Иерусалимский синдром

Удилло. В нем мощь великая! Тебе не осознать, какая. Слабого сделает громилой! Труса воителем!

Джокетто. Осла коровкой.

Удилло. Элементарно! Ему все по плечу!

Луболо. Ну что же, посмотрим на его мощь. Проверим на тебе, как на носителе. На полу?

Удилло. На полу!

Луболо и Удилло садятся на колени, твердо опираются на правые локти – подходят к поединку со всей возможной серьезностью.

Луболо. Готов?

Удилло. Сейчас… Господи, Господи… начав духом, не окончу плотью… свергну с себя всякое бремя и запинающий грех… не стану чуждаться огненного искушения… Готов.

Луболо. На счет три. Как и положено – раз, два и понесется… Считай.

Удилло. Раз, с Божьей помощью… два, с Божьей помощью, три…

Луболо без малейших усилий берет верх. Резко вскочив, Удилло хватается за руку и одержимо орет.

Удилло. А!! Господи не оставь меня!!! А!! Злонравная тварь искалечила мое постящееся тело! А!!! Отплати ему за меня, отец небесный! А!!! Ужесточи ему жребий! Ему, ему – козлине немилосердной!

Луболо. Да что случилось-то?! Мать твою, что еще такое?!

Удилло орет еще громче.

Вольтуччи. Что произошло?!

Удилло. Дуркую я, дети мои… Старику можно! Не зазорно! Обиды не нанес?

Луболо. Вот зараза, напугал все-таки.

Удилло. Завещание на крест писать?

Луболо. Не горит… Носи пока. Ты же без его силы совсем пропадешь.

Удилло. Спасибо, сын мой – вовек не забуду щедрость твою. Помяну в молитве и отолью слезу во спасение. Вам сахарные горы, мне соляные рудники – я, наверное, пойду. К пастве своей – к тем из них, кто еще на тот свет не переправился.

Вольтуччи. Ступай с Богом, отце.

Удилло. За тебя тоже помолиться?

Джокетто. А ты умеешь молиться «против»? Против всего. Помолиться Богу против самого Бога…

Удилло. Я пас! Не богоотступник я, синьоры. В нашей организации существует силы, которые хотели бы лишить меня духовного сана, но они лишь выкусят. Это долгая процедура – у них никак не хватит времени. Они проиграли! Остались ни с чем! Хо-хо-хо-хо!

Удилло уходит.

Луболо. Надо же быть такой дрянью – ни денег не отдал, ни даже до свиданья не сказал.

Джокетто. Но тут-то он прав – никакого свидания у нас с ним не будет.

Луболо. Сто лет бы его не было…

Джокетто. Его не будет гораздо большее число лет.

Флориэна. А где тот странный молодой человек с трубой? Играющий на ней не то, чтобы хорошо, но от чистого сердца.

Вольтуччи. Баллоне? Где-то здесь. Что ему будет – бродит, шастает, живет своим искусством. Позвать?

Джокетто. Рано. Не гони лошадей, Вольтуччи – они еще успеют взмылится. Впрочем, его можно позвать для того, чтобы он Флориэну еще раз поцеловал.

Вольтуччи. А когда был предыдущий?

Джокетто. Когда в спальню вы отходили. Паскуэлина и ты. Без перегибов в сторону меня или Инспектора. Мы оставались на местах. Вправе засвидетельстовать, что Баллоне ее не обидел.

Паскуэлина. (Флориэне) Тебя раньше кто-нибудь целовал? Чтобы изо всех сил. Как женщину.

Флориэна. Целовал.

Паскуэлина. Кто, если не секрет?

Флориэна. Я не помню его имени. Но я его любила. Очень, очень…

Паскуэлина. А он тебя?

Флориэна. Он никогда об этом не говорил. А я стеснялась спросить – брала его за руку, смотрела в глаза, хотела вести за собой. Но он не двигался. Будучи большим и тяжелым – не сдернешь. Увы…

Паскуэлина. Знаешь, где он сейчас? Где или, может быть, с кем?

Флориэна. Он жив.

Паскуэлина. И только?

Флориэна. Остальное для меня не так важно. Как для любого по-настоящему любящего человека.

Джокетто. А тебя, Инспектор, кто-нибудь любил? Кроме начальства.

Луболо. Может, и любил. Мне не докладывали. Не мешали сохранять грозный вид и нести бремя службы.

Джокетто. Обоюдные увлечения бывали?

Луболо. Все-то тебе расскажи… Если бы я нуждался в исповеди, я бы Удилло использовал.

Джокетто. Он же тебе денег должен. Такому человеку как-то несолидно исповедоваться.

Луболо. А тебе солидно?