Юмористические рассказы

Людмила Павловна взглянула на мужа и тихо произнесла.

– Ну, я же тебе говорила.

Не было никаких скандалов и выяснений. Увидев собаку, родители обомлели, и сами словно превратились в двух детей. За чаем все дружно обсуждали веселую историю и встречи в кафе. Игорь не верил, в то, как может быть в его семье. Оля радовалась тому, что не подвела мужа.

Когда секрет был раскрыт, появился другой. Олю долго мутило от запахов тления зубного материала, который доносился из кабинета терапевта. Любимые круассаны из пекарни рядом, стали ненавистными, а обеденный сон с Оливкой под боком затягивался на добрых шесть часов.

Вскоре в молодой семье появилась еще одна новость о грядущем пополнении, которую они по привычке, пару месяцев держали в секрете.

Монополия

Выходные на даче не обходились без настольных игр. Если одни могли скрепить семейные узы, другие же, наоборот, в одночасье развязывали самые крепкие, стоило только зайти очередной партии в тупик.

Вся семья садилась за массивный деревянный стол, рассчитанный на восемь персон. Первой раскладывали монополию. Старшая сестра перед каждой партией предугадывала свое банкротство в игре и заверяла всех, что на ней сглаз, поэтому и в жизни она не зарабатывает денег так же, как и в монополии.

Младшая сестра ровно одинаково не любила любые настольные игры, но чтобы не портить всеобщий настрой редких встреч на даче, она терпеливо принимала участие.

Братья относились к игре с максимальным азартом, прилагая все усилия к собственному выигрышу, а иногда даже не брезговали блефом, отчего вся семья была настороже.

Монополия не простая игра, во главе которой стоят рыночные отношения, но как все оборачивается, когда в такие отношения вступает семья.

Игра начиналась с первого хода, и, как правило, кто-то из участников ставил свою фишку на менее дорогие объекты, которые встречались в начале поля. Речи даже не шло о том, чтобы не покупать бар за три тысячи, ведь это возможность, создать настоящую монополию, выкупив все объекты одного цвета.

Чем глубже шла игра, тем яростнее строились коалиции. Старшие не только отслеживали мухлеж со стороны младших, но и не давали возможности продвинуться в игре дальше положенного. Если более дорогие лоты выставлялись на торги, то доставались они исключительно хорошим игрокам, так решалось в игре. Игрокам, которые не жульничают, не дерут со своих в три шкуры и не стараются обыграть всех в открытую.

Самым дорогим лотом был автосалон. Несомненно, если у мамы хватало денег, то он уходил ей с торгов за мизерную стоимость. Также могло повезти и девочкам. Но стоило только братьям проявить интерес к торгам, как сразу начиналось полное сопротивление их обогащению. Сестры возмущались. Хором кричали, что не следует идти на уступки шулерам, а братья не понимали, почему получают такую волну негатива, никого не успев обмануть за игру.

Господство божков.

Четверо сели играть в монополию. Они были родственниками до начала партии. Родственниками они и остались. Если, конечно, кто-то из них не приемный. Бывают приемными дети. Приемной может быть и мать. Она была добра к детям, но больше всего она была добра к своей родной дочери.

Виделись они редко. Общались еще реже, чем виделись. Маме было грустно от этого, и только. А дочь просто запуталась в жизни. В редкие встречи на даче она думала, в какой именно момент все пошло не так, но не могла этого понять.

Как люди сходят с ума? Что делает с ними это? Лучше жить с СДВГ в сорок лет или все же бороться с пограничным расстройством? И ладно, если в одиночку бороться с неврозами, которые идут в комплекте к обоим недугам… но если у тебя есть дети? Они ведь живут рядом и берут с тебя пример, пока тонкая грань между адекватностью и безумством стирается с годами, и для каждого члена семьи становится чем-то привычным.

Разговоры о конце света давно приобретают наскучивший оттенок для всех, но только не для главного пограничника семьи. Будь это мать, или отец, возомнивший себя пророком. Вечное желание убежать подальше от города, но при этом жалкие попытки вырастить детей среди городского социума подталкивают старших детей догадываться, то, что у родителя явные нарушения душевного спокойствия.

