Благодать

Клэктон говорит, дело это вы же и проворачиваете.

Саундпост говорит, не кажется мне, что сами вы не при деньгах.

Берет почернелый котелок с водой, роняет на огонь, усаживается на валуне и отвертывается от них. Клэктон продолжает чесаться. Пытается дотянуться до удаленных мест у себя на спине. Задирает рубаху, а там сыпь красноты, будто во сне его заборол и подрал какой-нибудь бес. Христе в хлеве, говорит он. Вы, люди, с прошлой ночи не чешетесь?

Уилсон похохатывает и показывает большой палец. Говорит, похоже, кто-то зверков подцепил в соломе.

Саундпост таращится на Клэктона и говорит, у меня есть притирание в сумке. Мать готовила.

Клэктон кивает на костер. Говорит, скажите мамаше, чтоб и чай заварила.

Едят свои припасы, курят, пьют чай. После она лежит с теплом в животе, глаза закрыты, слушает всех. Клэктон тихонько храпит. Саундпост бормочет в тетрадку. Уилсон вытянулся на болотной траве со своими колли, что разлапились рядом. Шарканье и мычанье стада. Ветер трется о долгие шеи травы несметностью голосов, шепотом каждого человека на земле.

Колли говорит, скажи-ка, откуда берутся всевозможные ветра, – я думал, они все прилетают с залива, где б он ни был, залив четырех ветров, здоровенная дыра, должно быть, наверное…

Шаги, а затем она смаргивает, глядя на перевернутого Уилсона.

Он склоняется к ней и шепчет. Ты с кем это болтаешь? Затем зовет ее, чтобы шла за ним, и забираются они за горку, находят, где сесть на пружинистом вереске. Он смотрит через плечо и шепчет. Бают, братец твой попался.

Колли? думает она. И быстро ловит себя за язык.

Говорит, горазд он был трепаться, это уж точно.

Глянь-ка.

Вытаскивает из сумки тяжелый на вид пистоль.

Хе! вскрикивает Колли.

Уилсон пытается ей всучить его, но она отшатывается даже от прикосновения.

Говорит, тебе на что эта штука?

Уилсон говорит, это кремневый кавалерийский пистолет, идиёт. Настоящий убой.

Колли говорит, дай попробовать.

Уилсон говорит, он не заряжен, по крайней мере сейчас нет. У него есть пара. Кабы у меня был второй, я б тебе дал.

Вновь глядит через плечо, в глазах у него насмешка, затем опускает оружие к себе в сумку.

Она говорит, что ты собираешься с ним делать?

Он говорит, у остальных есть оружие, верно? Точно как у «Белых ребят».

Клэктон опорожняет оловянную кружку и убирает ее во вьюк на муле. Прищуривается вдаль и сплевывает. Похоже на крепкий дождь, ребятки, говорит он.

Саундпост оглядывает Клэктона одним глазом. Интересный у вас кисет на шее, мистер Клэктон. У вас табак разве не сохнет в нем? Такая материя, видите ли, не очень желательна.

Она замечает, как торс у Клэктона вроде бы напрягается. Стоит, поджав губы. Затем роняет руки и говорит. Этот кисет сделала моя мать, очень давно. Уилсон, передай-ка ту кружку.

Вам, мистер Клэктон, нужно что-нибудь вот такое…

Она не знает почему, но выплескивает опивки из своей кружки близко от головы Саундпоста. Он тотчас умолкает, таращится на нее, она таращится в ответ, видит островок синевы, затерянный в буро-морском глазу.

Говорит, вы сказали, похоже, дождь на весь день, мистер Клэктон?

Клэктон повертывается и вперяется в нее. На весь день? говорит. Трудно понять. Может, просто ливень.

Саундпост обращается к благосклонному вниманию Уилсона, извлекающего колючку из коровьей бабки. Помахивает своим кисетом, кожа красная, как сушеная оленина. Взгляни, как обит он промасленным шелком, говорит Саундпост. Я читал о такой выделке в какой-то газете. Это венгерский манер, называется «капошвар». В Лондоне такое у всех. Промасленный шелк позволяет сохранять должную влажность. Взгляните, Клэктон. Видите…

Она наблюдает, как Клэктон чешется, как будто Саундпост докука, слепень, кусающий за шею. Едва не кричит. Уилсон, кружку.

И опять у Уилсона эта хитрая улыбка на лице. Тянет рыжую руку к кисету Саундпоста. Дайте пощупать, дайте пощупать.

Свят милуй, ты со своими грязными руками. Если хочешь себе такой, дам тебе адрес, когда окажемся в Ньютаунбатлере.

