Вихрь переправ: 3. С собой проститься придётся

Элигос вернулся с хорошими новостями: деревня располагалась совсем неподалёку, западнее от скопления соляных террас, навскидку – в пешем часе.

Эта новость приободрила людей и некоторых прислужников – саламандр оказался не готов к ночному холоду пустыни, а ворон на плече союзника ворчливо сетовал на ночную слепоту, делавшую его беспомощным. Кошки и филин, по понятной причине, держались достойно и стойко.

– Элигос, ты хорошо запомнил, где та деревня? – спросила Лука филина, когда тот уселся на чёрный бугорок застывшей лавы подле неё. Услышав пронзительный совиный вскрик, девушка расценила это за положительный ответ. – Тебе придётся снова подняться в небо и вести нас. Только, прошу тебя, лети ниже обычного, чтобы мы могли тебя различить.

Бывший переправщик откликнулся по-человечески визгливым воплем и тут же, расправив большущие крылья, отчего стал казаться чуть не вдвое крупнее, без труда взмыл над головами стоявших людей. Как и просила Луция, Элигос летел низко и не торопясь, подстроившись под поступь людей.

– А ему, кажись, твоя кровушка пришлась по вкусу, – шутливо заметил Эрик Горденов, поравнявшись и обогнав Луку. – Так и из перьев лезет вон, как хочет тебе угодить.

– Глупости, – беспечно бросила она, но всё же её взгляд пристальнее всех следил за плавным, грациозным полётом филина.

Виктор Сухманов включил фонарик и как мог, освещал земную поверхность идущим позади него. Это, конечно, было слабым подспорьем, но в кромешной тьме, где даже луна не способна разбавить густоту темени, этот жиденький лучик света ободрял и не позволял сбиваться с пути. Юна так и не отпустила плеча Лукерьи, и они обе шли, поддерживая друг дружку, чтоб не упасть, споткнувшись о какой-нибудь подвернувшийся невзначай бугор андезита.

К их удивлению жёсткая корка под ногами вскоре смягчилась редкой травяной порослью. А когда вдалеке отчётливо проступили несколько огненных точек, предположительно гигантских костров, травы на земле прибавилось, правда, та имела скорее сушёный и ершистый вид. Но от сухого шелеста под ногами путникам шлось уже несколько легче, а воодушевление, наполнившее их, одарило впрыском новых сил. Марсианский ландшафт Шаммала остался позади вместе с причудливыми холмиками окаменевшей лавы.

Огни укрупнялись и, точно спасительные очи маяка, вели компанию людей и прислужников к заветному убежищу. К удивлению ребят на пути, словно диковинные грибы, вставали гигантские растения с кронами по форме канделябра. В темноте их распознать издали было невозможно, но в слабом удалённом свете огней силуэты местной флоры проступали всё отчётливее и зловеще. Кто-то из прислужников подсказал, что причудливые древовидные растения всего лишь разновидность суккулента, а именно молочай.

Ещё немного и очертания живых огней обрели ясную форму кострищ, как минимум четырёх крупных и пяти мелких. В контрасте с густой ночью светоч пламени виделся неким живым существом, танцующим ритуальные древние пляски, провозглашающие торжество жизни вопреки всему и вся. Ещё ближе – и слух различил треск жадно поглощаемого огнём древесного топлива. За солнечно-бронзовым ореолом кострищ, словно за полупрозрачным занавесом, проявлялись контуры деревенских домов, сильно смахивавших на космические ракеты. Позже, ближе рассмотрев жилища киранлалов, друзья убедились, что дома их представляют простейшие, но добротные строения из соломы, бамбука и глины, с конусовидными крышами из камыша и дверным проемом. Именно из-за формы крыш жилища издалека и были приняты за космические аппараты.

Но прежде, чем приблизиться и всё хорошенько рассмотреть, путникам пришлось встретиться с охранниками – воинами, принявшими оборонительную позицию, решительно направив в сторону чужаков ружья.

Они бесшумно возникли на пути ребят, изящные, высокие и легконогие – точно их соткала из своей тени ночь. В полумраке и разобрать толком было невозможно, какого рода оружие держат в руках сторожа: копья, палки или… Отголосок огня блеснул металлом на поверхности орудия одного из защитников деревни.

– Стойте! – грозно предостерёг охранник в центре защитной линии.

Все замерли, причем по обе стороны.

Тут Лукерья освободилась от цепких объятий рук соседки и решительно сделала несколько осторожных, но твёрдых шагов вперёд к изумлению ребят.

– Лука, ты что делаешь? – встревожено шикнула Юна.

– Не стреляйте! – миролюбиво воззвала девушка к воинам. – С нами кибвэмека. Нам нужно поговорить с вашим старейшиной, пожалуйста.

