Решил приберечь силы для встречи с дезертирами, которые явно решили продолжить банкет в городе. Ох, они поплатятся, даже если мне придется торчать в номере до самого утра.
В темноте я разыскал табурет и уселся на него в центре комнаты, взглядом просверливая дверь. Номер напоминал гнездовье бакланов – я не желал быть единственным бакланом в этих стенах, которого можно так легко и безнаказанно водить за нос.
От учащенного дыхания и выплеска эмоций на всем, что попадалось под руку, хотелось промочить горло. Я приметил бутылку на полу – холодный чай, судя по этикетке. Открутив крышку, я принялся жадно вливать в себя содержимое, которое внезапно обожгло мне рот и глотку так, как может проделать только крепкий алкоголь. Вместо чая в бутылке виски!
«Вот, значит, какой чаек вы лакали! Надеюсь, ребята, вы застраховали свои жизни, – злился я, сидя в темноте. На полу лежал ремень – видимо, от штанов Митяева. – Что же теперь будет? Спортсмены. Да еще и поддатые. В чужом городе. Они же натворят дел – таких, что не отмоются и будут жалеть. До первого мента. Или еще кого похуже», – переживал я.
Время шло. Вокруг ни шороха, ни стука. До тех пор, пока в холле не послышались шаги шестерых полуночников. Они всеми силами старались быть тихими и незаметными, но алкоголь в крови и ветер в голове не позволили. Пол скрипел под весом ежесекундно тяжелевших ног, желающих донести остальное, что выше пояса, до коек, дабы окунуться в такой сон, что с оркестром не разбудишь. Смешки и разговорчики слышались все явственнее.
Я очнулся. Вот-вот откроется дверь и в комнату залетят виновники моего ночного бодрствования. Я настроен встретить их подобающе. Схватив ремень, я поднялся с табуретки и прижался спиной к стенке прямо между шкафом и дверью. Негодники зайдут в номер и оставят меня позади, а там… Я пристроил ладонь к выключателю.
Со свистом распахнулась деревянная дверь, и гурьба хоккеистов в верхней одежде ввалилась в помещение, придерживая друг друга. Внимание возвращенцев приковал беспорядок.
– Что за поебота?! – произнес кто-то.
– Особо обидчивые отомстили. Хули ты хотел?
Я толкнул дверь. Она захлопнулась, потушив единственный источник света.
Абдуллин потянулся к выключателю – я вцепился пальцами в его запястье.
– Ай, бля!!! – испугался он и машинально прописал хук по стенке в паре сантиметров от моей головы. Из темноты стенка ответила Артему разящим и обжигающим ударом по животу. То ли хлыстом, то ли ремнем. Голкипер взвыл и рухнул на руки к собутыльникам, которые не успели сообразить, что к чему.
Включившийся свет полоснул нарушителям режима по зрачкам. Напротив хоккеистов с воинственным видом и с ремнем наперевес стоял я. На лицах беглецов нарисовался удивленный испуг. Еще бы, их раскрыли.
– Зря вы вернулись, – злобно выцедил я. – Если ищете легкой смерти, то вам в окно! КАКОГО ХРЕНА???!!! – вскричал я, вырубил свет и кинулся на квартет дезертиров, хаотично размахивая ремнем.
Кому прилетело по рукам, кому – по ногам, кому – по спине, по плечам, по попе. Все, не ориентируясь в темноте, стукались друг об друга, спотыкались об одеяла и одежду на полу, ударялись об шкафы, тумбочки, табуретку, прыгали на кровати, лишь бы не получить удар импровизированной плетью. Мой звериный оскал (вкупе с бешеными глазами) словно светился во мраке. Я представил себя вооружившимся лассо ковбоем, хлеставшим непослушных и строптивых лошадей.
– Ну что, твари, задрожали?! Думали, Петька не узнает?! – размахивал ремнем я, не желая мириться с мыслью, что меня перехитрили. – Меня напоить легче, чем из равновесия вывести. А вам удалось! – хоккеисты боязливо рассредоточились по комнате.
