Голубь, бродяга, крылья у глаз
падает камнем на знавшего сказ
о тихом погосте, где плакали львы
ужом извиваясь от смертной тоски.
Гранит монументов, бедность канав
точность в молчанье
прозрачность в бросках
я за тобой
ты за призраком дня
пронзенного ночью:
«Ты помнишь меня?».
«Тебя…».
«Не забыла?».
«Моталась, скакала…».
«Бога нашла?».
«Не его я искала.
Радио в ухе, ритм, как в дурдоме».
«К этому шло. Деревня на троне».
«Веселые песни…».
«Предвестие ада. Я вас покидаю.
Вы злитесь?».
«Я рада».
Отбивая ногой в красном сандалии
куски золотого асфальта
я спал наяву
остывал под напором
воздушной струи из загадочной арки
в чреве которой шагали по лужам
зоркие цапли и прошлые беды
пахло аптекой
сверкали кометы
на данном витке пощадившие Землю
деревья гуляли. Танцующей частью —
стволы неподвижно внимали ненастью
бросались листвой
предвкушая утрату саженца Дро
не привыкшего к граду
музыка давит. Чайковский гниет.
Масластая грымза о вечном орет
ну, замолчи
умоляя, бешусь
продюсер твой сокол
он признанный гусь
коптящее солнце заходит за цирк
больно мне, страшно.
Страшно мне, гнусно
бухой доминошник, кладя пусто-пусто
швыряет в партнера окурком «Столичных»
«Я проиграл. Не имея наличных.
Сколько вам должен? Ах, столько? Примите.