Иерусалимский синдром

Джокетто. Как личность. Как цепной пес золотых болот. Я теряю голову от того, сколь ты крепок и сердит – ты разрешишь мне вступить в твою тоталитарную секту?

Луболо. Вступительный взнос не потянешь.

Джокетто. Я отдам все, что у меня есть.

Луболо. И душу?

Джокер. Она для меня как талисман – как постоянное напоминание о будущем.

В дверях появляется служанка.

Служанка. Хозяин, к вам Святой Удилло.

Джокетто. Ну и ну…

Вольтуччи. Проси.

Луболо. А ему-то что надо?

Вольтуччи. Сейчас узнаем. Наверное, попрощаться зашел. Заключить нас в свои трепетные объятия.

Луболо. Лучше бы, собака, деньги вернул.

В комнату заходит приторно улыбающийся старик. Ему определенно за семьдесят – мизерный рот, большие щеки, отвратительно дребезжащий голос; даже стоя на одном месте, он продолжает непроизвольно повиливать бедрами. Из кармана его рясы торчит бутылка портвейна.

Удилло. Мир вашему дому, безбожники! Есть проверенный слух, что где-то тут поселилось блудодеяние, но мир вам, мир! Находитесь в своих телах и приветствуйте меня, далеко из них не выходя! Короче, от наших лачуг вашим хоромам! Мир вам!

Джокетто. Здравствуй, отце. Ты к нам по делу, или так – одинокий вечерок скоротать?

Удилло. И то, и то. Сначала утешу вас в горестях и злосчастии, а затем вместе вино раздавим. Добрейший портвейн! Глотнешь и отпустит!

Джокетто. А как же «Трезвитесь и бодрствуйте, потому что противник ваш дьявол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить»? Все отменяется?

Удилло. Не все, куда там все – не все, но очень многое, сын мой. Многое, о, какое многое – не все. Но многое, о…. силы зла разрушили нашу церковь – лютая беда. Великая проверка моей непоколебимой веры. Но не поколебаюсь в скорбях сих! Ибо знаю, что так суждено! Выпячу перед вами свою впалую грудь и скажу: «Ага!.. Ого!…».

Вольтуччи. В глобальном смысле разрушили?

Удилло. Да в каком там глобальном… Нашу церковь. Ту, которая за углом.

Луболо. Твою что ли?

Удилло. Можно и так сказать, вполне можно… Ну, ничего. Будем долготерпимы до пришествия господня! Положимся на Него, как на знающего толк в хитросплетениях не принявшей его реальности!

Джокетто. А я уже помыслил, что ты обиделся.

Удилло. На кого, сын мой?

Джокетто. На работодателя своего.

Удилло. Упаси тебя Господь! Как же я могу на него обижаться? У меня же и так положение сложное. «Не делайтесь учителями, ибо они подвергнутся большему осуждению». А я вот сделался. И теперь не знаю, чего и ждать.

Луболо. Раньше надо было об этом думать.

Удилло. Я думал. И во сне, и наяву. Спал – думал, проснулся – вспомнил о чем. Но кто мог подумать, что все так обернется?

Луболо. А тот, на кого ты работаешь – он разве здесь не причем?

Удилло. Бесовские слова говоришь. Верно сказано, язык – прикраса неправды. За такие слова гореть тебе, гаду, в геенне огненной.

Джокетто. Ты вроде собирался нас утешать.

Удилло. Для начала вам надо отложить всякую злобу, всякое коварство и лицемерие, и зависть, и злословие. Согласны? Вступаете на стезю добродетели?

Луболо. Сначала деньги верни.

Удилло. Чего стоят твои деньги по сравнению с духовными жертвами, благоприятными Богу Живому?!

Луболо. Когда брал, стоили.

Удилло. Твои деньги на богоугодное дело пошли. И хватит об этом! Сейчас есть вещи и поважней. (напевно завывает) Прошу вас, братия, удалиться от плотских похотей, восстающих на душу! Взывайте о помиловании! Идите за Ним! Он выведет!

Луболо. Плотские похоти… Ты, отце, все же контролируй, что несешь. Кто неделями из «Деликатесных пышек» не вылезал? Из борделя мадемуазель Боксерши, где и самый озабоченный человек больше часа не выдержит? Я не вылезал? Нет. (кивает на Джокетто) Он? Тоже нет. Славный Вольтуччи?

Вольтуччи. Да что вы, друзья – я в подобные заведения…

Луболо. Не Вольтуччи. Может, все-таки ты?

Удилло. Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, правителя чтите! Вот мои идеалы. (Инспектору) А тебя я, пожалуй, прокляну.

Луболо. Руки коротки. Ты должен быть покорен всякому человеческому начальству – правителям и всем от него, для наказания преступников посылаемым. Как будто специально обо мне сказано. Так что, я для тебя начальство и проклинать меня у тебя нет никаких прав!

Удилло. Препояшь члерства ума твоего.

Луболо. Чего?

Удилло. Будь скромнее, вот чего. И да снизойдет на тебя благодать.

Луболо. Так-то лучше. А то прокляну, прокляну…

Джокетто. Тебе не все равно?

Луболо. Я никогда не позволю проклинать меня человеку, который должен мне деньги! Не позволю и все. Это противоречит всей моей сущности.

Вольтуччи. Расслабьтесь, Инспектор. Махните рукой и забудьте – дались вам эти деньги.

Удилло. Правильно, сын мой! (Инспектору) Избери прямой путь и разлюби мзду неправедную! И дождешься! Обязательно дождешься исполнения обетования. (трижды кланяется и бьет поклоны).

Луболо. Кланяйся, тренируйся – разминай поясницу: все лучше, чем на несовершеннолетних девках. Ты загашник свой давно проверял?