«Точка зрения Корнилова»

Вцепившись за поручень дымовой завесы – единственной, что осталось после ухода под воду всех предметов тяжелее дыма – Бандерлог каким-то чудом все же удержался от фатального погружения.

– Что, ничего? – тихо пробормотал он.

– Совсем ничего, – ответил Корнилов. – Ну, в крайнем случае, почти совсем.

– Но я….

– Вдали вопят и стонут.

– А я…

– Тебе рвет морду пенистое.

Бандерлог достал из кармана обрывки носового платка и попробовал ими усиленно растереться – вовлекая его в корпоративную пучину, дым оберегающе рассеялся, но печальны были последствия для ему – и им – преданных.

– Ладно, хватит об этом, – сказал Бандерлог.

– О чем?

– Ну… Об этом.

Корнилов негодующе нахмурился:

– О каком таком этом? Мы что, ни одни?

– Одни, одни… У меня уже голова заболела.

– Наверно, фуражка узкая. Ты бы ее снял, что ли.

Сняв довольно непрезентабельную фуражку, Бандерлог уставился на холодильник – бывший изнутри против обыкновения не полым – и так настойчиво, что Корнилову пришлось спросить:

– Что это ты там высматриваешь?

Заискивающе улыбнувшись, Бандерлог кивнул хитрым глазом на одиноко стоявший в раковине хрустальный бокал:

– У тебя кефир есть?

– Есть, Бандерлог. У меня и интервью восточного ветра на какой-то кассете записано.

– Тогда… Плеснешь?

А почему бы и нет: помочь страждущему – поступок, содержащий в себе некое подобие божественной прыти, в чем-то безусловно смягчающий уготованную тебе участь.

– Плесну, – сказал Корнилов. – Но только с условием, что ты немедленно удалишься.

Бандерлог враждебно сник:

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

– Честно говоря, в хит-параде моих желаний это занимает одно из первых мест.

– Так, значит… А я, между прочим, часто вспоминаю как мы играли в нашем дворе… в футбол… чаще всего в одной команде.

Главенствующий в этом воспоминании приторный либерализм мало что амнистировал.

– А как ты разбил моим мячом стекло котельной, а потом убежал, не вспоминаешь? – Корнилов противоречиво усмехнулся. – А меня там практически придушили.

– Это я по малолетству… Забудь. – Подмигнув Корнилову, как совершивший грубую ошибку старпом загибавшемуся от его глупости капитану, Бандерлог элегантно вступил на ковровую дорожку официального примирения. – Кто старое помянет, тому что вон?

– Просто вон.

– То есть?

– То есть, иди отсюда.

Нанося данной репликой изгоняющий щелчок, Корнилов ничуть не промахнулся, но если Банделог и исповедовал какой-либо культ, то жрицей этого культа могла быть только перезрелая дева Непосредственность – облаченная в чрезмерно прозрачное платье и не дававшая ему повода считать ее плохо пахнущей скромницей.

– Не кипятись, Корнилов, – непробиваемо отмахнулся Бандерлог, – следи внимательней за моей речью – я уже перехожу к делу. Пускай твоя кровь подойдет к ушам и там ждет, когда я заговорю… Сегодня у нас в доме культуры будет концерт. Ты любишь концерты?

– Не очень.

– Ну, так вот. На этом концерте мне понадобиться твоя помощь.

Ему понадобится моя помощь, ему и моя: пока Корнилов на секунду задумался о том, возможна ли такая ситуация, когда твоя любимая книга «Величие библейской мудрости», а любимый режиссер Тинто Брасс, ему тут, оказывается, уготовили ловлю и приручение его слонов. Но кое-кому придется за ними еще побегать – и не дай ему Бог, не дай ему Лататели Небесного Свода их догнать.

– А с головой у тебя все в порядке? – спросил Корнилов. – Резиновые гризли со взглядом майора по утрам не обступают?

– Я серьезно. Ничего особенного, Корнилов, от тебя не потребуется – постоишь, за порядком посмотришь. В общем, побудешь кем-то вроде дружинника.

Убожество высказанного с беспомощным напором предложения подвигло Корнилова на синдром скучной заинтересованности в событиях, от которых его пока миновало – собирая испорченную тротилом скалу обратно в монолит, особо же не грешишь.

– Я, – сказал Корнилов, – кто-то вроде дружинника, ты кто-то вроде мудаковатого лишенца… А поддержка с воздуха мне полагается?

– С воздуха?

– Твои легавые друзья на дирижаблях, предупреждающие трели и карканья рассевшихся по деревьям общественных стукачков, фригидные парашютистки с мечами-колдунами. Или хотя бы с кувалдами.

Дожевав яблоко до огрызка, Бандерлог вернул его останки ничуть не подурневшей от образовавшейся на ней проплешины тарелке.

– Поддержка тебе не понадобится, – сказал он. – В нашем районе решительность моей натуры любая шпана знает, а на концерты в этот голимый дом культуры только местные дебилы и ходят. Так что, контингент будет мирным.

– А если не будет?

– Будет, будет… Не волнуйся.

Скривив изначально прямые уголки рта, Корнилов снова задумался —

примитивизм выбранной для раздумий тематики его оскверняюще угнетал, но тот пункт соглашения, где приветливыми интонациями была четко обозначена необходимость его собственного участия в чем-то публичном, воспринимался Корниловым не без жизненной углубленности – мелки и порочны ее заводи, однако выгребать в свободное от суетных буйков море тоже не слишком захватывает. Боевые тормоза, что ли, поставить?…