандой, да даже не бандой, а простой шайкой угонщиков и воров, для моих целей – мне нужны рукастые ребята вроде тебя, которые способны думать и делать, без вопросов и которых не будет мучить чувство совести. Ты мочил русских, англичан, франциков и косовцев.

– Скандинавы и макаронники тоже были. – добавил он.

– Ну вот! А я о чём тебе талдычу! О том же! – поддержал Тумас. – Мы с тобой можем много дел наворотить! Что ты будешь делать с судимостью как выйдешь? Тебя даже клерком или механиком не возьмут! Мне кажется, оформят тебя как раба или уборщика! В пансионат! Для дряхлых умирающих поколений бабуличек и дедуличек! А если думать дальше, то глядишь и того хуже, попадёшь в руки червей и станешь подопытным для их примочек, ну или в Русь – сразу на расстрел. – запугивал его Тумас.

Гастмана стал жертвой будущего, о котором он принуждал себя не думать, разбираясь с тем, что ждёт его здесь и сейчас, за решёткой среди отбросов.

– Ты подумай, времени у тебя много. Сколько дали?

– Пятёрку. Если буду паинькой, то годик убавят, но койоты не дадут мне дышать.

– Тут ты прав, они и мне перекрывают кислород. Я тут одной заразой заразился. Ты не подумай, я не заразен, и это ерунда! Если лечиться, конечно – последнюю мысль, он решил не озвучивать. – Но эти твари, койоты похитили одну девку, через которую я получал лекарства. Если не сбегу на этой неделе – то быть мне удобрением.

– И как ты хочешь сбежать?

– Расскажу, если согласишься бежать со мной. План сильно зависит от твоего решения, Льюис. На твоём месте – я бы согласился.

– Каковы шансы? – поддался Гастман, чувствуя поступающий к горлу ком и запотевание ладоней.

– Лучше сдохнуть при побеге, чем мотать пятилетку под гнётом острозубых. – невнятно ответил Тумас. – У тебя ровно день, Льюис. Слышишь? Ровно день – не более!

Тумас заткнул дырку в стене и, вернувшись на кровать, с улыбкой, под действием последней ампулы морфия, быстро заснул, размышляя о том, как будет мучать Мадьяра и как город переменится при нём. Публичные дома на каждом углу. Патроны как главная валюта, которую он как-нибудь достанет. Поменяет машины на нормальные, которые будут работать на бензине и на которых будет не стыдно возить и трахать девчонок. Алкоголь станет главным продуктом. Люди будут носить нормальную, яркую одежду, а не серые, половые тряпки. Нормальные пушки, а не эти арбалеты и луки. Ну и название самого города нужно будет поменять, например, на «Бурбон-Сити» или «Бухло-Таун»…

– Блять! Как же хочется примерить нормальную одежду, которая не будет натирать соски и член! Выпить чего-нибудь крепкого, да присунуть в узкую дырёху. – это то, чего желал Тумас на первых парах после освобождения.

ЯН ЛАГЕ

Ян спокойно завтракал в лисьей норе, поедая омлет с курицей и сыром, когда к нему пришли Артуро и Кики.

– Как Тумас? – спросил он, оторвавшись от еды.

– Скверно, брат. – промолвил Артуро. – Кальб сказал, что если мы не вытащим его на этой неделе, то ты станешь главным скверным парнем.

– А что этот, Гастман? Он с нами?

– Думает. – ответил Артуро, сев напротив.

Кики тоже хотел присесть, но Ян поднёс нож к его паху и Кики отошёл на два шага.

– Чё ты кидаешься то сразу? Сказал бы, что не хочешь. Я как будто домогаюсь до тебя. – произнёс Кики, закатывая глаза.

– Для простого водилы, ты слишком много на себя берёшь. – ответил ему Ян, запихнув в рот новый кусок и тщательно прожевав, вновь вернулся к Артуро. – Артуро, отправь Ороша и Кирая забрать канат, о котором я тебе рассказывал и пусть к кондитеру заглянут – он наверняка уже выполнил заказ.