– Что, оглохли?
Рабы схватили толстяка, но повалить его оказалось делом не простым.
– Эй, Писец, помоги им! – крикнул мне Кайсар.
Я вскочил, запрыгнул на спину Кретиния и схватился за его необъятную шею своими руками.
Наконец, толстяк был повержен.
– Держите его! А ты, Писец, наливай мне гарум из амфоры в кувшин.
Я вскрыл амфору и принялся выполнять приказ.
– Открой рот, скотина!
Кретиний, похоже, был сытым, и рта не открывал.
– Я прикажу выпороть тебя, долбаный воришка! А потом Фаллакус с Теребинием вскроют твоё брюхо и нашпигуют тебя фазаньими крыльями! А потом они прожарят тебя…
– Гай, не так, – сказала Помпея, подошла к толстяку и склонилась над ним. – Говори, толстомордый, куда дел мои белила!
Кретиний с ужасом смотрел то на женщину, то на Кайсара.
Рабыни-негритянки стояли в дверях и прикрывали свои белозубые рты руками.
– Говори, где белила, жирная тварь! Говори! Говори! – кричала Помпея.
– Я не брал! – вымолвил раб, наконец.
– Где белила, Кретиний? Где они? Куда ты их дел? – вопила обиженная женщина.
– Я не бра-а-ал! – закричал толстяк.
– Лей, Гай, лей! А ты – открой рот, если не брал!
Кретиний открыл рот, а Кайсар принялся вливать в глотку толстяка гарум.
Когда Кретиний начинал захлёбываться, Кайсар переставал лить соус, и в дело вступала Помпея.
– Где белила? Где они? Кретиний, говори!
Толстяк снова заявлял своим криком о невиновности, а Кайсар опять лил соус в его глотку.
Таким образом в Кретиния было влито три с половиной кувшина гарума. Перестали наполнять толстяка лишь когда соус начал выливаться из всех его щелей.
– Их взяла Ангелия, – сказал Кретиний и испустил-таки свой дух.
– Ангелия? Сучка! Где она? – крикнула Помпея и выбежала из триклиния.
Служанки-негритянки последовали за ней.
– Ну вот. Фаллакус, зови лекаря! А ты, Теребиний, сгоняй за судьёй Дредусом!
Рабы убежали выполнять приказ, а мы с Кайсаром выпили ещё вина.
– Будешь строить Помпее зенки, тоже пойдёшь в рекламацию, – сказал Кайсар Марцеллусу.
Я промолчал, а Марцеллус испугался, пожалуй.
Пришёл лекарь – пожилой уже человек, но с умными и добрыми глазами.
– Что случилось, Кайсар? Я думал, что ты при смерти, раз меня требуют посреди ночи! А ты…
– Не сердись, старина, – сказал Кайсар и дал лекарю пару-тройку звонких монет.
– Что это? – сказал старичок и кивнул на тело Кретиния.
– Этот раб подавился гарумом.
– Он мёртв?
– Конечно. Ты бы тоже отдал концы, если бы попробовал это дерьмо.
– По-моему, он не только попробовал, но и выпил не меньше половины амфоры. У него только из ушей гарум не льётся.
– Увлёкся, собака. Сейчас сюда явится судья Дредус – мне нужно заключение о том, что причиной его смерти стал этот соус.
– Зачем тебе, Кайсар? Это же раб. Спиши на внезапность и непредсказуемость, да и пёс с ним!
– Так нужно, – сказал Кайсар и дал лекарю ещё пару-тройку не менее звонких монет.
– Ну, нужно – так нужно! Давай папирус и чернила. Перо ношу своё!
Старичок нацарапал что-то на папирусе и поставил свою печать.
– Ну, если я больше не нужен, то пойду. Спать хочу, Кайсар. В моём возрасте сон – это…
– Да, да, конечно, старина. Иди. Вот тебе ещё. Добрых снов!
Лекарь ушёл, а Кайсар с заботой скрутил папирус и положил на стол.
– Ну, где этот долбаный Дредус? Всю ночь его ждать? Всего лишь судья, а важности как у претора! Писец, неси ещё вина!
Я принёс вина, и мы с Кайсаром выпили.
Судья всё не приходил, но вернулась довольная Помпея.
– Что с белилами? Нашла? – спросил Кайсар.