Якобинец

Не три дня, а около трёх недель , не появлялся Норбер в известной квартире на улице Сен-Флорантэн. Около 11 вечера остановил он фиакр у знакомого подъезда и поднял глаза на окна. Он решился… сейчас или никогда!

За темными опущенными шторами почудился отблеск света. « Неужели Бресси не спится?», – подумалось ему с крайним неудовольствием. Спрятав цветы под плащ, он вошел в неосвещенный подъезд. – « Если он не спит, я рискую оказаться в идиотском положении..»

Стараясь закрыть за собой дверь как можно тише, он прошел темный коридор и из-за штор выглянул в гостиную.

У окна за столом в шелковом струящемся пеньюаре сидела Луиза, подперев рукой голову, по белоснежным плечам в беспорядке рассыпались густые длинные волосы цвета меди. Перед ней стоял канделябр с тремя свечами, их слабый свет и заметил Норбер с улицы. На столе лежала раскрытая книга, но девушка не читала, задумчиво и грустно глядела она на колеблющееся пламя.

Норбер решительно вышел из-за штор на освещенное пространство.

– Луиза, – впервые он решился назвать ее по имени, – это я. Надеюсь, вы извините столь неуместно поздний визит. Мне нет прощения, я это знаю. Но дела службы все эти двадцать дней постоянно требовали моего присутствия…, – он запнулся, с удивлением не узнавая собственный голос, привычное бесстрастие и жёсткие нотки испарились без следа.

Молодая женщина в испуге вскочила, прижав руки к груди. Тонкий алый шелк почти не скрывал форм ее стройного тела. С трудом сдерживая волнение, она близко подошла к нему и подняла оживленно блестящие глаза:

– Я очень рада, Норбер. Я ждала…я чувствовала, что вы придёте, не бросите.. .нас, – смущение и гордость не позволили ей закончить фразу иначе. Впервые за всё это время она назвала его по имени, отбросив холодно-официальное «citoiyen»…

– «Норбер, я надеюсь, что вы простите мне…», – Луиза замолчала, увидев предупреждающий жест Куаньяра.

В горле встал комок. Недоверие боролось с робкой надеждой, и он вдруг невольно подумал: Боже, только не говори мне о дружеских чувствах и не вспомни о благодарности… или всё же у меня есть шанс? Y a-t-il de l, espoir? (фр- «Есть ли надежда?»)

– « Это вам, – его голос звучал тихо и непривычно мягко, – из-под складок плаща возник букет роз, – увидев приятное удивление в синих глазах Норбер вдруг, наконец, решился:

– «Слишком долго я мечтал об этой минуте и слишком боялся её.. не умея найти нужных слов… Louise, je vous aime…Я ждал этого момента вовсе не два месяца, как вы думаете, а пять лет…У вас есть шанс сделать меня самым счастливым мужчиной на Земле или вынести мне приговор за одну секунду.. .Я ни к чему вас не принуждаю, поймите… Решение за вами…»

Рука, потянувшаяся к розам, замерла.

– « Норбер, что же вы со мной делаете?», – с тихой улыбкой прошептала она и на глазах показались слезы.

Куаньяр озадаченно молчал, глядя на ее прелестное лицо, ежесекундно менявшее выражение. Она увидела в его метавшемся взгляде растерянность, грусть и нежность. Помедлив минуту, нервным движением он слегка отстранился, положил цветы на стол и бледнея всё сильнее отступил к двери.

Схватился за галстук, который вдруг начал душить его.

– Вы считаете …что это самонадеянность с моей стороны? Со стороны плебея и республиканца? Скажите сразу… и я… уйду…

Её поразил вид расширенных, словно от физической боли зрачков и восковая бледность лица, полностью утратившего привычную маску холодного бесстрастия.

Луиза тихо улыбнулась ему, подняла свои искрящиеся нежностью глаза и протянула ему обе руки:

– Je t ,aime, – услышал он ее слабый вздох. И не веря слуху, неуверенно подошел ближе.

Задорный переливчатый смех вернул Норбера к действительности:

– Я начала бояться, что ты никогда не решишься! Свирепый тигр стал вдруг робок, как молодая лань!

С тихим стоном страсти и обожания Норбер опустился перед ней на колени, охватив ее гибкую талию, покрывая поцелуями изящные руки и колени.

Он позабыл всё прошлое, всю тоску, мучения и сомнения последних двух месяцев, когда напрасно боролся с собой, забыл о том важном, что как казалось, будет вечным барьером между ними.

Дворянка? Нет, просто женщина, любимая и любящая женщина..