Шутки про биполярку становятся все более пугающими своей правдивостью, а действия всех детей, все больше наполняется теми самыми нервозными подоплеками, которые с детства были у них перед глазами.

Игры уносили семью от надоедливой реальности. Надоедали не люди, нет! Надоедало их поведение.

Старшая дочь просто не хотела наблюдать пример, который видела годами перед собой, и в какой сама превратилась за годы. Ей стало страшно. В момент, когда она отдалилась от семьи и поняла, что жить можно иначе.

Это не значит, жить без Бога, как думала вся семья. Нет. Это значило жить без богов, которые давно стали для родителей главными.

Первым божком был невроз. Родитель свято верил, что все тревожные мысли – это результат ее проницательной натуры и предвестники событий по-настоящему ужасных. И всегда прислушивался к себе, не позволяя даже пробегающей мысли предположить, что это может быть недуг.

Вторым божком была зацикленность, она же навязчивая идея. Они свято перекликались с неврозами и создавали комбинацию веры, которая доводила состояние человека до немыслимого.

Потакая двум божкам, уже, можно было неделями пребывать в страхе и не надеяться на помилование, если бы ни другой взрослый со своими божками.

Инфантилизм и возложение всей ответственности на других был основным божком матери. Отчего старшая дочь не хотела проводить с ней много времени. Это состояние легко копируется, часто раздражает и кажется настолько абсурдным для взрослого человека, что порой к нему теряется всяческое уважение. В этом состоянии, когда взрослый всецело полагается на окружающих, у него возникают другие божки рядом, в лицах людей. Этого божка легко назвать – зависимость.

Зависимость ведь бывает разной. Кто-то выкуривает сигарету, чтобы почувствовать облегчение и отрешенность от земных дел, на несколько минут. А кто-то передает возможность принимать решения близким людям, чувствуя в этот момент легкость и отрешенность. И вроде мысли, что все может измениться и желание изменить жизнь, пробуждается в человеке слабым побегом и быстро разрастается в большое кустистое нечто, из которого появляется плод в виде очередного божка.

Божок, который всплывает в каждом и портит жизнь не меньше других – синдром отложенной жизни.

Человек хочет вырваться от всех божков, и начать новую линию, где адекватность будет главным богом, но желание всегда ограничивается фантазиями. Помечтал о благополучном будущем, полным решений и ответственности, без неврозов и тревожных мыслей, и вот тебе заряд дофамина, полученный лишь от представлений о счастливой картине. Но адекватность тонет в череде событий, в бытовых делах и короткой памяти, которая непонятно почему стала вдруг такой плохой. Этот недуг даже раздражает. Не говорит ли он о том, что у всех людей из-за питания нарушена работа сосудов, склероз на носу? Все идет к концу, как и людское существование… ведь удобнее, назвать мировой проблемой свои и представить общий конец света, чем впустить мысль о своей кончине.

Не знаю, правильно ли назвать божком паническое расстройство, которое при любом сбое в организме все время сигнализирует о смерти и не дает нормально функционировать человеку, но оно с годами и превращается в божка невроза, приправленного тревожными мыслями.

Все эти описания, возможно, не до конца соответствуют психологическим терминам, но суть мы уловили. Вспомнили членов семья или дальних родственников, которые поклоняются именно этим божкам, не различая перед собой настоящего, единого Бога. Возможно, они даже ходят в церковь. Но поверьте несмотря на это, устраивают собрания в голове гораздо чаще, восхваляя и поощряя существование своих божков.

И вот представьте, семья, все дети выросли и собрались на даче с тем родителем, который остался менее опасным для них. С ним они выбрали продолжить общение. Все сидят за больши?м столом, раскладывают монополию, расставляют фишки, раздают деньги и на несколько часов забывают кто они друг другу.

