Нелюбимая жена

– В смысле? – еще больше нахмурился.

– До свадьбы никаких баб, клубов, загулов. Ты должен влюбить в себя невесту. Она ведь тоже за Марата замуж собиралась, на него слюни пускала. Руки целуй, обещай любить, все свое обаяние включи, зажми в уголке, страсть ретивую покажи. Пусть сохнет по тебе. Так легче. Влюбленная женщина многое готова простить.

Вот значит как… Валиевым молодой и бойкий петушок понадобился. Загнули меня раком и трахнуть решили. Ну что же, эта гордая сука будет у меня с руки есть, а когда придет время – сломаю об колено. Как меня сейчас. Все отберу, одна пустая оболочка останется!

Наша свадьба состоялась через полгода. Я сделал все, чтобы невеста сегодня сияла от счастья. Белое платье, черные сверкающие глаза, кружевная фата – Лота была прекрасна. Она действительно очень красивая девушка. Густая жгучая копна волос, бархатная кожа, пухлые губы, прекрасное юное тело. Я трогал, щупал, целовал, пробовал на вкус. Она позволила: не сразу подпустила, но не устояла перед моим обаянием. Моя невеста влюбилась в меня, а я… А я ее ненавидел. За гордость. За дерзкий нрав. За наглость. Жениха себе выбирала. Уверенная в собственной исключительности и папиных деньгах. Я не мог отмыться от ощущения, что меня купили в магазине как игрушку. Сегодня ночью все изменится. Она станет моей куклой, послушной и кроткой. Сегодня ночью у Лоты Равилевны Черкесовой начнется новая жизнь. Полное подчинение.

Наша брачная ночь запланирована в шикарном номере «Four Seasons». Лота уехала раньше. Готовилась. Девственница. Банкет у нас был по всем правилам и канонам. Регистрация в загсе, обряд с муфтием, банкет и никакого алкоголя. Сейчас я пил в баре. Расслаблялся. Потом в свой номер. Помыться, очиститься и супружеский долг исполнить с честью. О, это я умею!

Веселая свадьба, довольные родители, мне почет и уважение. Почему тогда так хреново? Почему так противно? От себя, потому что продался. От нее, потому что купила себе жеребца. От себя тошно. Ее ненавидел…

Я вошел в президентский люкс, оформленный для новобрачных: полумрак, тягучая мелодия, лепестки роз и девушка. Лота в шелковой тонкой сорочке с распущенными волосами и смущенным взглядом. Она ждала меня.

Меня манили очертания груди, ярко выраженная талия и крутой изгиб девичьих бедер. Конечно, я хотел ее. Мне пришлось блюсти целибат, чтобы добиться ее расположения. Лота должна была поверить в мои чувства. Она не знала, что Маратик отказался от нее: гордость принцессы не должна была пострадать. Ну, узнает еще, а пока я получу желанную разряду и сорву цветочек. Мне нужно сделать ей ребенка, потом буду прожигать свою молодость. Мне в двадцать два года нахрен не нужна жена. Верности и любви может не ждать от меня.

– Подойти, – скомандовал, срывая бабочку и сбрасывая пиджак. Лота вскинула голову – не понимала. Да, девочка, ты еще не в курсе, что связалась с жестоким хищником. – На колени становись, – член очень остро реагировал на молодое тело.

– Давид… – ахнула, стыдливо прикрывая острые соски.

– На колени, – чеканил, расстегивая ремень. – Мать не научила тебя подчинению?

Девичья грудь бурно вздымалась, в черных глазах протест и стыдливость. Это хорошо, что она невинна: я сам научу жену правильно ублажать мужа. Меня уверяли, что Лота нетронута. Если это будет не так, то позор на голову Валиевых. Конечно, от жены отказаться не выйдет, но в кулак зажал бы их, ух! Лота целка, по глазам видно. По поцелуям неловким, по смущению.

– Давид, я не умею… – на одном дыхании, избегая моего хищного взгляда.

– На колени, – вся мягкость ушла из интонаций. Лота вскинула голову и дерзко бросила.

– Не буду!

Даже так. Я подошел к ней очень близко, подбородок обхватил двумя пальцами. Жестко. Лота терпела. Я погладил шею, сжал крепкую юную грудь, обхватил тонкий шелк сорочки и дернул, разрывая в клочья. Теперь так будет всегда.

