Слева от Азии

– Где деньги Лесника?

– А вот это самое интересное. Я могу только порассуждать об этом. Ответов на такие масштабные вопросы не имею.

– Зачем ты кофе так поздно пьёшь?

– Чтобы занять себя чем-нибудь.

– Спать не будешь.

– Я хочу посмотреть, как ты будешь спать, когда у тебя Вова крутится с ножичком около жопы. И ещё в чужой стране.

– Ладно. Где деньги Лесника?

– Я немного поговорю, а ты послушай. Скажешь, прав я или нет? Тогда сами и определим, где он клад зарыл. Будешь слушать?

– Дай хлебнуть из чашки.

– Спать не будешь.

– Не жадничай.

– Пей и слушай. Моя мысль такая.

– У тебя длинные предисловия.

– Ладно. Вот представь себе, живёт себе такой мужик в законе. Лесник. Занимается делами, куёт деньги для себя и в общак. При тогдашнем Союзе не было сегодняшних проблем с сопредельными государствами. Другими словами, Украина была достаточно условным государством, и поместить свой денежный интерес на этой территории было не сложно. Разместить очень большой интерес можно было только с разрешения верховного бандита из ЦК Украины. Я подозреваю, что это было сделано Лесником. Дань отстёгивал регулярно, дорогу никому не переходил, поэтому спокойно работал. Тут пришли бандиты нового поколения, более дерзкие и наглые, которые просто поделили между собой целую страну. Не город и не район, а страну. Вот где масштаб! Заодно и сбербанк почистили. Я бы им памятник при жизни поставил! Это просто Бендеры в десятой степени. Ну вот. Пацаны из новой генерации, по инерции ещё каким-то хреном справлялись с ситуацией в собственных вотчинах, но с каждым новым президентом умение управлять катастрофически уменьшалось. При теперешнем, Отравленном, это качество хозяина в стране вообще стало атавизмом. И вот тут сам собой встал вопрос – где брать средства для приятной жизни, если заработать их нет реальной возможности ни руками, ни мозгами. Отравление подкосило. Выход один – экспроприация экспроприаторов. Дани, которую по-прежнему платят, уже мало, своих средств нет. Значит что? Пока в самом верхнем кресле твоя задница, можно попользоваться властью. Что и сделано. Правда безграмотно и глупо. Впрочем, как и всё в этой стране. Вот. А когда низовые бандиты стали роптать и не соглашаться на мирный отказ от своей собственности в пользу главного пацана страны, решено было начать политику устрашения. Не помогло. Людей, типа Лесника, просто нечем запугать. Да и кто пугать собирался? Смех один. Тогда перешли к открытым репрессиям. Ты это уже сама помнишь. История с Михычем, царствие ему небесное, подкуп людей из окружения Лесника. Санька не помнишь? А, ну да, это было в Воронеже. При помощи Санька рванули машину около пансионата Лесника. Он как раз собирался в той машине ехать. Вот не рассчитали только, что Лесник машину даст мне. Короче, не вышло. Я очень долго не мог понять, что и для кого мог значить Михыч, если его решено было убрать. А он был всего лишь назначенным директором студии. Он ведь ничего не решал. Ради устрашения Лесника? Глупо, поскольку Лесник уже имел собственное покушение. Я думал об этом, потом, правда, забыл. Потом снова вспомнил. Потом забывал, потом вспоминал. Вроде в речке бельё стирал. Опускал мысль в воду, потом доставал. И так до тех пор, пока мысль не отстиралась от жалости к Михычу и от ненависти к стрелку. Я просто понял, эти покушения идеально похожи. Просто идеально. И ведь накануне покушения на Михыча, Лесник приезжал на студию. И что произошло? И второе, что мне бросилось в глаза, но понял я позже. На телестудии монтировали оборудование только в двух монтажных студиях из семи. Остальное оборудование стояло в ящиках, помнишь? А вот сейчас я практически уверен, что студия готовилась к работе формально. Ящики уже были привезены пустыми! Это была ложная активность. Такая же ложная, как и объявление в газете о приёме на работу…. Такая же, как и твоя работа. Это всё отвлекающий манёвр от главного – вывод средств и денег с Украины. Средств и денег, которые курировал Лесник. И я очень не уверен, что Лесник хоть с кем-то делился своими планами. Точно-точно. Ещё Василий Васильевич мне говорил, что студия запитана на четыре киловатта, а это чуть больше, чем обычная квартира. А больше и не надо, она не должна была заработать вообще. Вот так вот. Теперь дальше. В окружении Лесника появляется новый человек. Я. На меня сваливаются деньги, квартира и дружба Лесника. Через время я уезжаю из Воронежа, делаю по просьбе Лесника выдержку и снова появляюсь в поле общего обзора на телестудии. Проявляю активность в работе, потом разборки с убийцами Михыча и всё такое. У стороннего, но заинтересованного наблюдателя может сложиться впечатление, что я состою в украинском интересе Лесника? Не только может, но и должно. Это тоже отвлекающий манёвр. Как и наш отъезд в Чехию. Где я ошибся?

– В одной чашке кофе.

– Не понял.

– Надо было две брать.

– Нет, я серьёзно.

– Может, я не всё знаю, но явных ошибок нет. При таких людях, и при таких деньгах, не может быть простых телодвижений. Лесник и правда что-то задумал.