Безопасный, инфантильный взрослый становится держателем автосалона, который за любое попадание фишки берет с участника крупную сумму в восемь тысяч, строит свою монополию. Родитель богатеет, умеет принимать решения и становится важной персоной. Важной настолько, что своим влиянием может помочь старшей дочери обзавестись одним из дорогих объектов, слиться в команду и победить всех в этой игре. Взрослый забывает обо всех божках и существует за столом, как свободный человек, поддерживаемый правилами.

Тогда до дочери, наконец, доходит истина, которая и так была на поверхности все годы. Она собрала в себе всех божков и легко освободиться сможет, когда ее родные избавятся от них. Когда она увидит пример, как мама поборола вечное пребывание в инфантильной роли. Когда увидит действия от старших, вместо пустых обещаний и слов успокоения. Или когда адекватность этих людей, наконец, победит тревожность и изгонит никчемных, портящих жизнь божков.

Она долго думает об этом, разговаривает с мамой, через скандалы пытаясь донести правду, но в однажды понимает, что картина семьи в масштабе остается прежней и, только играя в монополию, они могут забыться. Проводя время за любыми настольными играми, они становятся настоящими.

Затем приходит время готовить обед, и мама вновь становится инфантильным взрослым, который спрашивает у каждого, что приготовить, боясь принять неправильное решение и кого-то этим расстроить. Но дочь помнит успех мамы в монополии, как там она становится боссом и главенствует над остальными, чувствуя былой азарт.

Вот такая монополия.

Бобик

Летом семья отправлялась на дачу. Мать и сын уже привычным ритуалом обходили деревню, выгуливая пса аристократичной породы.

Белый гулял на поводке, вальяжно обнюхивая кусты и проходя мимо местных дворовых, привязанных цепями к будкам и заборам, кидал в их сторону надменный, но безразличный взгляд, как бы намекая на то, что он занимается исключительно своим делом – выгулом хозяев и абсолютно счастлив видеть потенциальных врагов за заборами.

В деревне проживали собаки разных пород, и некоторые в лице агрессивной породы корги, если не были посажены на цепь, то огорожены двойным забором, «от греха подальше», как говорили соседи.

Круг через деревню был извилистым, и меньше всего был похож на круг по своей форме. Так, красивым словцом говорила мама:

– Пройдем по деревне кружок.

– А если там Бобик? – спрашивал сын.

– Он же за забором, – отмахивалась родительница, но на всякий случай брала с собой палку.

Палка защищала в основном от слизней, которые кучами лежали на тропинке, ведущей к полю. Коричневые в пятнистой раскраске, они одновременно вызывали интерес и отвращение, да и к тому же застревали в лапах Белого, когда тот, зазевавшись, наступал на них и надавливал всем весом. Мама раскидывала слизней в стороны палкой, как настоящий кун фу мастер, и победоносно шла вперед со своим орудием. Имея форму рогатки на конце, палка иногда ложилась на плечо сына, тем самым облегчая транспортировку мусорного пакета до баков.

Мусорные контейнеры располагались за полем. Чтобы миновать поле, семья делала большой круг, тем самым увеличивая маршрут и оберегая лапы Белого, то от клещей, то от липких одуванчиков, проходя по вытоптанной дорожке. Поле в каждый сезон было усеяно разными цветами. Одуванчики сменяли ромашки, голубой цикорий появлялся как по заказу после них, вместе с незабудками. На их место снова возвращались поздние одуванчики. Они цвели ближе к октябрю, и словно старались компенсировать нехватку солнца.

Белый меньше всего любил пору одуванчиков, когда концентрация пчел в поле доходила до своего максимума. Тогда поле приходилось быстро пробегать, и он не успевал надышаться сладковатым ароматом, то раздувая брылья, то, наоборот, делая их впалыми.

Чаще всего, на поводке пса выгуливал хозяин, но если маме не нравилось поведение хоть одного из пары, она брала бразды правления в свои руки. В тот день приличные манеры мальчиков позволили ей отвлечься и вдоволь наговориться с приехавшей в гости дочерью.