– На колени, – силой поставил. Она не сопротивлялась, не дралась, не кричала, только полыхала черным взглядом. – Забудь свой характер. Нет больше Лоты Валиевой. Теперь ты Черкесова и будешь подчиняться мне.

Я спустил брюки и достал возбужденный член. Головкой надавил на пухлые губы жены и со вздохом удовольствия толкнулся внутрь. Сосать она не умела, но все равно приятно. Я научу ее. Сам тоже еще не настолько опытный. Сколько мне тех лет-то! Но я буду очень хорошо учиться. Я жениться не собирался так рано, поэтому се ля ви… Хорошим верным мужем не стану.

Лота давилась крупной головкой, хрипела, смазала слюной ствол так, что я потерял контроль и уже толкался по полной, не жалея ее юность и неопытность. Бля, полгода воздержания, и я готов выстрелить. Сил у меня много, сейчас спущу тяжесть в яйцах и примусь за молодую жену.

– Хватит, – с не охотой выскользнул, провел головкой по губам, – ротик открой… – хрипло велел и несколько раз передернул затвор, кончая со стоном. – Теперь глотай. Это не страшно. Это твой муж.

Я поднял с колен хмельную жену. Нет, девочка, мы только начали. Остатки сорочки полетели на пол, а Лота упала на кровать. Я полностью разделся и раздвинул стройные ножки. Она вздрогнула, попыталась испуганно свести их. Я не дал.

Я не любил ее. Даже больше: жена вызывала у меня неконтролируемое чувство ярости и желание разрушать. Но я не планировал делать из нее фригидную застенчивую скромницу. Мне с ней еще детей делать!

– Расслабься… – шепнул и устроился между ног. Трусиков на ней не было, а нежная промежность пахла ягодами. Я включил свет: хотел посмотреть на нее внизу. Розовая плоть, мягкие складочки, маленький возбужденный бугорок. Я поцеловал его. Ласкал языком, гладил, втягивал в себя. Жена единственная, кого можно ласкать ртом. У меня раньше не было опыта, но я подготовился, много изучал теории. Сейчас практиковался. Интересно, кстати. Лота поползла на меня, захлебывалась неизведанными ласками, кусала губы и комкала простыни. На изломе оргазма, я резко бросил терзать ее плоть и стремительно пошел в атаку. Узкая и горячая. Целочка моя.

– Больно… – всхлипнула она.

– Сладко, – ответил, накрывая ее губы. Лота была подготовлена, поэтому вся сжалась, встречая свой первый оргазм. Я кончил в нее. Скорее залетит, а я стану относительно свободным.

Скатился тут же и потянулся довольно. Нашарил рукой остатки ее сорочки и обтер член со следами семени, смазки и крови. Вот и доказательство девственности. Никто, естественно, проверять не будет, но есть чем хвастануть Валиевым.

– Куда ты? – поднялась Лота, прикрываясь одеялом.

– Спать… – я встал и нашел свои брюки. Пойду к себе в номер. Пусть привыкает, что меня часто не будет ночью.

– Но?

– Никаких но! Я сказал, значит, так будет!

Все, ушел. Моей жене нужно понять и осмыслить, как она теперь будет жить.

Пролог

Лота

Я лежала в постели и смотрела в потолок. Слезы сами текли из глаз. Без рыданий, всхлипов, соплей, только молчаливое болезненное страдание. За что он так со мной? Давид же сам хотел жениться на мне. Ухаживал, очаровывал, в любви признавался. Я ведь должна была выйти за Загитова Марата, об этом знала давно и была готова к династическому браку. Но неожиданно в моей жизни появился Давид. Мы были знакомы, но никогда особо не общались, а тут столько внимания… Обычно мужчины диаспоры, приближенные отца, держались со мной максимально уважительно, но и дистанцировались по полной. Чтобы не дай бог Валиев Равиль Фахитович не подумал дурного. Давид вел себя совершенно иначе: он знал, чего хочет и добивался меня. Мне двадцать, я студентка, а первый поцелуй сорвал именно он. Мне вдалбливали в голову, что я должна хранить себя для будущего мужа, которым должен был стать Загитов, и я даже придумала любовь к нему, красивому, строгому, волевому. Давид другой: обаятельный, с яркими темными глазами и длинными ресницами. Он много улыбался, шутил, называл меня прекрасной принцессой. Смотрел дерзко, целовал жадно. Я боялась говорить отцу, что больше не хочу замуж за Марата и, Аллах, папа одобрил кандидатуру Давида! Сегодняшний день был самым счастливым, а ночь должна была стать волшебной. Должна…

