Кенгуру, или Я тебя не понимаю

Чувство гордости за моего друга переполняло меня и постепенно перерастало в чувство влюблённости. Мы были слишком молоды, слишком далеки от дома и слишком нуждались в поддержке, чтобы выжить поодиночке. Конечно, всё закончилось любовью.

Мой золотой мальчик ухаживал за мной трепетно, но очень настойчиво. Скрыться от него было невозможно: такое впечатление, что он заранее знал, что случится в следующий момент. Однажды он пригласил меня к себе в гости, и я согласилась. Утром мы пришли на занятия вместе.

Партнер Хо был великолепный, как-то странно, но с ним мне даже не понадобился мой сексуальный опыт, настолько искусным любовником он был. В его отношении ко мне было много нежности и трепетности, при этом чувство меры никогда ему не изменяло. Он всегда угадывал моё настроение и был предельно внимателен, даже осторожен, хотя иногда я бывала резкой – сказывалась усталость. Но, как бы то ни было, это была любовь, достаточно глубокая, взрослая.

С девчонками мы поддерживали очень тесную связь, они даже несколько раз приезжали. Мы гуляли по Лондону и были в курсе дел друг друга.

Я осознавала, что Хо – необычайно одарённый человек, его способности к математике проявились ещё в детстве, и молодцы родители, которые заметили их и дали ему обучение не в простой школе. Он действительно был на голову выше многих, и я даже не понимала, зачем ему МБА?

Однажды мы сидели вечером дома и обсуждали перспективы нашего будущего. Учёба уже подходила к концу.

– Понимаешь, я хочу сделать карьеру, а для этого мне нужна следующая ступень и работа в престижном учреждении, – Хо назвал очень могущественную корпорацию, известную во всем мире, куда его пригласили работать, и сказал, что он уже дал согласие.

Я хотела спросить: «А как же я?». Вернее: «А как же мы, что нас ждёт?» Но не смогла, я не могу никому навязывать себя. Так уж сложилось, слишком до неприличия прилично меня воспитали.

Он, конечно, прочитал мои мысли и произнёс:

– Видишь ли, Ю, – он так всегда звал меня, – я не могу пока ничего тебе дать. У меня ничего нет, а ты очень дорогая женщина! И потом боюсь, когда ты узнаешь мою цель, ты не захочешь быть со мной, потому что это может сломать тебе жизнь.

– Я была ошеломлена, ничего более странного в своей жизни не слышала, так мне в любви ещё не признавались. Честно сказать, у меня были подозрения, что Джин-Хо что-то скрывает, уж слишком он был умён для простого клерка и даже для начальника отдела крупнейшей корпорации. А вот в Совет Директоров ему никогда было не попасть, для этого нужны огромные капиталы, а их не было.

– Твои планы настолько серьёзны, что ты не можешь сказать даже мне? – удивилась я.

– Да, это очень опасно, лучше тебе не знать.

Наверное, я перестала владеть собой. Стало очень больно, и я заплакала. Я не ожидала такого финала, почему-то мне казалось, что Хо не отпустит меня так просто. Увидев слёзы, он очень испугался потерять меня, стал обнимать, целовать мои ноги и руки и наконец сдался!

– Я сейчас сделаю величайшую глупость в своей жизни – всё тебе расскажу, а выбор сделаешь ты сама, – всё-таки решился он. – Видишь ли, я не хочу всю жизнь заниматься рутинной работой и тратить свои мозги на увеличение капитала какого-то толстосума. Я хочу забрать из банка много денег, очень много, а потом исчезнуть и безбедно жить в какой-нибудь прекрасной стране.

– Подожди, но как ты себе это представляешь? Тебя же будут искать и всё равно найдут! – возразила я.

– Да, это очень опасно и займёт, наверное, лет десять, но многое я уже придумал. И это основная причина, по которой не могу прямо сейчас сделать тебе предложение, – Хо виновато посмотрел на меня.

– Не переживай, я все понимаю: деньги ты любишь гораздо сильнее меня, – горько усмехнулась я. – Что ж, спасибо за правду, это успокаивает.

Здесь я вспомнила про Милу и про то, как некрасиво используют её мужчины. Хорошо хотя бы то, что Хо жил со мной не из корыстных побуждений, убеждала я себя, что чувства всё же были.

– Не бойся, буду молчать как рыба, – успокоила я Хо.

Он странно посмотрел на меня и возразил:

– Но рыбы разговаривают, они издают звуки в диапазонах, которые недоступны людям!

– Не бери в голову, это просто в России так говорят.

