Запах дождя

– И не нашел ничего лучше, чем сказать, что они своей богомерзкой газетёнкой дали маньяку возможность выбора жертв? И они что, устыдились, послушались?

– Они убрали номера телефонов из объявлений. В новом номере их уже не было.

– Ответственные граждане! – восхитился хозяин офиса. – А вполне могли ведь напечатать гордую передовицу: «Мы взрастили маньяка, милиция подтверждает!». Подняли бы тираж.

– Влад советовал им так не поступать.

Человечек в кресле воздел руки к свежепобелённому потолку. Снова опустил. Снова поднял и стал похож даже не на ворону, а на галку, которая плещется в луже жарким летним днём.

– Ах, как славно ты придумал! Сперва решил, что злодей просто гуляет по окраине и читает объявления на столбиках. Но потом твой стажёр, твой умный мальчик подал тебе мысль насчёт газеты, и ты обрадовался куда больше. Комсоргу есть что запрещать!

– Мы хотели убедиться…

– В чём убедиться, Лёша? Что убийца сидит на крыльце редакции «Трепача» и высматривает тощих брюнеток, у которых собачки потерялись? А если от тех брюнеток перестанут принимать объявления, он расплачется и станет добрым?

– Не станет, – сказал Лисицын.

– Хоть это ты понимаешь! Он не прекратит убивать, даже если закрыть все газеты в городе нахрен. Ты просто не будешь знать, как он теперь находит свои жертвы. Не надо было им кассу на лестнице закрывать! Надо было стажёра своего слать на эту лестницу. Чтобы он там тёрся и тискал худощавых брюнеток!

– Стажёра – рано, – хмуро сказал Лисицын.

– Вот, Лёша! Вот потому я и не работаю в твоём отделе! Потому что ни людей, ни нормальной машины, ни человека, который умеет включать компьютер, у тебя нет. Потому что работать как положено тебе не дадут, а как не положено – ты не умеешь. Стажёр будет слепнуть над картонками в картотеке, а сам ты поедешь в мэрию, чтобы раз уж тебе плохо, то и другим пусть тоже будет! А на помойке уже лежал труп. А ты не знал даже, на какой помойке.

– Поводок и газета… – упрямо повторил майор Лисицын. Теперь он чесал ладонь о колючий с проседью висок, осыпая плечи пиджака лунной пылью. – Достаточно было просто бросить труп. Голова разбита – ну, бомжи подрались. Нас бы никто туда не позвал.

– А убийца хочет, чтобы вас позвали, – сказал Эдуард Сергеевич. Он резко встал из кресла и подошёл к окну. Кресло два раза прокрутилось.

– Поясни.

– Ты чего хотел, когда телефоны запрещал печатать? Ты хотел посмотреть, как злодей задёргается, когда ты ему кислород перекроешь. Чтоб либо затихарился, либо выдал себя, так? Он это понял. И он так не согласен.

От слов «не согласен» Лисицын вытянул шею вперёд. Как будто не в пустой комнате разговаривал, а вглядывался в дальнюю даль.

– Но он же заткнул ей в рот газетный лист! Значит, он читает эту газетёнку! Так?

– Нет, Лёша, не совсем так! Это значит, он догадался: ты думаешь, что он читает эту газетёнку! Ответил он тебе, понимаешь? И хочет посмотреть, как ты теперь задёргаешься.

Алексей Фёдорович Лисицын сидел на грязном подоконнике и молчал. Эдуард Сергеевич обстоятельно прокашлялся и начал – степенно, как народный сказитель:

– Жил один такой парень в городе Таганроге – молодой, глазастый, чернявый. Душил девчонок чёрными колготами на окраине. И когда об этом сообщили по телевизору, жутко обрадовался. И начал слать открытки про своё житьё-бытьё. А на девчонок всё так же нападал. Как его поймали, помнишь?

– Случайные прохожие. На троллейбусной остановке, – глухо сказал Лисицын.

– Ну вот. Прохожие, может, и поймают. А ты, Комсорг, маньяка, который тебя не боится, а играет с тобой, никогда не поймаешь.

– Почему не поймаю-то, Эдвард?

Эдуард Сергеевич задумался, что бы такое пообиднее сказать.