Прошло мгновение, никто не двигался, и молчание казалось слишком уж затянувшимся, но после как оброненная песчинка порождает ураган, так сокровенное слово сотворило похожий на пчелиный гул шёпот вооружённых мужчин. Один воин, словно звено от цепи, откололся от группки и бросился бежать в глубь деревни. Но ружья по-прежнему целились в пришлых чужеземцев. Оставалось гадать: упоминание слова, незнакомого для честной компании, но хорошо известного местным обитателям, привело к столь оживлённой перемене в поведении осторожных защитников, или дерзкое обращение девицы вызвало волнение в их рядах.

Короткий и властный окрик со стороны деревни изменил ситуацию – ружья тут же качнулись дулами к земле. Тот, что командовал защитой, выступил чуть вперёд и объявил уже не так сурово, но всё же настороженно:

– Можете пройти к огню. Сначала кибвэмека, затем женщины, а после мужчины.

– И на том спасибо, – тихо съязвил Эрик Горденов.

Матфей Катунь нерешительно вышел вперёд, под курткой таился Рарог, дрожавший от холода – большую часть пути саламандр проделал на союзнике, – но замерший тут же, как только заслышал чужой голос. Когда юноша проходил мимо Юны Дивии, та легонько, почти неприметно дотронулась до его ладони, ледяной и шершавой от промозглого ветра. Матфей вздрогнул, точно искра прошла от её пальцев по его руке к сердцу, согрев моментально всё тело. Неуверенности, как ни бывало, он выпрямился и бесстрашно возглавил процессию.

Группу чужестранцев, растянутую в шеренгу по бокам и сзади сопровождали всё те же охранники. И пусть оружие их больше не целилось в сторону чужаков, всем своим обликом и суровым молчанием они выглядели не менее воинственно.

Костры просматривались лучше и ближе, до них оставалось около ста метров. Но даже на таком расстоянии воздух доносил огненный жар, обещавший либо согреть, либо спалить. Света теперь стало достаточно, чтобы хорошенько разглядеть окраину деревеньки, потому что огонь благоразумно распалили подальше от домов. Оценив размеры главных кострищ, а уже издалека было понятно, что они не маленькие, ребята ахнули: пламя каждого из чётырёх крупных достигало в высоту больше пяти метров, а те, что меньше – около двух метров. Гул от них растекался над землёю и вплетался в человеческую речь, резкую, голосистую, гортанную. Но самым дивным в этом завораживающем светопреставлении было то, что костры горели на минимуме древесного топлива. Ещё бредя по песку, а затем по охряной корке вулкана Эрик и Виктор не раз поднимали между собой спор, для них оставалось загадкой, за счёт чего каждую ночь обитающие на мёртвой земле (а она, безусловно, мертва, стоит только взглянуть под ноги) люди разжигают огонь. А тут ещё костры невиданные по мощи. Конечно, в ход мог пойти всё тот же молочай, или ещё какой древесный задохлик, но много ли их в округе, да как долго бы хватило на бессчетное множество ночей?

Все жители деревни, казалось, собрались, вокруг костров. Теперь тьма не мешала во всех подробностях рассмотреть тех, кому за глаза присудили чудовищный титул каннибалов. В основе своей этот народец оказался поджарым, высоким и стройным, вне зависимости от возраста. С матовой кожей цвета чёрного кофе, с тонкими чертами лица, эти люди обладали удивительными по красоте светлыми глазами и носили, горделиво задрав вверх, бритые головы, будь то женщины или мужчины. Привычные к своему климату, и одежду они носили соответствующую, удобную им: просторные хлопковые тоги красно-огненного цвета, точно отдавая дань уважения покровителю-солнцу, правда, у некоторых под одеждой виднелись и вполне современные футболки и джинсы. Вблизи же животворного огня утепляться во что-то более добротное местным не было смысла – жар здесь стоял адский.

У ног многих крутилось много зверья, но неприятным фактом стало превалирующее наличие среди живности змеиного рода. Никого из прислужников Матфея и его друзей не привело в восторг обилие змей, даже пусть они все безобидны по природе своей. Впрочем и чешуйчатые гады не испытывали радости от незваных гостей, нервозно шипя и торопливо дислоцируясь поближе к своим хозяевам. Но собаки, их тоже оказалось не меньше, выказывали настороженную заинтересованность, готовые по призыву кинуться на чужаков и выполнить свой пёсий долг полностью.

У перепутья меж двух громадин-костров Матфей замер замешкавшись – он растерялся от накатившего на него удушающего зноя и обилия громко перекрикивавших друг друга людей, а потому не сразу понял, когда один из охранников, сопровождавших его, вдруг подтолкнул в нужную сторону. И только тогда взгляд юноши выхватил среди столпившейся кружком группки одного, что выделялся среди прочих. К нему и направился юноша, ведя следом друзей.

