– Хорошо. Я принесла немного поесть, пойдем. И не выскакивай в коридор, еще заболеешь… не хватало с тобой возиться!
Анюта и Эля бросились к маме. Она рассеянно отстраняла их:
– Погодите, погодите… сейчас будем обедать.
На обед был чай, хлеб и селедка. Анюта, посмотрев на рыбу, скривилась:
– Не буду такое…
– Не ешь, – равнодушно бросила Софья Моисеевна, – нам больше останется…
Анюта разревелась, мама не обратила внимания. Володя поднял сестру на руки:
– Анечка, не плачь! Рыбка вкусная, попробуй!
– Оставь ее, Володя, – резко сказала мама, – сейчас, знаешь ли, не до детских капризов.
– Она маленькая…. – нерешительно сказал мальчик.
– Что ты сказал?
Володя опустил голову.
– Ты что, споришь со мной? Возражаешь?
Володя молчал, не зная, что говорить.
– Выйди из-за стола. Пообедаешь после. А пока сядь в угол и думай о своем поведении.
Володя молча посадил Анюту на стул и ушел в угол гостиной. Каким уютным раньше было это кресло и каким противным – сейчас!
Мама с Элей ели хлеб и селедку. Анюта, перестав всхлипывать, тоже взяла кусочек. Наконец они встали из-за стола, и мама кивнула Володе:
– Иди ешь. И чтобы больше такого не было.
Володя упрямо покачал головой:
– Не буду. Что я такого сказал, мама?
Мама спокойно убрала со стола.
– А теперь умываться и спать. Все.
Анюта попробовала было заплакать, что хочет сказку, но мама указала ей на кроватку:
– Спать.
Володя лег на свой диван. Мама немного походила по комнате, что-то прибирая, потом тоже легла.
Эля и Анюта уже спали, Володя крутился на диване. Сон никак не шел – хотелось есть, и засыпать так, не помирившись с мамой – было совсем немыслимо. Наконец он решился, встал и подошел к маминой кровати:
– Мамочка…
Мама не шевелилась, и Володя позвал громче:
– Мама!
Мама открыла глаза:
– Что случилось?
Володя присел на корточки:
– Мамочка…
Что говорить дальше, он не знал. Почему мама рассердилась – он не виноват, просить прощения глупо, не за что.
Софья Моисеевна рассердилась:
– Ты зачем меня разбудил? Сказать – мамочка? Я целый день бегала по холоду, чтобы и дома не иметь возможности согреться и выспаться? Сейчас же в постель, и чтобы до утра я тебя не слышала!
Володя молча вернулся к себе. Он завернулся в одеяло и уткнулся в подушку, стараясь сдержать подступающие слезы.
Мама стала другой. Сначала растерянная, она сумела взять себя в руки, нашла службу – Володя толком не понял, где и чем она занимается, приносила паек, готовила по вечерам, если днем этого не делала Дуняша. С детьми говорила коротко и резко. Не послушаться ее было невозможно. Даже Эля, как-то возразив и оставшись за это без обеда, с мамой не спорила.
Дни тянулись безрадостно. Гимназия не работала, утром Володя подолгу валялся под одеялом – слишком холодно было в комнате. Эля поднимала Анюту, разливала холодный чай, выдавала по куску хлеба и крошечке сахара. Сладкого хотелось, но Анюта так жадно смотрела на сахар, что Володя, вздыхая, отдавал ей свой. Эля качала головой:
– Маме расскажу!
Но она, конечно, ничего не рассказывала – получив лишний сахар, Анюта хотя бы не капризничала.
Приходила Дуняша, что-то делала по хозяйству, и Володя неохотно вставал. Начинался длинный день. Ничего не хотелось – пробовал читать – но, казалось, не понимал прочитанного, доставал альбом и пытался что-то рисовать – но никак не мог придумать, что бы изобразить.
В два Эля выдавала еще по кусочку хлеба и наливала чай, подогретый Дуняшей. Та уходила, в дверях совала Володе кусочек сахара или конфетку:
– Ты Анютке отдай, маленькая она…
Володя возвращался в комнату, давал Анюте гостинец, каждый раз что-то придумывая – конфетку принесла собачка, а кусочек сахара – маленькая кошка, вот только что она приходила, обещала завтра еще принести, если Анюта не будет капризничать. Эля кривилась на его выдумки, но ничего не говорила.
Иногда Володя выходил гулять, но на улице было холодно и страшно.
Вечером приходила мама, разогревала обед, командуя детьми:
– Володя, быстро тарелки! Эля, приборы…
Они обедали, мама ела быстро, потом прибирала со стола и приказывала ложиться спать.
Володя послушно ложился, но долго не мог заснуть, лежал и смотрел в потолок.