– Ничего, большевик, скоро попросят.
Отец вышел из комнаты, хлопнув дверью. Мама зло посмотрела на Володю:
– Что, забыл уже, как хамы ногами тебя пинали? Нравится, когда пьяная скотина в твоей комнате – на которую твой отец заработал – детей своих лупит и на пол блюет?
– Мамочка! – взмолился Володя, – мамочка, пожалуйста! Послушай меня… мамочка!
– Слушаю.
– Они… – сбивчиво заговорил он, – они не знают. У них… и щеток не было, и их научить надо… ну мамочка!
Володя сбился и замолчал.
– Все? – холодно спросила мама.
Дверь открылась, вошел отец.
– Соня, мы будем обедать?
– Да, Яков, одну минуту.
Эля накрыла на стол, мама поставила кастрюлю.
– Что там? – брезгливо спросил отец.
– Там суп, Яков, – сдержанно сказала мама, – из селедочных голов.
– Прекрасный обед!
Мама, пожав плечами, начала разливать суп по тарелкам. Отец поболтал в тарелке ложкой:
– Дааа, блестяще. Ну что, большевик, за это боролись?
Володя опустил глаза.
– Что – молчишь? Об этом говорит Маркс, Энгельс? Кто там еще?
Он попробовал суп и отложил ложку:
– Не сказал бы, что до революции ты жил хуже… Ну что же, ты первый кричал – свобода, свобода! Что ты сидишь? Ешь свой прекрасный революционный суп…
Володя молча ел. Конечно, суп прекрасный – горячий, и мама положила туда морковку. Отец наблюдал за ним:
– Ты доволен, я вижу. Ну что же, отлично!
Наконец обед закончился. Володя поблагодарил маму и скорее скрылся в Анютину комнату. Из гостиной слышался негромкий голос отца – он читал Анюте сказку.
Володя криво усмехнулся. Отец, как и все, съел свой суп до последней ложки.
Отец и мама что-то обсуждали, Эля собиралась в гости – в соседний подъезд. Володя подумал, что и ему надо бы в гости – Арсений Васильевич просил зайти, да и вообще он давно у них не был. Он оделся и выскользнул из дома.
Арсений Васильевич был не в духе:
– Что это такое – в доме нет чаю? Почему не заварить приличный чай? Никогда не дождешься. А что дверь хлопает?
– Это я пришел, – смущенно сказал Володя, заходя, – я не вовремя?
– Вовремя! – обрадовалась Нина, – отец меня грызет с утра – ему вчера нахамили покупатели, а мне достается. Заходи скорее, может, хоть при тебе притихнет?
– Если бы нахамили… – проворчал Арсений Васильевич.
– А что случилось? – спросил Володя, садясь к столу.
– Ничего особенного. Такая же девка, типа той, в клубе, сказала мне, что вот придет время – и меня пристрелят.
Володя вспыхнул:
– А почему вы про ту девушку плохо говорите?
– Про какую?
– Из клуба! Я понимаю, что вы плохо про нее сказали.
– Она мне не понравилась.
– И что?
– И ничего, – согласился Арсений Васильевич, – ничего. Извини, что я действительно плохо отозвался про твою… эээ… подругу.
– Вы о чем? – спросила Нина, – я ничего не понимаю!
– Да я сам не понимаю, Нина, – задумчиво сказал Арсений Васильевич, – про клуб – это не секрет, Володя?
– Нет.
– Я сегодня проходил мимо рабочего клуба на Забалканском, увидел там Володю, посмотрел на афишу: лекция. Зашел послушать, заодно посмотрел, с кем разговаривает Володя. Эти люди, как и лектор, мне не понравились. Все.
– Почему не понравились?
– Не понравились, и все.
– Вам вообще не нравятся… ну… как сказать?
– Те, кто сейчас считает себя хозяевами жизни? Нет.
Володя кивнул:
– Как и моему отцу. Он презирает наших новых соседей.