Группа расступилась тут же, выпуская вперёд своего лидера. Высокий, стройный, сухощавый старик, на вид около шестидесяти лет, смотрел свысока на пришельцев задумчивым и, как казалось, суровым взглядом. Голова его, обритая гладко, только резче подчёркивала морщины, полосовавшие лицо и макушку. Тело его укрывала короткая карминовая тога, перехваченная плетёным шнуром вокруг талии.

– Подойди, чужеземец, – велел он сильным, утробным голосом, смотря в упор на Матфея. Тот подчинился, отделившись от своих. – Ты впрямь кибвэмека? Тебе подвластен язык любой твари, плавай она в водах, беги по земле и летай она в поднебесье?

– Это так, – кивнул юноша.

Именно в этот момент Рарогу надоело томиться под толстой душной кожей куртки, и он заёрзал, ища выход наружу – всё-таки горячий воздух вокруг огня нагрел и одежду.

Удивление проскользнуло в светлых очах старца, брови непроизвольно сдвинулись вверх, отчего морщин на лбу приумножилось.

– Это мой прислужник, саламандр, – неловко расстегивая молнию на куртке (та отчего-то заедала) пояснил Матфей. – Рарог, уймись, я тебя выпущу, потерпи!

В итоге ящер вывалился из-под полы куртки и с коротким, но пронзительным писком плюхнулся на землю.

– Ну и духотища! Капустны кочарыжки, бабкины маклышки, – заверещал Рарог, обрадованный свободе, но тут же испуганно вскрикнул, обнаружив, что вокруг столько незнакомцев. – А это что ещё за черти?!

И тут же ринулся к Матфею, вскарабкавшись на одну из его ног.

Суровость сползла с лица старика, он захохотал что есть мочи, обнажив ещё целые, хоть и давно утратившие даже намёк на белизну зубы. Ему вторили все деревенские жители – гам вышел ошеломительный.

– Забавный у тебя слуга, – сквозь смех произнёс он. Глаза светились почти детским весельем. – Я, Ади?са, старейшина своего народа. Как зовут тебя, кибвэмека, откуда ты в наших краях и зачем тебе понадобился я?

Когда всеобщий гогот поутих, Матфей Катунь представился сам и назвал своих спутников, а после вкратце рассказал о себе и цели прибытия.

– Значит, ты ищешь тайные знания, – изрёк старейшина, буравя всё также сверху гостя задумчивым взглядом. – Тогда тебе необходимо переговорить с Дабулама?нзи, нашим колдуном.

Старик подозвал к себе мальчика лет восьми, длинноногого и шустрого на вид.

– Чиди?, ступай на окраину деревни, пригласи Дабуламанзи к огню. Давно он пропускает прославление солнца, старый отшельник. Да будь аккуратен, Чиди: старик близорук, хоть и притворяется зорким как сова, пособи ему.

Мальчонка тут же припустил прочь от огня, нырнув в густые тени домов. Адиса по-простому сел на землю, пригласив гостей размещаться жестом по правую руку от себя. С левой стороны от него примостилась женщина одних с ним лет, голову её едва покрывали белёсые завитки коротко остриженных волос. Три молодые девушки сели около пожилой женщины; на их головах, как и у старшей, едва виднелись тёмные отростки кудрявых волос.

Матфей хорошенько всмотрелся в молодые лица и нашёл очевидное сходство между девицами и стариками. Следя за его изучающим взглядом, старейшина представил по очереди тех, кто занимал важное место подле него:

– Моя жена Эфу?а, дочери мои – Суби?ра, Зэ?ма и Идоу?у.

Имя последней и явно младшей прозвучало с особой теплотой в голосе.

– А тот юный сорванец – мой внук, – добавил он с ноткой весёлости и гордости, – сын Субиры, моей старшей дочери.

Из скопления любопытствующих местных отделились две девочки, как потом выяснилось, одиннадцати и шести лет. Обе приблизились к старику вплотную, что-то прошептав тому, затем та, что младше отошла и села подле средней дочери Адисы. Оказалось, это её дочь А?йна. Но девочка старше, худенькая как тростинка, ни к кому не подходила, она присела на колено вождя и доверчиво прижалась к старейшине. Светлые глаза девчушки отчего-то отражали грусть.

– Моя старшая внучка, О?ити, – с нескрываемой нежностью в голосе произнёс Адиса и ласково провёл большой ладонью по детской голове. Девочка улыбнулась. – К нашему всеобщему сожалению, сирота.

Ребята, приняв более-менее удобные позы на земле, второпях скинули верхнюю одежду. Луция же пока предпочитала остаться в своём плащике, наслаждаясь огненным жаром, от которого каждая клеточка её тела оттаивала и воспевала гимн теплу.