Через неделю мы получили заветные дипломы, отметили это событие, обменялись адресами и паролями и разъехались. В день прощания мой, нет, уже не мой Ли Джин-Хо выглядел сумрачным и подавленным. Он поехал провожать меня в аэропорт и в последнюю минуту сказал, что я лучшее, что было в его жизни, и что он только сейчас понял, как любит меня. Мне было смешно и грустно! Но хорошего было больше, поэтому я ответила, что насчёт лучшего возможно, а вот насчет любви сильно сомневаюсь. Потом он сказал, что должен был лететь в Гонконг, город-мечту всех финансистов, и сразу возглавить там крупнейшее отделение, но отказался и останется в Париже, чтобы быть поближе ко мне и летать на выходных в Москву. Вот это уже похоже на жертву, но как-то не впечатляет.

Мы простились. Я обернулась: он смотрел мне вслед и был каким-то сникшим. «Неужели уже жалеет о Гонконге?» – язвительно подумала я.

В Москве меня ждали девчонки, родные столичные пробки, холод, грязь и слякоть. Ну вот и хорошо, наконец-то я дома.

* * *

Мой резвый «мерс» весело мчался по загородному шоссе, а я, дав мозгам передышку, старался ни о чём серьёзном не думать и лениво смотрел в окно, на летящие навстречу подмосковные рощи. В детстве я очень любил смотреть из окна автобуса или трамвая и всегда старался сесть возле окна, не знаю почему, но мне это доставляло удовольствие. Сколько лет прошло, а привычка осталась. «Даже удивительно», – усмехнулся я. В то время не то что мерседеса, вообще никаких машин у нас не было, уже потом, когда я окончил школу, у отца появилась «девятка» модного по тем временам красного цвета. А вот сейчас мне пришлось купить машину с бронированным корпусом, который выдерживает взрыв мины и автоматную очередь, а под капотом которого спрятана система пожаротушения. Дверцы мгновенно блокируются в случае нападения, и открыть их с внешней стороны нельзя, очень мощный мотор позволяет развивать огромную скорость, а покрышки сконструированы так, что даже при попадании по колёсам машина продолжает движение со скоростью не менее ста пятидесяти километров в час. И это не «понты», это необходимая и вынужденная мера защиты. Человек, управляющий финансами, всегда приманка для мошенников всех мастей. Хотя кожаный салон, пуленепробиваемые стёкла, спутниковое телевидение, бар и офис – вот это уже «понты», но всё включено, не откажешься. Я мысленно ещё раз похвалил себя за то, что выбрал именно эту машину. Всё-таки комфорт и надёжность становятся главными в нашей жизни.

Мы уже подъезжали. Мой хорошо обученный водитель снизил скорость на повороте, затем промелькнул пункт пропуска в наш дачный посёлок, и потянулись дома соседей и друзей. По сердцу разлились спокойствие и тепло. Так всегда бывает, когда узнаёшь знакомые места. И я снова порадовался, что мне удалось выбраться в свой загородный дом. В последнее время это случалось нечасто, а жаль.

Здесь было очень красиво, зелено, а главное, тихо. Просто какое-то завораживающее спокойствие. Мы не жили на даче постоянно, в основном приезжали летом, когда тепло, всё расцветает и с улицы вообще не хочется уходить, но я любил бывать тут и осенью, и зимой.

За порядком на участке и в строениях следила помощница, которая жила здесь круглый год со своим мужем, поэтому чистота и вкусный обед мне всегда были обеспечены.

Я поднялся в дом, где меня уже ждали. Татьяна Сергеевна хлопотала с ужином. Я попросил её сварить борщ, надоела ресторанная еда, захотелось чего-то домашнего, настоящего, острого и горячего, чтобы сразу согревало. Зная мои пристрастия, домработница старалась мне угодить, и это ей удалось.

Отужинав, я прошёл в свой кабинет и, водрузившись в любимое кресло, укутавшись в плед и прихлебывая чай, приступил к увлекательному занятию – изучению своей биографии в Википедии. Я и не подозревал, что это так интересно. Мы как-то собрались с друзьями, разговорились, и выяснилось, что несколько моих коллег были недовольны тем, как их там пропечатали, если можно так выразиться.

Итак, Герман Алексеевич Громов, в настоящее время занимает пост президента финансовой корпорации Интерфинанс, одноименный банк которой входит в двадцатку крупнейших банков страны. Пока всё правильно. Родился… Год, число и месяц совпадают… Понятно, в Москве, отец – полковник ФСБ в отставке, мать – преподаватель английского. Тоже верно, повезло с родителями, благодаря маме с детства владею языком, что очень важно в моей профессии, а папа научил выдержке, аккуратности, умению добиваться цели и познакомил с нужными людьми. Я немного погрузился в детство и вспомнил его сладкий вкус.