– Да потому, что у бродяжки из Тюмени разбита голова. А у тех, раньше – не было такого. И вот ты уже снова не понимаешь: зачем он убивает? Ты опять ничего не знаешь, Комсорг!

Лисицын встал и пошёл к двери. Вместо того чтобы попрощаться, обернулся и сказал:

– Влад со стажёром вчера полдня по помойке шарили, нашли марамоя, который видел на шоссе пешехода. Длинный, молодой, в плаще, в круглых старомодных очках. Волосы гладко назад зачёсаны. Кое-что мы всё-таки знаем, Эдвард.

– Фоторобот есть? Хочешь, Глеб подъедет на твою помойку, нарисует?

Лисицын, уже нацелившийся сделать шаг за порог, глубоко вздохнул, стараясь сдержать слова, с самого начала беседы вертевшиеся на языке. И не сдержал. Ткнул в сторону кресла толстым пальцем с коротко остриженным ногтем:

– Эдвард! Если этот твой клоун ещё раз сунется хоть на одно место происшествия, вот этого всего офиса у тебя снова не будет! Я предупредил, Эдвард!

Майор тяжело потопал к выходу, но найти дорогу в лабиринте смог не сразу и потому успел расслышать сказанное вслед – негромко, но отчётливо:

– Кха! Сам ты клоун, Лёша!

Глава 5

ПРОПАЛА СОБАКА

Несколько автобусов грустно уткнулись носами в одноэтажную облезлую будку на расступившейся посреди кустов асфальтовой поляне. Кольцо автобусное. Автобус, откуда – последним – только что спрыгнул Костя Лесовой, подъехал к остальным и тут же обрёл столь же печальный вид. Будто навсегда прощался с тремя пассажирами, имевшими сумасбродство доехать до конечной.

Над жёлтыми кустами торчала ветхая колоколенка на пригорке. Вроде даже с крестом.

– Похоже, мы на месте, – сказал Дима Лавров.

– Это и есть Андриановская церковь? – спросила Майя с любознательностью примерной студентки.

– Бог его знает, – резонно заметил Лавров.

– Сказали, что церковь в одну сторону, а приют в другую.

Костя Лесовой сунул ладони в карманы кардигана и прошёлся по изрытому трещинами асфальту. Где встречающие? – как бы допытывался весь вид плохо выбритого студента в очках и кедах. Где фанфары и ковровая дорожка? Ещё пара шагов, и Костя молча, но красноречиво остановился у столба, где проволочкой прикручена фанерка с выжженными буквами

К ХРАМУ

и стрелкой, указующей влево, где видны крошащиеся цементные ступени, начинающие долгий путь наверх холма.

– А собаки там, значит, – кивнул Лавров на просвет в кустах справа. Прямой дороги от автобусного кольца, как видно, не предусмотрено никуда.

– Только мне позвонить надо, – сказала Майя. И конечно, покраснела. Когда на первом курсе ездили на картошку в колхоз, выяснилось, что на студенческом жаргоне «позвонить» означает «отлучиться в туалет».

– Телефон-автомат там! – сказал Лесовой. На картошку он не ездил, зато умеет замечать неожиданные и чаще всего никому не нужные детали. Не соизволив даже указать рукой, кивнул на хибару с окошком, куда водитель автобуса совал какие-то бумаги. – Там рядом.

Майя решила второй раз не краснеть, а сразу ушла, сказав «спасибо». Из чего Лавров понял, что позвонить в данном случае это именно позвонить и значит. Интересно, с кем Маюсимус надумала так срочно поболтать? – автоматически спросил самого себя Лавров. Но ответить, даже приблизительно, не успел.

– А с чего это Майю сегодня задушить должны? – поинтересовался Лесовой негромко, без обычных своих снисходительных «фр-р». Таким тоном Костя разговаривает только на самые серьёзные темы – например, об оленях и… Да собственно, до сих пор он так только об оленях и говорил.

Чем серьёзнее Лесовой, тем сильнее его губы кривит что-то вроде шкодливой улыбки. Не похабная, не циничная, а именно шкодливая. Как если бы лохматый или в данном случае ещё и небритый кот уже сожрал на кухне сметану и сейчас, чтобы на него не подумали, задал встречный вопрос: а откуда это так вкусно сметаной пахнет? Не с кухни ли?