Жена фокусника

Он смотрит на меня. Он говорит тем же спокойным голосом, что и всегда:

– Если тебе что-то будет нужно – звони. Ты знаешь, я помогу.

Я киваю и говорю «хорошо». Ничем ты мне не поможешь.

А потом мне в голову приходит совершенно сумасшедшая идея – запихать его в машину, сесть за руль и ударить «по газам», вдавить педаль в пол, понестись, куда глаза глядят. Интересно, как далеко мы уедем?

***

Я зашла в квартиру. Тихо до дрожи. Я в клетке со львом, я с зажженной спичкой в цистерне с бензином, я с рогаткой в медвежьей берлоге. Эта русская рулетка скоро доконает меня, и я буду седой задолго до выхода на пенсию. Если вообще буду.

Ласковая рука-змея на моей шее, и я судорожно сжимаюсь.

– Я слышу, как ворочаются мыслишки в твоей голове, – шепчет он, прижимаясь ко мне сзади, и я чувствую его возбуждение. Его рука ложиться на мой живот и спускается вниз, минуя одежду. Губы прикасаются к шее, обжигая жаром. – Расскажи мне, о чем ты думаешь…

***

Я лежу и задаюсь вопросом – чем руководствовалась эволюция, когда ранжировала приоритеты в моей голове – инстинкт размножения превыше инстинкта выживания. Хм… очень странная расстановка. Я лежу и наслаждаюсь тем, как его губы скользят по внутренней поверхности моего бедра. Мне так сладко, так хорошо, что все мои истерики и домыслы относительно того, как он опасен, кажутся чем-то очень далеким и совершенно не актуальным. Ну чем он опасен? Я опускаю глаза и смотрю, как самый красивый, самый уникальный мужчина на земле лежит между моих ног, обнимает мою задницу и нежно касается губами моего бедра. Что в нем опасного? Самый ласковый из всех, кого я знала, самый нежный из мужчин, самый умелый любовник. Садист? Да бросьте… Маньяк? Да не может быть! Социопат и убийца? Вы что-то путаете, друзья мои. Ну, посмотрите на него – да он же не страшнее двухнедельного котенка.

Звонит его телефон. Он не обращает внимания. Звонок обрывается, но тут же начинается заново. Максим по-прежнему мыслями и телом у меня между ног. Третий звонок.

Он чертыхается и лезет искать свой телефон. Находит его и включает громкую связь, возвращаясь к моему бедру:

– Чего тебе? – спрашивает он, прижимаясь щекой к моей коже.

На том конце ленивый голос с характерными мурлыкающими оттенками:

– Мы хотим поохотиться на кроликов. Ты с нами?

Максим закрывает глаза, задумывается, и пока думает, он рассеяно гладит сомкнутыми губами по моей ноге:

– Нет, Белка. Я – пас, – отвечает он.

– Твою мать! Тебя, что там заклинило у неё между ног? Две недели, брат! Втроем скучно, ты же знаешь…

Максим молчит. Максим думает. А у меня зарождается мысль – крохотный лучик надежды. Две недели. И все эти две недели он был с нами. Я двигаюсь вниз, залезая под него, обнимаю его за шею:

– Останься со мной, – шепчу я.

– О, кто там у нас? Королевская блядь? Как дела, моя сладкая?

Я его не слушаю. Я смотрю в бездонные серые глаза:

– Не уходи, – говорю я. – Останься со мной, пожалуйста.

Я чувствую, как у него встает. Я думаю – может он и правда любит меня? По-своему, нет как, как другие. Ну и пусть. Да разве важно? Секс или любовь, лишь забирало человека до состояния полной невменяемости. Может я сумею переломить ход вещей и сделать невозможное?

Я двигаю бедрами, ощущая, как твердеет его плоть, как она наливается кровью и становиться горячей. Я умоляю не оставлять меня. Я обещаю воплотить любые желания, все, что в голову взбредет.

Останься со мной.

Где-то на заднем фоне трещит голос Белки. Он сыплет мерзостью и порнографией, он в сотый раз предлагает себя третьим. Но мы его не слушаем.

Есть я и он. Весь остальной мир – побочный эффект, издержки эволюции.

Останься со мной.

Белка все никак не заткнется.

Ты будешь любить меня.

Не уходи – я важнее всего, что может дать тебе «Сказка».

Он почти во мне – несколько мгновений отделяют нас от сладости.

– Ты будешь любить меня… – говорю я.

Максим замирает – он смотрит на меня, и зрачки серых глаз расширяются, губы раскрываются, а затем улыбка – светлая, нежная, но азартная, озаряет его лицо:

– Повтори…

– Ты будешь любить меня! – повторяю я.

Его глаза сверкают и искрятся… любовью? Я не знаю, может ли любить самый жуткий, самый страшный человек на Земле? Он улыбается, он целует меня, и, отрываясь от моих губ, говорит:

– Все. До завтра, – и он тянется к телефону, чтобы отключить связь.

Но тут Белка говорит:

– Бери свою шлюху с собой. Пусть теперь нас будет пятеро? А? Что скажешь?

***

Сука! Тварь! Гребанная Белка, чтоб тебя…

– Максим, я туда не пойду, – говорю я, и не отрываясь смотрю на стену, смотрю на железную дверь с увесистой щеколдой. Меня подбрасывает. Я поворачиваюсь и смотрю на мерзкую харю Белки – он улыбается мне.

Чтоб тебе провалиться, гавнюк!

Он улыбается мне, нарочито сексуально облизывает пухлые губы и посылает мне воздушный поцелуй. Я показываю ему средний палец. Максим прижимает меня к себе еще крепче, чувствуя мою дрожь:

– Тебе понравиться, вот увидишь, – шепчет он мне на ухо.

Все это слушает и наблюдает Белка. Его глаза горят неподдельным возбуждением. Он меня хочет. А может и нас обоих, кто его знает?

– Я не хочу, – говорю я.

Нас всего трое – Я, Максим и Белка.