– И я о том же. Теперь настало время вопросов. Вопрос первый и простой. Что задумал Лесник? Вопрос второй и призовой. Какова моя роль в этой задумке? Есть наводящий подвопрос – как нам выжить во всём этом происходящем, если мы ни сном, ни духом не понимаем, наверное, целый десяток вещей. Где деньги Лесника? Зачем так беспокоиться о нашей безопасности, когда проглядел собственную? И последнее. Мы здесь с целью, которую не успели понять, но эта цель настолько точно и понятно прописана для Петровича, что он нас охраняет этим погибшим уродом.

– Может такое быть, что, ну…. Петрович думает, что ты знаешь, где деньги и приведёшь его к ним? А я нужна для страховки. Для того чтобы ты посговорчивее был, понимаешь?

– Понимаю, но я не знаю, где деньги. Их вообще здесь может не быть. Их, может быть, давно отдали тому в законе, который над Лесником. А эта поездка только для того, чтобы было понятно, кто есть кто в деловой колоде Лесника. И вот ещё что…. Может, я слишком хорошо о себе думаю, но я не верю, чтобы Лесник отправил нас первыми на минное поле. Я рассчитываю на то, что он просто не успел что-то главное мне сказать. Вот не верю я, что он меня как пушечное мясо… не верю.

– Давай не играть в викторину. «Верю, не верю»…. Я думаю вот что, с нами ничего серьёзного не произойдёт до тех пор, пока они не получат деньги или не поймут, что ты ничего о них не знаешь. Какой у нас выход?

– Тянуть время.

– Когда Валера обещал приехать?

– Когда всё образуется с Лесником.

– То есть не скоро. Тогда будем тянуть время. Тебе страшно?

– Настолько, что я сейчас пойду в туалет. И надолго.

– Иди. А я попробую заснуть.

Утро началось намного хуже, чем кончился вчерашний вечер. Жена просто убила меня своим вопросом.

– А кто тебе должен был передать банковскую карточку?

– Мужик с красным пакетом в руках. На пакете надпись «Пенни»…. Твою мать!!!

– Ты мою мать не трогай. Ты своей спасибо скажи за свою дырявую башку. У этого Лёхи был пакет?

– Ни хрена у него не было… не было! Вот это мы попали!

– Это ты попал, голубчик, и тебе же нас вытаскивать отсюда, уяснил? А теперь пойди и помолись о том, чтобы они вчера не подслушивали твой монолог. Я пока пойду, помою зубы.

Как же так могло случиться? Я же помнил о главной примете встречающего…. И что мне теперь делать в этой мышеловке, в которую даже сыр не положили? Собственно говоря, уже не имеет значения, что в ней делать, важно, как из неё выбраться? Вот это я лоханулся!!! Страх и отчаяние этой минуты просто свели на нет страхи вчерашнего вечера.

Из ванны вышла жена.

– Ну, что Плейшнер, кусай свой воротник с ядом и бросайся со второго этажа.

– Представляешь, засмотрелся на заграницу и даже не снялся с ручника. Меня сбило то, что он назвал нас по именам.

– Поздно каяться. Иди, умывайся. Сейчас покойник придёт.

Умывался я кое-как. Щётка упорно размазывала пасту по щекам, вода из смесителя текла то холодная, то обжигающе горячая. Устав бороться с утренней гигиеной, я намочил в воде полотенце и вытер им лицо. Им же протёр и зубы. Но прийти в себя не получалось.

Вернувшись из ванной комнаты, я застал в комнате Вову. Он был потрясающе немногословен.

– Пора.

– Что пора? Куда пора? Кто из нас куда спешит, а? Ты торопишься куда-то к открытию? Так езжай! Я не тороплюсь, это раз. Мне здесь не нравится, но я здесь останусь и выпью кофе, это два. Или мы под арестом? Где Петрович?

Вова смотрел на меня так, как будто прицеливался.

– Пей и поехали.

– И буду пить.

Сердитый на всех и на вся, я, громко топая ногами, именно потопал, а не пошёл, на первый этаж. Включив чайник, я посмотрел в окно. На тротуаре около дома, как раз напротив кухонных окон, стоял пожилой мужчина. Он, пряча от ветра зажатую в ладони зажигалку, старался прикурить. На кисти его левой руки висел красный пакет. На надпись я старался не смотреть. И так было понятно, что жёлтыми буквами, как обвинение в моей беспечности и глупости, было написано «Пенни-маркет».

Я, не мигая, смотрел на мужчину. Ему, наконец-то удалось подкурить на ветру. Он затянулся, выпустил дым в воздух и, как мне показалось, посмотрел не в окно, около которого я стоял, а прямо мне в глаза. Этот зрительный монолог продолжался минуты две, после чего мужчина, то ли с сожалением, то ли с осуждением покачал головой. Он сложил пакет несколько раз до размера записной книжки и засунул в боковой карман. Дальше было ещё интереснее. Я вообще-то не знал, видит он меня, или нет, поэтому на всякий случай оглянулся. Чистюля на кухне ещё не появился. Я снова впился глазами в мужчину. Указательным пальцем левой руки он легонько постукал себя по кончику носа, а из правой руки, лежащей на заборе, уронил клочок бумаги в открытый почтовый ящик. После чего снова постучал себя легонько по носу. Затянувшись, мужчина пошёл дальше по улице. Представление для меня закончилось.

Судя по этому спектаклю, это и был мой несостоявшийся встречающий. Настоящий.