ранящей нервы пластующей трелью
Господи, будь. Не теряй свою силу
церкви – вигвамы
крест – томагавк
мы не сдадимся.
Сартров и Кафк слушать не станем.
Проснемся, устанем
взлетим, упадем
тезка, апостол: «На связи. Прием».
«Да, это ты. Я узнал. Поздравляй».
«Горе тебе! Крепись. Пролетай.
Ты погряз в дзэне, засох на холме
знаешь, любовь
она светит в дерьме».
«Его здесь навалом»
«У нас тоже есть. Помни другое —
ты выйдешь там весь…».
«Выйду».
«Дослушай! Ты вовсе сойдешь
если в мечтах лоск коттеджа и Порш».
«Ха».
«Я ошибся? Бывает. Со мной…
Бывает. Все чаще. Предатель я
ой».
Воткнули кляп, скрутили руки
к запруде тащат – я не вижу.
Петух под мышкой, сеть в зубах
небесных килек ты, рыбак
лови спокойно. Без запросов.
Удел привычный, клев на зависть —
не попадайся на глаза
Ему. Он не забыл – простил.
Он не забыл. Простил.
Забыть нельзя.
Простить попроще.
Во цвете лет по мнимой роще
бежит косой токсикоман.
Виляя бедрами, посильно выжимает
пределы скорости, присущей страусиным
провал
бесспорно
в отдыхе, в работе
слюна кипит.
При резком повороте зрачки гуляют
прыгают вверх-вниз
увидишь, думай. Не волнуйся.
Данный шиз добрей здоровых
ливрейных яппи, кабанов
внедренных к плесени кротов
зонтом в промежность. Ей.