Вот его-то я расслышала вполне отчетливо. Голос, его отдавший, был настойчив, но прозвучал слабыми раскатами грома, прокатившимися из одного моего жужжащего уха в другое. Будто гроза уже ушла и были слышны лишь ее отголоски.
Я понимала, что происходит что-то странное, неправильное. Но покончить с этим почему-то была не в состоянии. Я приняла это за собственную слабость и остро почувствовала себя марионеткой в руках могущественного кукловода. Это угнетало, способно было лишить воли. Вдруг в самой глубине меня зародился протест, ведь манипуляций над собой я с детства терпеть не могла. Сколько себя помню, всегда этому внутренне сопротивлялась. Сидеть в кресле стало совсем неуютно. Я дернулась, скорее инстинктивно, как от ощутимого удара шокером – шокером своего, достигшего апогея недовольства. Напряглась и почувствовала острую боль в ладони. Сгруппировав натруженные недавней тренировкой мышцы – все до единой, которые еще были в состоянии напрячься, ощутила жуткую ломоту во всем теле. Эта боль привела в чувства – скинула с меня пелену из чего-то навязчиво-сковывающего, неприятно влажного, похожего на липкую паутину. Пальцы, которыми я с такой силой сжимала чайную ложечку, что погнула ее, стали влажными, скользкими, как и все тело под свитером. Ложка выпала из них со звоном, показавшимся мне оглашающим. Но этот звон словно известил, что мучения позади. И я воспряла духом. Пару раз качнула головой из стороны в сторону, чтобы размять мышцы шеи, и распахнула глаза.
В этот момент мимо моего столика проходила всё та же официантка с очередным заказом для посетителей. Всё произошло неожиданно. Видимо, поскользнувшись, девушка накренилась в сторону Жарова и как-то неуклюже подбросила поднос. Содержимое всех трёх чашек с кофе полилось на мужчину, а чашки полетели на пол и со звонким звоном раскололись на тысячи осколков. Потеряв дар речи, я смотрела, как мой собеседник вскочил со стула. Трость с агрессивно выпирающим клювом орла неуклюже крутанулась в его ладони и выпала из рук. Теперь она сиротливо лежала на полу у его ног. Каменнолицый накренился над столом, за которым мы сидели, и оперся о него подрагивающими ладонями обеих рук. По его лицу и шее струйками текла жидкость, окрашивая белоснежный ворот рубашки и лацканы пиджака в черно-бурый цвет. На скатерти образовались кляксы безобразной формы.
– Прошу прощения! – воскликнула девушка.
Она подбежала ко мне. Схватила за руку и потянула за собой.
– Пойдёмте! Скорее! – торопила она, а я на ватных непослушных ногах брела за нею, постоянно оглядываясь на согнутую спину Каменнолицего. Посетитель, сидевший за соседним с нашим столиком, уже подавал ему трость. Тот ухватился за нее и распрямился.
Моя спасительница неслась мимо барной стойки, таща меня за собой. Вскоре мы вошли в полутёмное подсобное помещение. Сердце колотилось так, что ещё чуть-чуть – и выпрыгнет из груди. Девушка протянула мне стакан воды. Сделав глоток, я наконец почувствовала, что успокаиваюсь.
– Полезной ему не оказались? – с усмешкой спросила девушка.
– Видимо, нет… Вы же специально облили его кофе? – уточнила я, обретя дар речи.
– Да, – не стала отрицать она. – Захотелось вам помочь. Заметила, что вам… неприятна его кампания. – подбирала слова сотрудница кофейни. – В подобной ситуации как-то оказалась и я, но мне никто на помощь не пришёл. А потом случились проблемы…
– Спасибо вам, – поблагодарила я баристу и огляделась по сторонам. – Мне жаль… Вы справились со свалившимися проблемами?
–Теперь да, – с улыбкой ответила девушка.
Мое патологическое любопытство взыграло не на шутку. Так захотелось расспросить ее: что же тогда с ней случилось, но моя собеседница явно не собиралась развивать эту тему.
– Ну вот… из-за меня у вас будут новые неприятности, – вздохнув, посетовала я. – Вы можете потерять работу…
– Это уже не важно. Сегодня я отрабатываю здесь последний день.
– Почему? – тупо спросила я и получила ответ:
– По разным причинам. Извините, должна идти. Мне нужно закончить смену.
– Да, конечно.
– Вы можете тут подождать, пока он уйдёт. А можете пройти прямо по коридору и выйти ко входной двери, минуя зал. Сейчас я принесу вашу дубленку.