Роялистка, воспитанная в традициях верности трону? Эта мысль на секунду отравила счастье, он невольно поморщился, нет, об этой проблеме он подумает позже и обязательно найдет, как решить её..

Барьер был разрушен в одну секунду – он рухнул от сладостного прикосновения. Не сопротивляясь, принимала Луиза его горячие ласки. Присев, приподняла со своих колен его голову. Долгий поцелуй тихо прозвучал в сумраке гостиной…

Девушка тихо задула свечи и нежно потянула его за руку. Звук осторожных шагов прошелестел в темноте длинного коридора. Дверь комнаты бесшумно закрылась, лишь чуть щелкнул замок…

Последствия декретов Прериаля

Прериальский декрет заставил Куаньяра серьезно задуматься о будущем. Это единственное решение Неподкупного, которого он не мог ни понять, ни одобрить..

Увидевший свет в результате закулисной провокации Сийеса, жестокий декрет, был обоюдоострым, теперь же стало видно, он стал мечом в руках врагов Робеспьера. Именно потому террор принял столь необузданный ненаправленный характер, что осуществлялся он руками их врагов, но именем Робеспьера с определенной целью. Верный расчет.. общество возмутится именно против тех, кто не может более ни на что повлиять..Из-за этой чудовищной ошибки люди начнут ненавидеть их..

Как же так? Куаньяр полностью был согласен с докладом от февраля 1794..

– Террор есть быстрая, строгая и непреклонная справедливость.., – шептал он одними губами, он знал основной текст на память и добавил от себя, – да, в отношении врагов революции, изменников, интервентов..

Далее: «Но террор благодетелен не сам по себе, он лишь крайнее средство, используемое при неотложных нуждах Отечества..» стало быть, он не жестокость ради жестокости, не чья-то злая воля, да, и это так, так в чем же дело? Что-то изменилось с того времени?, – Норбер мрачно опустил голову на руки, чёрные волосы свесились на лицо, – да.. всё изменилось.. не нужен нам этот страшный декрет.. мы отдали гильотину в полное распоряжении наших врагов, нас убивают, прикрываясь нашими именами…Уже сейчас уверен, реальные исполнители Большого Террора вскоре предстанут благородными тираноборцами, а мы…Именно нас и начнут проклинать за всё, что происходит сейчас, за всё подряд в принципе…

Перед ним лежало письмо, полученное от Робеспьера, адресовал его Неподкупному аррасский друг и старший коллега-адвокат мэтр Бюиссар:

– … В последнее время мне кажется, что ты спишь, Максимильен, и не видишь, что убивают патриотов…

А что реально он может сделать?

Норбер беззвучно скорчился в кресле, будто от физической боли и прижал голову к коленям.

Ночь в тюрьме Сен–Лазар

Дверь в камеру со скрипом открылась. На пороге появился мужчина с фонарем. В полумраке он разглядел женский силуэт медленно направляющийся к нему. Женщина подошла совсем близко и осторожно коснулась его плеча, он услышал шелестящий прерывающийся шепот:

– «Гражданин Жюсом… я ждала вас, чтобы сказать.. я решилась.. .после Клерваля… терять мне кажется нечего и… я очень не хочу умирать…»

Мужчина поднял фонарь и Анжель де Сен-Мелен, наконец, разглядела его лицо. Это не был Жюсом, перед ней стоял крепкий брюнет с резкими чертами лица, выше среднего роста. Он поставил фонарь на стол.

Девушка вздрогнула и отшатнулась от него.

– «Кто вы?»

Губы незнакомца медленно расплывались в усмешке, он облизнулся:

– «Я так долго искал тебя, принцесса, я присмотрел тебя уже давно, ведь тебя привезли сюда еще в апреле… Верно? Не мог понять, куда именно тебя спрятали и зачем… а вот оно как… Жюсома ждать не стоит…он не придет, он и думать забыл о тебе, к тому же, видимо забыл и о том, что у меня тоже есть ключи… Какая разница в твоем положении, Жюсом, не Жюсом…Обещаю… взамен всё то же, что обещал тебе он…Я.. может и не идеальный аскет, но я не сволочь…тебя не коснется больше никто… кроме меня…»

Резким движением он прижал ее к себе и стал целовать в шею, Анжель сжалась в комок и робко повторила вопрос:

– «Кто вы?»

– «Гражданин Лавале… или тебе хочется, чтобы я представился по всей форме, как у вас при Дворе? Извольте, Жозеф Луи Анж Жером Лавале»,– низкий голос звучал резковато и насмешливо.

Лавале, как и Жюсом был одним из агентов Общественной Безопасности, но арестованной аристократке ни к чему было знать об этом.