Иерусалимский синдром

Флориэна. Все равно я его не боюсь. За полезное дело и пострадать не жалко. Отдать себя! И не просить обратно.

Джокетто. Если дело, по-твоему, бесполезное, оно бесполезно для тебя, а для кого-то… Разве что-нибудь бывает бесполезным во всем?

Луболо. Сплошь и рядом. Вот какая польза в холостых паронах? Да никакой.

Джокетто. А если боевые кончились?

Луболо. Если кончились боевые, надо идти в штыковую! Или сдаваться. Кому что ближе.

Джокетто. Холостыми патронами можно напугать. Привести в столбняк – он стоит, ты ходишь вокруг. Подтянут, улыбчив, доволен собой.

Луболо. Кого ты ими напугаешь?

Джокетто. Кого-нибудь пугливого. Гребенчатого тритона, спящую гагару. Паука.

Луболо. Ну, напугаешь ты его, а дальше что?

Джокетто. Что дальше, патронов не касается. Они свое дело сделали. Ведь он испугался? Значит цель достигнута.

Луболо. Но напугать – не цель.

Джокетто. Для холостых патронов цель.

Луболо. Но какой прок в этой цели?!

Джокетто. Допустим, что никакого. Вполне может быть, что это бесполезная цель. Но бесполезна именно цель. А холостые патроны полезны.

Луболо. Для чего?!

Во время диалога в комнату входят Вольтуччи и Паскуэлина. Немного подождав, они садятся на свои места.

Джокетто. Для чего или для кого… для всевидящих зеленых человечков! (Вольтуччи) Как все прошло?

Вольтуччи. Нам понравилось.

Джокетто. Свет не препятствовал?

Вольтуччи. Я его и не заметил. Если он был… Был? Или ты о каком свете?… что-то я видел, но мне… на обычный свет из лампочки или от взрывов не похож как-то…

Джокетто. Даже так?

Паскуэлина. Не пытай его – он был занят. Не бездеятелен в отношении меня, как женщины.

Джокетто. Напившись, налакавшись друг другом, вы, наверное, и выпить не хотите?

Паскуэлина. (Вольтуччи) Мы хотим выпить?

Вольтуччи. Я с удовольствием.

Паскуэлина. Тогда соизволь разлить.

Джокетто. (разливающему Вольтуччи) А руки-то у тебя, старина, гуляют. Волнуешься?

Вольтуччи. (садясь на место) Немножко устал.

Джокетто. В твоем возрасте вредно перенапрягаться. Раз, два, и все – в комнату на своих ногах вошел, а из нее ногами вперед вынесли.

Вольтуччи. В каком это моем возрасте?

Джокетто. Точно не знаю. Когда ты родился, электричество уже изобрели?

Вольтуччи. Какое там электричество – я еще помню как мы с братом на динозавров охотились. Он с топором, я с обыкновенной надломленной палкой. Больше ничего не досталось.

Луболо. У тебя нет брата.

Вольтуччи. Вы как всегда правы, Инспектор. Я просто пытался шутить.

Джокетто. Самое обидное, что эта шутка до нашего Инспектора уже не успеет дойти – шутки до него доходят не раньше, чем на следующее утро. Проснувшись, он понимает, что ее понял – скачет на кровати, хлопает в ладоши, дико смеется. Или возможны исключения? Это, Инспектор, не вопрос, всего лишь жалкая риторика. Напускание одухотворяющих чар…

Паскуэлина. Мне выпить хочется!

Джокетто. А цвет лица? Ты могла этого не знать, но каждая капля алкоголя несет в себе морщину. Тебе несут, а ты принимаешь… За что-то спасительное. Стабилизирующее сферу духа – ты кричишь: «Мне разбили голову!», тебе спокойно отвечают: «На счастье, синьор. На счастье». Но не все восстанавливаются после рабства…

Луболо. Я помню тебя еще умеющим ясно мыслить.

Джокетто. У тебя завидная память.

Флориэна. А я раньше вообще не пила – думала, что вино неживое. Сейчас, как видите, пью. Не обращаюсь за помощью к солнцу…

Луболо. Может, все же выпьем?

Флориэна. Не беспокойтесь, Инспектор! Я на вас не обижаюсь!

Луболо. А за что на меня следует обижаться? Если следует, то за что? Вперед, девушка – признавайтесь. По свободной воле.

Флориэна. Но вы ведь меня перебили. Разве это культурно?

Джокетто. Ты его, Флориэна, почетче спрашивай.

Флориэна. Я разве не четко спросила? Моя дикция проявила себя не с лучшей стороны?

Джокетто. Ты использовала непонятное для него слово.

Флориэна. Какое?

Джокетто. Культура.

Флориэна (Инспектору) Вы не знаете, что значит слово культура?!