Старый дом под черепичной крышей

– Что за пёс!… опять чего-то подобрал, – проговорила Зина и попыталась подозвать пуделя и отобрать у него его находку, но тот не поддавался, продолжая выписывать от радости по двору круги. Наконец один из рабочих, подбрасывающий в костёр ветки и коробки, схватил пуделя за ошейник. Хозяйка тут же подошла, пристегнула поводок к ошейнику, поблагодарила рабочего за помощь, а затем вытащила из зубов своего питомца его находку. Каково же было её удивление, когда она увидела ту самую игрушку, которую выбросила вчера в окно.

– Собираешь всякую дрянь, – проговорила Барби и бросила Васька вместе с его гармошкой в костёр. Это обидело пуделя, но в костёр за находкой он лезть побоялся, хотя игрушка ему очень нравилась. Зина тут же увела пуделя в дальний конец двора и с поводка уже не спускала.

...................

Немного погодя во дворе появились два господина. Их Васёк увидел сквозь пламя костра. Один из них был Батист, а другого скуластого, с тяжёлым носом и широкого в плечах он никогда не видел. Васёк обрадовался и уже хотел крикнуть, что он здесь, в костре, но не крикнул. Во-первых, эти, двое были ещё далеко и за треском горящих веток могли его не услышать, а во-вторых, Васька что-то насторожило. Батист с товарищем осматривали двор. Вот они приблизились так, что стало слышно их разговор. Васёк прислушался.

– Вы говорите, что хозяйка выбросила их в окно? – спросил незнакомец.

– Да, Бакстер, она мне сама об этом сказала… –

– Значит, вы лично не видели, как их выбрасывали? – спросил Бакстер. – Плохо дружище… очень плохо… Нашли игрушку и не смогли её взять и передать нам, как мы о том договаривались…

– Это, по большому счёту, воровство, – проговорил Батист сквозь зубы. Он давно знал Бакстера и мог позволить себе высказать собственное суждение.

– Воруют у равных, – скривил недовольно губы Бакстер. – Не берите на себя лишнего.

– Я не считаю этот народ туземцами! – вспыхнул Батист.

Бакстер поморщился.

– Они не туземцы. Они просто стоят на нижней ступени социального развития и этого достаточно по определению.

– Чего достаточно? – запальчиво спросил Батист, – и по какому определению?

– Достаточно для того, чтобы помогать ведущей цивилизации. Иначе прогресс остановится. Не каждый сам по себе, дружище, а все для одного, только в этом случае возможен планетарный рывок.

– Все остальные народы и государства на обслуге, так что ли?! Это и есть ваше определение.

– А что в этом плохого? Если хорошему спортсмену не создать идеальные условия, то и не жди результатов. Важен результат, а он налицо. Поэтому и ты, и я работаем на этот результат, создаём условия. Мы – расчищаем дорогу лидеру, другие – посыпают её гравием и так далее. Ушла в прошлое соревновательность между странами и цивилизациями. Возможно, она была более справедлива, но не столь результативна. Налицо – не экономная растрата ресурсов и интелектуальных сил на земле. Разумеется, авангард не должен в чём-то нуждаться. Он же даёт и правила, которые никто не вправе нарушать.

– Тогда скажите – при чём здесь игрушка?

– Игрушка, как и религия – это анахронизм. Авангард не заинтересован, чтобы вспомогательный эшелон сильно отставал, это мешает общему движению вперёд. Дети должны играть в более цивилизованные игрушки. Согласитесь – в век высоких технологий ребятишки не должны играть в глиняных болванчиков, даже у обслуги. Это нонсен. Убедил? – И он дружески похлопал Батиста по плечу в знак примирения.

– Звучит, Бакстер, убедительно. Я над этим подумаю. Батист замолчал.

– Подумайте, дружище, подумайте. Так, что вы ещё можете сказать об игрушке? – спросил Бакстер.

– Они пели, танцевали, играли на гармошке… – выдавил сквозь зубы Батист.

– Вы, кажется, перепили… Кто играл?.. Кто танцевал?.. Игрушки что ли? – и Бакстер внимательно, как врач, посмотрел на Батиста.

– Да, они… пели, плясали и разговаривали…

– Ладно. Оставим эту тему. – Вздохнул Бакстер. – Если это не влияние выпитого на ваши мозги, то вам нельзя долго находиться в этой частично сумасшедшей стране с её частично невменяемым населением.

Бакстер помолчал и через минуту заговорил снова.

–– Игрушки у него ожили… Гм… Чёрт те чё напридумывает в своё оправдание. Нам, Батист, нужна игрушка, живая она или мёртвая не имеет значения… Для чего вы меня вызвал и привёли в этот двор? Сказать, что оказались ротозеем? Игрушка была в ваших руках, и вы её упустили. Или как?..

