«Яйцо от шефа»

Анастасия. Почему?

Гурышев. Объяснять мне… у тебя, я уверен, получится.

Анастасия. А если нет?

Гурышев. Тебе надо считать, что ты приступаешь к работе, которая прославит тебя в веках.

Анастасия. А зачем мне столь нескромно…

Гурышев. Иначе к работе ты не приступишь!

Анастасия. Так ты прельщаешь меня величием, чтобы я вновь на продажу клепать начала…

Гурышев. Что мною руководит, разобралась ты не до конца. Твоих непроданных картин у нас сейчас хватает. Около двадцати, по-моему. Торопить тебя с написанием новых резон у меня не особый.

Анастасия. А в чем он тогда у тебя?

Гурышев. Из твоей жестокой хандры тебя вызволить. Смотреть на твою былую увлеченность и всем сердцем чувствовать, что с женой мне повезло.

Анастасия. Я постарела…

Гурышев. А это откуда приплыло? У тебя из-за этого кризис?

Анастасия. У меня из-за живописи, но каждую женщину и это царапает. Как же молодо недавно я выглядела! Курила, а выглядела шикарно.

Гурышев. Курить ты правильно бросила. Здоровье расшатывала, прорву денег спускала, дочке вот дымом дышать приходилось… о мужчинах я уже не говорю.

Анастасия. Твой отец меня как девочку распекал. При нем закуришь и брюзжащего воспитателя на себя натравишь. Доводил до того, что я горящую сигарету в него бросала. Он весь такой рассерженный на меня попер… я из комнаты выбежала. Куда глаза глядят, идти хотела. Ты бы меня вернул. Гурышев. Ты бы сама пришла.

Анастасия. Наверно…

Гурышев. Мы женатые люди. Да и любим друг друга, я думаю. Когда ты швырнула в отца сигаретой, просить у него прощение я тебя не заставлял.

Анастасия. А он требовал?

Гурышев. На его ярое возмущение я сказал, что тебе, человеку, ради своего творчества нещадно напрягающемуся, курить для снятия стресса нужно. А к человеку, снимающему стресс, лучше не подходить.

Анастасия. Так и есть. Я курю, а он занудными нотациями эффект к чертям перебивает… сейчас бы покурила и полегчало, быть может.

Гурышев. Назад к сигаретам ты даже в мыслях, прошу тебя, путь не держи. Психологически тебе тяжелее, но внешне, скажу тебе, ты преобразилась. Цвет кожи просто великолепный.

Анастасия. Несерьезны твои попытки с моей позиции меня сбить. Раньше я лучше выглядела.

Гурышев. Ты моложе была.

Анастасия. Конечно, я же говорила, что постарела…

Гурышев. Да не вставляй ты в нормальный разговор завихрения свои депрессивные! Господи, она добьется того, что и я рисовать не смогу… завтра опять очень холодно, но продавать ты пойдешь.

Анастасия. С тобой хоть в огонь.

Гурышев. Мы пойдем на полюс. Колоссально одаренными художниками. Позитивными молодыми людьми.

Анастасия. Лет пять назад что ли…

Гурышев. Что?

Анастасия. Мне сигареты продавать отказались. Сказали, чтобы я паспорт им показала. У меня дочери восемь лет, а они считают, что мне восемнадцать еще не исполнилось.

Гурышев. Ну и ублажили они тебя… думаю, от блаженства ни слова вымолвить не смогла. Анастасия. Бессловесным чурбаном я не застыла. О возрасте моей дочери им сказала, впрочем, без раздражения – откуда ему у польщенной женщины взяться. Но сигареты покупать надо, а для этого Катьку им привести. Она у магазина в наказание околачивалась.

Гурышев. А в чем она провинилась?

Анастасия. Ветеран со сникерсом.

Гурышев. Unforgettable…

Анастасия. Да, история незабываемая. Она выпрашивала сникерс, я сказала ей нет, и она шоколадку ветерану в карман пальто подложила.

Гурышев. Воровство, если что, на него.

Анастасия. Я стараюсь ее оправдать, но с трудом получается.

Гурышев. А что тут может быть оправдательного?

Анастасия. Наша бедность. Я не из-за того, что зубки она испортит, сникерс ей не купила.

Гурышев. Тогда не купила, а накануне, наверное, деньги были… чем сигареты себе покупать, ребенка бы шоколадкой порадовала!

Анастасия. Поэтому я слишком ее не ругала. Даже похвалила, что она мне лишь потом – не в магазине призналась. Знай я, что ветерана подставили, я бы не удержалась, с него на нас перевела.

Гурышев. И все бы посмеялись. Хитра девочка, ха-ха, и как она, ха-ха, додумалась деду в карман, а затем на улице подбежать и сказать: угости меня, дедушка сникерсом! О чем ты, внученька, никакого сникерса у меня… ох, внученька, глупости ты говоришь… здесь он у меня! Юная волшебница ты, детка! Забирай, конечно, забирай, ох, чудо-то какое! Но дед полез в карман не на улице, а у кассы – за кошельком.

Анастасия. Вытащил сникерс, машинально убрал обратно, погодите, что у вас за сникерс? – кассирша у него поинтересовалась. Ошарашенный ветеран не отвечает, кассирша поднимает скандал… ветеран, очухавшись, кричит, что сникерс не его. За сникерс платить он не будет.

Гурышев. Выложил бы его и пошел.

Анастасия. Он выложил. Кассирша поглядела и сказала, что такой сникерс принять не может.

Гурышев. Такой – это какой?

Анастасия. Пока он был в кармане, ветеран на нервах в лепешку его сжал.

Гурышев. Сильная кисть.

Анастасия. Из того, как он выглядел, у меня создалось впечатление, что до пенсии он каким-то рабочим ремеслом на жизнь зарабатывал.

Гурышев. Закалка, видно, серьезная.