Жена фокусника

А я еле дышу. Я чуть не плачу.

Он подарил ей сказку, он перевернул для неё вселенную, он весь мир положил к её маленьким ножкам. И теперь она восхищенно смотрит на него. Все мои страхи, все мои мысли мгновенно испарились – кем бы он ни был на самом деле, кем бы я его не представила, для неё он навсегда останется таким, каким она видит его сейчас – волшебником. Прекрасным фокусником, удивительным сказочным существом, которое снизошло до неё, подарив её самое восхитительное мгновение во всей её жизни. Ярким, пылающим центром вселенной. Солнцем в её крошечных ручках. И даже когда он смоет грим, снимет пеструю одежду, он по-прежнему будет ЗВУЧАТЬ, как самое яркое, что она когда-либо видела.

Фокусник это тот, кто заставит вас поверить в «Сказку».

***

– Вам бы в цирке работать, – говорю я.

Они смотрят на меня, улыбаются и молчат. Хорошо улыбаются, искреннее. А куда же им деваться, если кругом толпа детей и они смотрят на них во все глаза?

Очень хорошо они получились. Очень правдоподобно. А Низкий, оказывается, неплохо умеет жонглировать. Смотрю на них и почти верю в их костюмы, грим и улыбки. Но самое удивительное – дети к ним тянуться. Максим говорит (как часто я в последнее время начинаю свои мысли с этих слов…), что дети прекрасно чувствуют внутреннее в человеке – все его пороки, все его мысли, и страхи. Все то, что он так усиленно прячет. Так почему же они не видят в них зверей? Или видят, но воспринимают это иначе? Может это-то как раз и роднит их? В этих крохах от зверят, пока еще, гораздо больше, чем от людей. А в этих троих – уже. Наверное, поэтому за ними стайками бегают дети, ловя каждое их движение, каждое слово. И эти красивые, раскрашенные звери очень стараются соответствовать их ожиданиям – по гриму бегут капельки пота, шеи в тех местах, где грим немного смазался, красные, в голосах слышится отдышка, а от тел буквально пышет жаром, как от печи.

Я поворачиваюсь и ищу в толпе Максима и Соню. Первые несколько минут не нахожу, и колючий ёж начинает вертеться внутри. Но потом слышу её – она радостно визжит. Я иду на голос и вижу, как он снова сажает её на слона, к ней присоединяются еще две девочки. Максим залезает следом, и слон величественно поднимается, наверное, на сотый круг.

Соня так счастлива. Глазенки сверкают, а с губ не сходит улыбка. Я не могу насмотреться на неё. Я так счастлива. Потом перевожу взгляд на Фокусника – тот смотрит на меня и его грим растягивается в похотливой улыбке. Я улыбаюсь и краснею. Он подмигивает мне. Я отвожу глаза.

Фокусник заставит вас поверить…

В громкоговорителях играет музыка, сладости разлетаются с прилавков павильонов и тележек, воздушные шары летят в воздух. Сказка дышит, сказка живет. «Сказка» молчаливо ждет.

Часы летят, как минуты, и вот уже самые неподготовленные начинают сдавать позиции – родители потихоньку уводят детей к выходу. Но сказка по-прежнему играет всеми красками и народу все еще очень много.

Больше половины сдались. Ряды сказки постепенно пустеют, музыка становиться тише и огни начинают тускнеть, и половина воздушных шаров причалила к земле. Но гимнасты, клоуны, сказочные герои еще держаться, а слон по-прежнему ходит среди сказочной зелени.

Прозвучало объявление о закрытии и последние посетители направляются к выходу. Сказочные герои и волшебные феи еле волочат ноги, но все еще улыбаются, провожая самых стойких. И когда двери закрываются за последним посетителем, сказка выдыхает – все, кто в этот вечер был на арене, падают замертво и, прежде чем отправиться в раздевалки и душевые, он переводят дыхание и собирают последние силы, чтобы просто подняться на ноги.

Мы вчетвером идем по пустой, широкой главной улице, которая ведет к огромному стеклянному зданию, возвышающемуся над «Сказкой». Вчетвером, потому что Сонька не идет – она едет на спине Фокусника, обвив его ногами и руками. Она спит. А Фокусник практически не растерял прыти и легко несет её на себе, полусогнувшись. У него внутри точно ядерный реактор – неизвестный науке тяжелый элемент, с периодом полураспада три миллиарда лет. Низкий и Белка совершенно измочалены и не способны даже говорить. Я в состоянии близком к ним, а потому мы идем втроем, рядом, как друзья и смотрим на Фокусника, шагающего впереди нас. Под ногами разлетаются в стороны воздушные шарики, шелестит мишура и мусор. Мы молчим.