– Успокойся, псих! – крикнул Кошкарский – в сторону источника звука последовал удар ремнем – Степку шлепнуло по ногам так, что он чуть не шмякнулся на постель, на которой стоял.
– Предупреждали же вас! Одна такая выходка – коньки на гвоздь! А вы что сделали?! – кричал я, совершенно позабыв о конспирации – возня и возгласы могут привлечь ненужное внимание. – Доигрались?! Вас же вышвырнут из команды! – я всматривался в лица каждого из игроков, пытаясь отыскать хоть каплю сожаления и раскаяния. – Чем вы думали, когда сбегали?! Вы не только карьерой… вы жизнью своей рискуете.
– Хорош надрываться, придурок. Всю общагу перебудишь!
– Плевал я на всех! Ваши спят глубоким сном, ведь нажрались как свиньи! Отчего к вам, товарищи, еще больше вопросов. Вы не то что на хоккеистов… вы на людей непохожи! – продолжил агрессировать я. – Да я вас… в унитаз спущу!
Пашка Брадобреев решил прикинуться, что ему поплохело – он театрально схватился за живот:
– Только не надо про унитаз! – он спрыгнул с кровати и направился к выходу, но я со всех сил огрел кудрявого по спине – тот споткнулся и распластался у порога. – Куда ты собрался?! Я никого не отпускал. Отвечай, бестолочь, где еще двое?! – я схватил Брадобреева за кофту.
– Откуда ты…
– Чибриков где, говори?! Зеленцов где?!
– Бречкин, – поправил меня Митяев.
– Бречкин?! По нему вообще тюряга плачет. Где они?! – в тот момент я был на таких шарнирах, что напоминал буйно помешанного.
– К себе пошли, – ответил Брадобреев, который боялся подниматься с пола.
– Чудно! – завладев ключами от номера возмутителей порядка, я объявил. – Я сейчас вернусь. Из номера носа не высовывать. Будем решать, что с вами делать.
– А в туалет? – уточнил Степа.
– В бутылку сходишь, Кошкарский. Благо их тут целое море.
Я скрылся в коридоре.
– Блять, что это было? – спросил Абдуллин, потирая костяшки пальцев после встречи со стенкой.
Остальные восприняли вопрос как риторический.
Богдан Чибриков уже успел скинуть с себя верхнюю одежду, передвигаясь по номеру на цыпочках. Он как на раскаленных углях подпрыгнул, когда я ворвался в помещение. Проныра знатно матюгнулся: пришли по его душу.
– Догадался, да? – разочарованно спросил Чибриков.
– А как же, – ответил я. – Не вы одни здесь умные.
– На чем мы спалились?
– Марш за мной. Объясню.
– Выбора у меня, похоже, нет, – Богдан покосился на ремень в моих руках.
– Ты догадлив. Прошу.
– Зачем вы меня разбудили? – сквозь сон вещал Малкин. – Мне снились бабы.
– Это видно, – заметил чуть приподнятое одеяло я. – Смотри, пистолет свой не сломай, – ввернул я напоследок, выводя Богдана из номера, словно заключенного из камеры.
Вскоре вся компашка собралась в дальней комнате. Пацаны, уставшие и понурые, расселись на кроватях. Я садиться не стал, а только зацепил руки в замок за спиной и вещал стоя:
– Дорогие мои, вам известно, который час? Учтите, это была самая длинная и бессонная ночь в моей жизни. Так что хорошенько подумайте, прежде чем отвечать на мои вопросы.
– Да мы… – начал Абдуллин.
– Не раздражай меня, Абдуллин. Лучше сядь, – жестом усадил голкипера я. – Как это понимать? Я вас что, развлекаться отпускал?
– Кто ты такой, чтобы… – начал Бречкин.
– Е-мое! У вас на носу ответственная игра, а вы угашенные как бичи! Нас же завтра всех четвертуют за это!
– Тебе-то что? – открыл рот Чибриков. – Это не твоя проблема.
– Ошибаешься, Чибриков.