Запах дождя

Вонючий старик попятился. В руках у него виднелась малюсенькая, на полстакана бутылочка водки и он явно опасался, что теперь, когда необходимость в его скорбных услугах отпала, аванс, выданный сотрудниками районного угрозыска будет отобран. Это бомж со свалки, подумал Денис. Ну конечно, Влад того и ждал, пока сыскари «с земли» найдут и приведут бомжа со свалки. Всегда же их заставляют трупаки тягать за полстакана. Я же знал, мне ж рассказывали.

– Кассандра, – снова заговорил своим хриплым баритоном седой бродяга. – То-то две недели о ней ни слуху, ни духу!

В голосе не слышалось ни скорби ни благоговения. Дурнопахнущий мир, ставшей ему домом, приучил невозмутимо принимать и констатировать любое происходящее.

– Ваша, помоечная? – спросил бездомного тот опер, что был помоложе. – Когда, с кем видал, вспомнишь?

Седой замялся, а когда оперативник протянул руку за бутылкой, ещё плотнее запихнул её в дыру, заменявшую карман, и степенно кивнул. Видимо, бродяга попробует вспомнить. Постарается.

Но Влад Стукалов, да и Денис Пелевин старика в этот момент не слушали. Они смотрели на собачий поводок, тянувшийся от трупа в недра трубы. И на скомканный в бумажный жгут газетный лист, торчащий изо рта мёртвой женщины, которую на свалке недалеко от Южного кладбища Санкт-Петербурга окликали красивым именем Кассандра.

Газета «ТРЕПАЧ», №13, июль 1996 года

Высокий мужчина в старомодном костюме вышел из троллейбуса на Суворовском. Пройдя пару домов, свернул с проспекта. Заметно старше среднего возраста, сутулый, он двигался легко и стремительно. Так обычно ходят пожилые учителя физкультуры, призёры былых спартакиад. Несмотря на летнюю влажную жару, мужчина совсем не потел. Часто ерошил короткие, поредевшие на темени волосы, каждый раз по привычке отряхивал плечи.

В длинной подворотне пахло дождём и штукатурочной пылью. Раньше такой запах всегда стоял на новых станциях метро, сразу после торжественного открытия. Потом метро перестали строить.

Прищурясь, мужчина разглядел в полумраке подворотни приоткрытую дверь. В Ленинграде такое не редкость – двери прорубали, когда отгораживали кусок квартиры на первом этаже барского дома под дворницкую.

Но дворник тут больше не живёт.

Мужчина толкнул дверь. Здесь пахло уже полноценным ремонтом с перепланировкой. Вёдра с краской и картонные коробки с плиткой громоздились по всему коридору, старый, весь в белой пыли паркет торчал под ногами дыбом. Невдалеке кто-то мерно шкрябал по стене.

Мужчина быстро огляделся и шагнул на звук. Бородатый азиат в заляпанном комбинезоне выглянул навстречу, но услышав негромкое и уверенное «Всё хорошо», спрятался снова. Сутулый мужчина умел одним словом наводить порядок.

Он прошёл по лабиринту разорённых комнат, быстрым движением ладони толкая каждую дверь. Так никого и не найдя, оказался в довольно обширной зале. Раньше тут наверняка было домоуправление и стоял стол бухгалтера.

Теперь стены в зале ровные, безупречно белые, а на полу уже постелена чистая фанера. Много коробок, аккуратно перетянутых липкой лентой, а за ними крутящееся кресло с высокой спинкой, в неверном свете из окна напоминавшее поставленный на попа гроб.

И в кресле кто-то царственно сидел, отвернувшись от двери.

Сутулый дядька встал на пороге, не решаясь наследить уличной обувью. И потёр небритый подбородок, как будто хотел скрипом ладони о щетину заявить своё присутствие. Своеобразный ритуал вежливости, вроде того чтобы тактично покашлять.

Кресло развернулось. Маленький Эдуард Сергеевич сидел в нём, не сняв шуршащего плаща пальто, и, видимо, наслаждаясь этим.

– Комсорг? – осведомился он с тем холодным недоумением, каким помещики былых лет, должно быть, встречали камердинеров и дворецких. – Здравствуй, Лёшенька.

– Я был в мэрии, Эдвард, – сказал майор Лисицын голосом, каким обычно сообщают, что побывали в преисподней. – Они дадут тебе лицензию. Они спрашивали меня – я сказал, что категорически против, но они решили, что дадут.

Эдуард Сергеевич вылез из огромного страшного кресла изящно, как Мальчик-с-пальчик из раскрывшегося поутру цветка. С чувством сказал:

– Спасибо! – потом прихлопнул плащ где-то в районе желудка и свесил голову, в полупоклоне.