Так, что ещё нового узнаю о себе? С детства был примерным учеником, побеждал на олимпиадах и очень рано выбрал профессию. Я скривился, как будто лимон проглотил. Полная лажа! Никаким примерным я не был, такой же, как все дети, вон с Ленькой Зайченко дрался во дворе как ненормальный – за лидерство и за девчонок. Ему почему-то всегда нравились те, которых выбирал я. Но выбирал-то я их для себя, а он вечно «влазил»…

И учился хорошо потому, что мама в этой же школе работала, и в олимпиадах побеждал по той же причине. Мама даже хотела за меня переписать сочинение на выпускном экзамене, чтоб точно на медаль. Но я воспротивился, был скандал, медаль не получил, о чём нисколько не жалею!

А профессию выбрал случайно, в тринадцать лет прочитал книгу про финансы и ставки, сразу захотел поиграть на бирже, только в то время их у нас не было. Зато теперь есть, а вот играть что-то расхотелось.

Так, что же дальше? После школы поступил в МГУ, защитил диплом. Было дело, и даже год правильный. Хотя папа был против универа, хотел, чтобы по его линии пошёл, но я не смог, не моё. А батя сильно на меня наезжал, я, по его понятиям, предал семейные идеалы…

Защитил диссертацию в Беркли, США, Калифорния. Ты смотри, и это знают! Год напутали, а тема правильная, старался. Повезло мне с Беркли! Это было странное время – ожидание каких-то нереальных событий. В то время попасть в Беркли – всё равно что попасть на крейсер Аврора в ночь перед штурмом Зимнего в семнадцатом году! Самый либеральный город Америки, наполнен студентами, авантюристами и представителями однополых меньшинств. Такой разнокалиберный калейдоскоп, и всё это имеет право на жизнь и право на выражение своих принципов, а тем более на их защиту! Демократия, больше похожая на анархию, этакая плохо поддающаяся анализу волна вольности.

Вначале меня закружило, опьянило и понесло, но потом, когда сторонники разных воззрений после долгих дебатов на моих глазах набили друг другу морды и всё остальное, я, конечно, поостыл. Спасибо, гражданская война у нас уже была, ничем хорошим не закончилась. К либералам всех мастей я с тех пор стал относиться с большой осторожностью, да и опыт приобрел серьёзный, потому и в политику не полез, хотя сватали, и очень настойчиво.

И с Яблонским знакомили, и программу партии помогал ему готовить, и даже самому во власть тогда захотелось. Но не зря же стажировался в Беркли. Американцы говорят: надо заниматься тем, что у тебя лучше всего получается.

Стоп! А ну-ка минуточку, и тут про «Апельсин»! И мои политические метания прописали, ничего не скроешь. А с другой стороны, ну было же? Пусть пишут, хотя опять всё наврали. Образование у меня экономическое, финансист по специальности, вот финансами и занялся. Всё-таки этот либерально-студенческий городок подпитал меня демократическими ценностями, и под их влиянием диссертацию написал о необходимости для нашей финансовой системы интегрироваться в мировую. Сейчас это неактуально, мы уже переинтегрировались, а вот в годы застоя это были революционные идеи.

О! Тут и пишут, что мои работы вошли в учебники студентов экономических вузов! Надо же, сколько нового про себя узнаёшь!

Так, вроде больше ничего интересного. Женат, жена – дочь известного в СССР политического деятеля. Двое детей. Хоть это правда. Хорошо, что не десять, да ещё от неведомых особ, как приписывают одному известному демократу.

Ощущение от прочитанного осталось неоднозначное. Вроде и не правда, и не ложь, вот всегда у нас так. Я задумался.

Судя по Википедии, получалось, что и жену я выбрал из меркантильных соображений, из-за величия её отца. Но это не так. Я любил Алину и долго её добивался. Кроме меня, за ней ухаживал Лёнька Зайченко, или Заяц, как его звали в школе. Потом были бурные годы молодости, со всплесками эмоций, любовью, страстью, ревностью, ссорами и примирениями. Всё было, а расчёта не было.

А вот сейчас никак – ни мира, ни войны. Остыли мы как-то, перегорели. Алинка не может мне простить того, что ушёл из политики. Денег ей хватает, а вот тщеславие осталось неудовлетворённым: ей бы очень хотелось видеть меня в правительстве или Государственной думе. Но тут я повёл себя очень жёстко и закрыл этот вопрос навсегда. Алина обиделась и замкнулась.

Я раздумывал, что мне теперь с этим делать. Полного развала отношений не хотелось… Но что-то новое придумать мне не дали, размышления прервал сотовый. Не очень хотелось отвечать, но звонил тот самый Зайченко, лёгок на помине, сто лет жить будет.

– Привет, – отозвался я, – говори, что стряслось.

– Да вот мимо проезжал, хочу заехать повидаться. Ты дома?