Я одна в постели, с мокрым от слез лицом, почти изнасилованная мужем. Я не понимала почему. Не знала за что. Как быть дальше? Неужели все так живут? Слепо подчиняются мужу? Я вспомнила мать, теток, окружение из диаспоры. По-разному живут, кто как. Подружки из университета вообще об одних ребятах думали, на свидания бегали, сексом занимались. Я теперь тоже… Вот он какой, значит, секс. Без поцелуев, нежности, любви. У кого спросить? У матери? Подруг? Жен, кто эту чашу пил не первый год? Стыдно. Я же дочь главы диаспоры, золотая девочка, принцесса. Мне всегда завидовали, а я держалась высокомерно и дерзко. Да, есть за мной этот грех. Вот и расплата. Или нет? Может, Давид перенервничал. Может завтра все будет иначе?

Как уснула не помню, а проснулась разбитой и уставшей. Обмылась под горячим душем, коснулась себя внизу: саднило и болело, в душе тоже. Закутавшись в пушистое полотенце, подошла к большому зеркалу в гостиной, сбросила его и осмотрела свое тело. Еще вчера девственное и не целованное, а сегодня такое же, но я другая. Сложно объяснить, но сейчас я женщина. Счастливая или несчастная? Возможно, сегодня узнаю ответ.

Я коснулась губ, вспоминая, как муж вчера брал меня сюда. Странное ощущение. Неприятно, но в этом есть какая-то власть. А вот его губы внизу… Это восторг. Стыдно. Даже сейчас щеки вспыхнули, а пальцы сами погладила лобок, перебирали складочки… Это нельзя, порочно и не богоугодно, так мать говорила про сексуальность, краснея и запинаясь. Но я хотела воскресить те ощущения.

– Что, еще хочешь? – резко обернулась. Муж. Ухмылялся и хищно осматривал меня. – А ты шлюшка, да? Порочная внутри… – насмехался.

– Давид, я не… Почему ты так груб?

– Нет, я еще даже не начинал воспитывать тебя, – и двинулся на меня, снимая рубашку и расстегивая ширинку. Давид достал член, большой, крупный, и схватил меня. – Я научу тебя быть правильной женой, – резко развернул, заставил упереться локтями на кровать и резко вошел, словно разрывая изнутри саднившую плоть.

– Мне больно, Давид, не надо… – слезы сами текли.

– Мы так делаем ребенка, женушка, – и запустил руку между ног. Пальцами начал теребить и трогать чувствительное место. Сдавил бедра и своей плотью принялся гладить и щекотать внизу. Мне было стыдно и… приятно. Противно от слабости и сладко от его близости. Он унижал меня, а я стонала. Брал грубо, а я глотала.

– Давид, – когда все кончилось, решилась на разговор, голая и уязвимая, но мне нужно понять, – что случилось? Ты же говорил, что любишь…

– Люблю?! – обернулся, в глазах ледяной холод, а на губах презрительная улыбка. Потом он начал смеяться, громко и оскорбительно. – Да меня заставили жениться, понимаешь? Марат Загитов отказался, и папаша твой меня за яйца взял.

– Нет… – выдохнула с неверием. – Не может быть…

– Чего? Что тебе покупают женихов? Что Маратику ты нахрен не нужна? Что я не люблю тебя? Что тебя удивляет, принцесска?

Я смотрела на него долго, во мне поднималась волна гнева. Мерзавец. Лжец. Подонок.

– Что мой муж такой подлец. Марат был бы лучшем мужем и мужчиной, – да, я сказала это, чтобы задеть. Я Лота Валиева не буду терпеть грубость и неуважение от пешки! Семья Черкесовых не обладала и толикой влияния. Отец поставит его на место! Защитит мою честь. Я разведусь с ним! Я отдала ему сердце, а он растоптал его. Теперь я бессердечная!

– Что ты сказала? – процедил, сузив глаза. Угрожающе поднялся, голый и злой, совершенно не выглядевший беззащитно. В отличие от меня. – Повтори, Лота.

Меня колотила мелкая дрожь, было страшно и обидно, но я не буду терпеть. Не буду! Я разведусь с ним!