– Только консультации! – поспешил уточнить майор Лисицын. – Без права хранения спецсредств и применения…

– Большое, человеческое спасибо! – повторил Эдуард Сергеевич, не дослушав. Прошлёпал сандалетами по фанере и торжественно указал рукой: – Тут будет стоять мой стол, Лёша! А на столе у меня будет компьютер. Вон тот, упакованный.

– Ты ещё и программист, Эдвард?

– Глебушка умеет его включать! И этого достатошно, – маленький человек в плаще старательно выговорил слово через букву «ш» на московский купеческий манер, – и этого вполне достатошно, Лёша, чтобы не загромождать картотеками помещение, как это любишь делать ты. Там будут такие синенькие таблички…

– Я пришёл сказать, что был против! – возвысил голос начальник ЦБСОД. – Но за тебя замолвили нужное слово. Дружба с Теймуром Рахмановым много значит, правда, Эдвард?

Эдуард Сергеевич зацокал языком и сокрушённо покачал головой:

– Как же я это предугадал! Как же я заранее рассчитал, что у Теймура Рахманова пропадёт дочь, что его всюду пошлют подальше и он обратится за помощью ко мне! А когда выяснится, что его дочь задушил убийца…

– Её задушил серийный убийца, Эдвард! А серийными убийствами в этом городе занимается мой отдел, а не чья-то частная контора!

Майор намеревался сказать ещё много чего, но Эдуард Сергеевич поднял руки и стал похож на дирижёра, умоляющего главную трубу в оркестре дудеть потише:

– Всё, Комсорг, всё! Я понял, что ты был против моей лицензии, но ты такой честный, что тут же пришёл мне об этом сообщить. Я и так знаю, что ты честный, Лёша! Я это очень-очень-очень и очень давно уже знаю!

Майор Лисицын задышал угрожающе и напомнил:

– В январе я предложил тебе должность, Эдвард. Ты отказался.

Ответом ему послужил достаточно долгий приступ кашля у собеседника. Очевидно, Эдуард Сергеевич так смеялся.

– Должность? Кха… Штатную единицу в твоём отделе? Кха… Зарплату эксперта и звание ефрейтора юстиции? Я же штатский, Лёша, штатский!

Небритые щёки майора слегка побледнели. Он подошёл к подоконнику и смахнул с него пыль, собираясь присесть. Ладонь стала белой, он нервно принялся её отряхивать. Эдуард Сергеевич вернулся к своему любимому креслу и уселся с видом небольшого, но могущественного вампира, готового долгие годы ждать владычества над миром.

– Хочешь, я скажу тебе, почему ты сюда явился, Комсорг? – спросил он насмешливо, роясь за пазухой. Как будто собирался выхватить пистолет, на хранение коего не имеет разрешения из мэрии.

– Чтобы сказать…

– Да, разумеется. Ты, как всегда пришёл, чтобы сказать: «Эдвард, ничего личного, но…». Но почему у тебя возникло такое желание?

Частный сыщик, покамест без лицензии, извлёк из-за пазухи маленькую чёрную коробочку с зелёным экраном и парой треугольных кнопок и прочёл, усердно орудуя ими:

– Вчера в окрестностях Южного кладбища, в районе, прилегающем к городской свалке, был обнаружен труп гражданки Касалиной, тридцати двух лет, бродяжничество, хранение наркотиков, прописана: город Тюмень…

– Эдвард, ты клоун! – взревел Лисицын.

– Это называется пейджер! – торжествующе изрёк частный сыщик из глубины кресла. – И не спрашивай, откуда у меня информация из вашей сводки! Есть такой телефонный номер, на него звонят и диктуют милой девушке сообщение для меня…

– Я знаю, как работает пейджер! А Влада, скота жадного, я уволю…

– А я возьму к себе! – немедленно парировал Эдуард Сергеевич. – Твой Влад Стукалов, несмотря на фамилию, умеет думать. А тот, кто умеет думать, – не скот. Вы нашли новый труп, и ты пришёл ко мне в гости. Значит, хочешь о чём-то посоветоваться. Ничего личного, Лёша, я тебя слушаю внимательно…

– У этой бомжихи собачий поводок затянут на горле, – сказал Лисицын, – череп раскроен, а рот заткнут свежим «Трепачом».

В запутанном лабиринте комнат настала тишина, и стало слышно шкрябанье маляров. Двое мужчин сидели друг напротив друга – один в кресле, другой на подоконнике.

– Это до или после того, как ты попёрся в редакцию?..

– Не я. В редакцию ходил Влад.