На территории «Сказки» появляются бодрые и свежие уборщики – они как мураши расползаются по территории – их рабочий день только начался. За ночь это место должно снова превратиться в один огромный бордель, и работы предстоит очень много.

Мы заходим в стеклянное здание. Мы поднимаемся на лифте до самых верхних этажей. Здесь Низкий и Белка идут своей дорогой, а я, Фокусник и Соня идем к другому лифту, потом три этажа по лестнице и коридор с дверью и кучей биометрических датчиков и кодовых замков. Потом крохотный холл, с двумя охранниками, и лифт. Еще один крохотный холл и входные двери. Всё.

День закончен.

Сонька не просыпается, когда Фокусник кладет её на кровать в комнате, которую он специально приготовил для неё. Она не просыпается, когда я раздеваю её и укрываю одеялом, и выхожу из комнаты, тихонько прикрыв дверь.

Захожу в спальню – там сказочное существо, сняв цилиндр, перчатки и фрак, закрывает за мной дверь на замок. Оно подходит ко мне, оно прикасается ко мне горячими руками, оно целует меня.

– Подожди, я быстренько в душ, сниму грим, – шепчет он, отрываясь от моих губ.

– Нет, нет. Не надо, – говорю я. – Останься таким…

Улыбка обнажает жемчуг зубов и зажигает серые глаза.

Потому что я тоже хочу небольшую часть Фокусника. Потому что я тоже люблю, когда меня дурачат. Я люблю быть обманутой, так заставь меня поверить…

Глава 10. Что вы наделали?

Я стою перед толпой и слушаю грохот сердца в ушах. Я вижу, как они аплодируют, но гул аплодисментов заглушает мое собственное дыхание. Я опускаю глаза вниз, я смотрю на свои руки и не могу поверить в то, что вижу. Я поворачиваю голову – там за тяжелым занавесом, обрамляющим сцену, где стою я и еще полтора десятка человек, спрятанные от посторонних, на меня смотрят серые глаза. Не улыбаются, не смеются – они предельно внимательны и сосредоточены. Они следят, чтобы я не выкинула глупость.

– Марина Владимировна, улыбайтесь, – дышит мне в спину круглолицый.

И я улыбаюсь.

Внизу огромная толпа и она рукоплещет нам. Вспышки фотографов и восторженные крики толпы, а в моей голове одна единственная мысль – они кричит, заполняя всю мою голову, звеня и сводя зубы судорогой:

Что же вы наделали, люди?

Что же вы наделали…

Но обо всем по порядку.

***

– Мам, а Максим скоро придет?

Я подняла глаза на Соньку, которая от скуки медленно сползала по дивану на пушистый ковер. Этот вопрос начинает меня раздражать. Но вида я не подаю. Я откладываю в сторонку книгу и смотрю на дочь:

– Я не знаю, Пуговица. Он еще на работе. Тебе он зачем?

– Мне скучно.

– Ну, моя дорогая, с этим ты можешь и сама справиться. Почитай книгу, порисуй…

– Не хочу. Хочу, чтобы Максим пришел. С ним весело, – ноет она.

Да уж, обхохочешься…

– Соня, я не знаю, когда придет Максим.

Если он вообще придет. Если сегодня не одна из тех ночей, когда…

Замок входной двери щелкает и на пороге появляется он. Соня поднимается на ноги и с писком бросается к нему. Он улыбается и раскрывает перед ней объятья. Он падает в них. Он обнимает её, а потом поднимает голову, и смотрит на меня:

– Привет.

– Привет, – говорю я, и чувствую, как холодеет в жилах кровь.

Кем он ей приходиться? Мамин малолетний любовник? Социопат? Фокусник?

– О-о-о… опять у мамки плохое настроение… – наигранно уныло произносит он, и опускает глаза на мою дочь, улыбаясь ей. Она смеется:

– Опять… – поддакивает она ему.

– Значит, мы её с нами играть не позовем…

С этими словами он вытаскивает из-за двери огромную коробку с железной дорогой.