– Может быть, спросить об игрушках у Зины? Вон она в другом конце двора выгуливает пуделя.

Батист хотел что-то сказать ещё, но Бакстер недовольно поёжился, дескать «хватит об этом, это твой вопрос, ты его и решай… » и они пошли со двора.

Разговор двух иностранцев обескуражил Васька. Да, что там обескуражил, он потряс его до глубины души. И ещё неизвестно, что жгло его сильнее: пламя костра, или суждения этого квадратного Бакстера. Оказывается, он никого здесь в грош не ставит. Для него и Никита и мамушка непонятно кто – прошлый век? А он вообще – глиняный болванчик… Потом он говорил о каких-то правилах, которые они не имеют права нарушать. Что это за правила? Кто их придумал? Может быть, этот компаньон Батиста их и сочинил? Странно всё это. А Батист! Почему он так робко возражал и в конце-концов уступил? Какой я глупец… какой глупец. – И Васёк больно стукнул кулаком по колену.

....................

Пудель жил один в большой комнате и у него не было настоящего друга. В комнатах было много всяких красивых вещей, до которых ему запрещали дотрагиваться, а ему иногда так хотелось какую-нибудь из вещей лизнуть или о неё потереться. Только вещи на него не обращали никакого внимания, они были заносчивы, особенно шведские часы и венский стул. Шведские часы вообще игнорировали белого пуделя, а венский стул старался от пуделя всегда отодвинуться, непременно ворча при этом: «ходят тут всякие, только и смотри, чтоб не обшарпали».

С прогулки пудель вернулся очень грустный. Всю ночь думал пудель о глиняном человечке с гармошкой, и ждал вечера, когда его поведут снова на прогулку. Ему хотелось, чтобы его на прогулку повёл хозяин и тогда он смог бы поискать человечка в прогоревшем и остывшем, к тому времени, костре, а вот хозяйка этого не разрешит и вряд ли спустит его с поводка, чтобы побегать. Но, на то у пуделя и голова, чтобы думать. И эта голова придумала следущее – необходимо спрятать куда-нибудь подальше Зинину туфельку и тогда наверняка на прогулку его поведёт хозяин. Он так и сделал, взял хозяйкину туфельку и положил ее под отопительную батарею, да задвинул носом подальше, чтоб ее сразу было нельзя найти.

Вечером, к радости пуделя, его повёл на прогулку хозяин, потому как Зина не могла сразу найти туфельку. Разумеется, как только хозяин спустил пуделя с поводка, он сразу же побежал к тому месту, где горел вчера костёр и начал разгребать пепел и остывшие головёшки лапами. Конечно, он нашёл того самого человечка с гармошкой, но?.. Каково же было его удивление, когда он увидел не серо-белогого, а золотистого гармониста. Пудель даже не поверил своим глазам, он взял игрушку в зубы и вытащил её на лужайку, ощутив, что в зубах у него находится не податливое, как раньше глиняное тело, а очень твёрдое, которое даже не разгрызёшь зубами. Это очень удивило пуделя.

– Как ты смог перекраситься? – спросил он гармониста.

– Не знаю, – ответил Василий.

– А что же ты знаешь?

– Помню, что было очень жарко, просто нетерпимо… Помню, что из меня стал выходить сырой дух в виде пара, потом я стал от огня размягчаться.

– А потом?

– А потом,… потом,… я не помню. Я вроде бы как заново родился… Вроде бы и руки, и ноги, и всё тело моё, но уже совсем иное, вроде бы как и не моё и в тоже время моё… Оно такое крепкое, и дыхание моё не такое как раньше,… и вообще всё – всё не такое,… даже мысли в голове и то стали другие.

– Что-то ты совсем меня запутал: моё – не моё, такое – не такое… У меня, аж кругом голова пошла. – Проговорил недоумённо белый пудель. – Скажи толком – ты это, которого я нашёл в клумбе, или это не ты?

– Точно я, но только уже и немножко не я…

– Опять заморочка… Как это я… и тут же, не я. Со мной такого не бывает. Я, всегда – я. Лучше скажи, кто может подтвердить, что ты – это ты?

– Белянка и Смуглянка, – выпалил Василий. –Ах, да,… Я о них совсем забыл.

– Где же они?

– Они у горы, меня дожидаются.

– Так пошли к ним,… чего здесь торчать и дожидаться, когда меня хозяин возьмёт на поводок? Давай, Васёк, так тебя, кажется, зовут, уйдём отсюда.

– Давай, только, Пудя, не называй меня Васьком, это меня так раньше звали. Я – Василий. Понимаешь – Василий, а Васёк это в прошлом.

– А как же Васёк? – опешил пудель.

– Был Васек, да весь вышел, улетел вместе с дымом и паром из костра.

– Хорошо, пусть будет по-твоему, Василий так Василий, – проговорил недоумённо пудель, – как скажешь.