– Хорошо…
Девушка вышла, а я притаилась за шторой. Меня всё еще потряхивало, ноги гудели, как тоннели, по которым во весь опор неслись поезда. Я аккуратно выглянула из-за шторы и заметила пальто Каменнолицего. Оно висело рядом с моей дубленкой. Моя спасительница находилась за стойкой и колдовала над очередным заказом, видимо, получив распоряжение от администратора, с виноватым видом обхаживавшего Жарова.
«Надо дождаться, когда он заберет свое пальто, – решила было я, но… Каменнолицый и не собирался этого делать!
Жаров вдруг обернулся в мою сторону и стало ясно, что он меня заметил. Устало прикрыв глаза, он отложил на «наш» столик ворох салфеток, которыми промокал лицо и лацканы пиджака. Прихватил трость, стоявшую под наклоном к столу, зацепившись за его край острым клювом орла, видимо, чтоб не упала на пол, и направился прямо на меня. За ним засеменил расстроенный администратор, что-то без конца бубнивший ему в спину.
Заметив, как Жаров приближается ко входу в служебное помещение, я понеслась вдоль по темному коридору. На то, чтобы забрать дубленку времени уже не оставалось. Добежав до его конца, свернула вправо и очутилась в зале кофейни, прямо напротив входной двери. Я толкнула ее что было сил и вылетела на самый мороз.
Перед глазами все плыло, то ли от перепада температуры, то ли от стресса, то ли от слез, катившихся по щекам и оставлявших на них корочки из вмиг промерзавших «ручейков». Очутившись на крыльце заведения, я поймала ртом ледяной воздух улицы. Он с болью ворвался в легкие и заставил зажмуриться. Сделав ещё несколько шагов вперед, я распахнула веки и уперлась взглядом в черный внедорожник. Он стоял прямо напротив меня, так близко, что я, от неожиданности хаотично взмахнув рукой, коснулась его поверхности хай класса вмиг продрогшей ладонью.
Стекло у водительского сидения приспустилось и прозвучал приказ:
– В машину! Быстро!
Я проморгалась от слез и вгляделась в лицо водителя, видневшееся за приспущенным стеклом окна. На меня чуть недовольно смотрели льдисто-синие сосредоточенно-холодные глаза знакомого лица. Лица Гринёва – правой руки Орлова.
Стуча зубами, дрожащими пальцами я ухватилась за ручку двери. Не без труда открыла ее, юркнула на заднее сидение и окунулась в спасительное тепло салона.
– Тттам Кккаменнолицый, – заикаясь сообщила ему я, – Тто есть Жаров.
Водитель кивнул и спросил:
– Вы почему выбежали без верхней одежды?
– Ннне было вввремени, – прошелестела я севшим голосом, – Он шшел за мной. Я иссспугалась… – И вдруг меня осенило: – Хоття… мможет и не за ммной ввовсе… Мможет он шшел в пподсобку, чттобы привести ссебя в ппорядок…
– А что с ним не так?
– Его облили ккофе.
– Вы?
– Ннет, нашлись ддругие. Но, ппожалуй, и я не отказалась бы, – заикаясь, призналась я, взглянув в сосредоточенное лицо водителя, отражавшееся в зеркале заднего вида.
– О чем говорили?
Я потерла щеки, горевшие теперь огнем, всё еще замерзшими ладошками, подула на них, чтобы согреть, и принялась неистово тереть ими друг о дружку. С ответом меня не торопили. Молча прибавили обогрева и повернулись ко мне лицом.
– О ппапе, – запоздало бросила я в ответ и опустила глаза на свои подрагивающими коленки, обтянутые утепленными джинсами—skinny fit, – Он его ищщет.
– Что вы ему ответили?
– Ччто нельзя вспомнить то, ччего не ззнаешь.
– Его реакция на ваш ответ? – продолжил допрашивать он.
– Ппопытался ввести меня в ттранс.
– Ваши действия?
– Ссбежала, – ответила я, пожав плечами, и поймала на себе его внимательный взгляд. Взгляд, проникающий в самую душу. Один в один такой, как у Орлова. И чуть удивленный.
– Резистентны к внушению? – уточнил он. Я пожала плечами.
– Оставайтесь на месте, – распорядился он и открыл дверь.
– Вы ккуда?
– За вашей одеждой, – решил ответить он. И подумав мгновение, спросил: – Как мне ее идентифицировать? Это сэкономит время.