О городе этом она от Саундпоста уже слышала, раза три или четыре. Ньютаунбатлер. Должно быть, туда они и направляются, думает она. Спрашивать, что это за место, она опасается. Вроде отменный город, со слов Саундпоста, хотя Колли говорит, это небось дыра какая-то. Брат Саундпоста именитый лекарь. Сам он теперь станет городским стряпчим, так он сказал. Двоюродным его принадлежит половина лавок на Главной улице. А еще упоминал он молодую женщину. Некую Мэри Блэк или, может, Уайт, он собирается на ней вскоре жениться, как только доучится, а ферма начнет себя окупать. Она воображает себе эту молодую женщину, волосы лежат ладно, темны и вьются локонами. Как по-особенному она сидит, скрестив ноги, щиколотки в модных чулках, и томно улыбается Саундпосту, подается к нему в кружевном платье – нет, в белой тафте, – рукава кружевные, улыбается мягко, мягкие перчатки добираются до запястья, и молодые люди приглашают тебя на танец, и сам танец, и как они пахнут и шепчут тебе, и запах их ты вдыхаешь, прежде чем отстраниться…

Уилсон встает и выкликает. Ну так, ребята, писькомерка на дальность. Спорим, я отсюда затушу костер.

Она смотрит, как он расстегивает портки, и не знает, куда спрятать глаза, Уилсон извлекает его рукой – хер свой, говорит Колли, и не смей глядеть. Она резко отвертывается, всматривается в камень и лишайник на нем.

Уилсон откидывается назад и выдыхает из себя дугу желтой мочи, что долетает до кромки костра.

Клэктон говорит, да ты этой штукой и маргаритку б не сбил.

Уилсон стоит, рьяно тряся своим органом. Упирается взглядом в Клэктона. Ну давай тогда ты, раз так.

Клэктон с этой своей почти улыбкой, но не говорит ничего.

Уилсон повертывается к ней. Твоя очередь, Тим. У этого мужика обвеска все равно что у младенца. Он и портки-то себе обоссать не сможет.

Саундпост сидит, бормоча что-то себе в тетрадку, и взгляд поднимать отказывается.

Колли говорит, я б мог отсюда на сапоги ему нассать.

Покряхтывая, направляет голос на Уилсона. И не надоест тебе. Я поссал пять минут назад.

Клэктон глотает из фляжки, горло у него дергается.

Сборище недохерков, говорит он.

Горб холма высится в совершенном ладу с самим собою. Ветер словно бы дует со всех сторон, однако ж мало что слышно, кроме их движения. Вьюки на муле поскрипывают ему под шаг. Шлеп по шкурам да бух-бух коровьих копыт. Взмет рогов. Она смотрит, как свешивает Уилсон трубку из уголка рта. Напевает сам себе, перебирает пальцами правой руки незримый мелодеон. За гребнем холма тропа сбегает вниз, к мелкой реке, что пересекает тропу крестом. Клэктон ведет ближе к воде, и тут вдруг она чует некую невысказанную тревогу, и язык ее устремляется крикнуть, да только стадо уже расщепилось. Внезапный порыв, и вот уж грохот копыт во все стороны, и мужчины орут и бросаются вдогонку, и она слышит, как вырывается у Саундпоста проклятье. Он мчится за остальными вниз с холма, тело его странно расхлябанно на бегу, и она следом, задыхаясь, видит: Уилсон и Клэктон не всполошились и спокойно кричат, Уилсон со своими «тпру» и охотничьими посвистами, собаки кружат вокруг стада. Пошли! Пошли! Клэктон спотыкается по болоту, чтоб перехватить двух коров. А ну! А ну! Чтоб вас, мерзавки.

Несмысленными стопами надвигается она прямиком на трех животных, руки раскинуты, слышит, как ревет на них. Глаза в глаза встречаются они, она смотрит в коровьи глаза, а там первоосновной страх, свойственный таким животным, и она чует свою над ними власть. До чего легко этим зверям было б затоптать тебя, думает она, вмять твою голову в болото. Однако ж ты побежала на них без страха. Она машет руками и успокаивает их, гонит к остальному стаду. Выискивает взглядом, что ж так напугало скотину, быть может, некий звук, какого мы, остальные, не услышали, или вид какой-нибудь птицы, бо и у скота имеются свои суеверия.

Щеки у Саундпоста ошкурены смятеньем. Выпучив глаза, таращится он на стадо и дергает себя за волосы. На то, чтобы согнать коров воедино, уходит двадцать минут, и теперь, по словам Клэктона, их надлежит оставить на добрые полчаса, чтоб успокоились. Саундпост потерял в кутерьме свою перьевую ручку и шляпу, желает, чтобы все об этом знали. Винит Клэктона и в этом, хотя он-то как может быть виноват? думает она. Клэктону хватает хлопот с перегоном, чтоб еще следить за чьими бы то ни было карманами.