Слева от Азии

А что он уронил в почтовый ящик? Налив кипяток в чашку, и схватив сигарету, я, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие хотя бы в походке, я вышел за порог.

– Ты куда? – ударил в спину вопросом Чистюля.

– Курить. На воздух. Покурю и поедем.

Едва не сорвавшись на бег, я дошёл до забора и облокотился на него, уткнувшись животом в почтовый ящик. Затягиваясь и не ощущая крепости дыма я, вроде случайно, заглянул в него. Там лежал многократно сложенный листок бумаги и старый, прилипший к стенке ящика рекламный проспект. Одним движением вытащив и то и другое, я вернулся в дом

– Нам письмо, – сказал я, показывая Вове проспект.

– Нам пора, – со злостью буркнул Чистюля, вырывая бумажку у меня из рук и швыряя её на пол.

Через пять минут мы уже сидели в машине.

Это только сейчас, спустя какое-то время, я могу понять и рассказать, куда и как мы ехали, а тогда мы опять попали под очарование другой страны – красивой, чистой и равнодушной к нам. За окном машины мелькали городки, которые мы проезжали минуты за три-четыре. Названия этих городков не ложились на слух совершенно, поэтому легко запоминались – Трова, Глинско, Ждяр. Вова ехал, пользуясь картой, в которой он разбирался… в которой он не разбирался вообще. Потом по карте я проследил наш маршрут, мы ездили практически по кругу, успев дважды заехать в городок, под названием Гавличков Брод. В результате в нём мы и остановились, выбрав пансионат «У золотого льва». Вещи из машины Вова не разрешил брать, поэтому заселились в номер налегке.

Пообедали мы плотно, но не вкусно. Чтобы не лишний раз не дразнить Чистюлю, мы поднялись в номер. Только там удалось достать бумажку, которая от моего нетерпения уже начала жечь бедро.

На бумажке были написаны девять цифр. Гадать не пришлось, что эти цифры означают. Поставив жену на вахту, я набрал эти цифры на телефоне. Третий гудок отзвучал не полностью и хриплый голос в моей трубке сказал:

– Слушаю.

– Это я….

– Кто я?

– Вы мне оставили записку с этим номером сегодня утром в почто….

– Не надо мне рассказывать, что я делаю по утрам, я это и сам помню. Почему ломанулся с тем быком с серьгой? Почему не посмотрел по сторонам?

– У меня… нет ответа.

– Тебя ведь предупреждали, а ты повёлся, как лох на напёрстки. Ты же всё дело завалил!

– Что теперь делать?

– Делать! Тебе – ничего. Делать нам придётся. Запоминай, что скажу и делай так, как скажу, иначе мы не сможем вас вытащить. Во-первых, груби Вовке, хами, но не перегибай палку. Он в приступе своей дури пристрелить сможет. Но если хамить в меру, то от этого он здорово тормозит, пока не пробуксует. О деньгах с ним не говори! Ни о каких деньгах! Скоро появится этот… Петрович и начнёт требовать у тебя возврата денег Лесника. Мути воду и играй в непонимание пару дней. Сможешь больше, нам всем будет легче. Когда устанешь морочить ему голову, можешь согласиться, но поставишь два условия. Первое, жену отправить домой. Но пока ты не получишь звонок от неё из безопасного места, до тех пор ты ничего делать не будешь. Условие второе. От всей суммы ты требуешь пятнадцать процентов, не меньше. Только на этих условиях ты отдашь им информацию о деньгах. Понял? Ещё одно обязательное условие – передача денег должна состояться в банке при свидетелях и, желательно, при полицейском. Не спрашивай ни о чём, просто делай, как говорю. Понятно? Теперь я буду тебе звонить и представляться Колей. Братом. Можешь говорить мне всё, что хочешь, но слушай, что буду говорить я. Дальше. Если в разговоре дважды повторишь «нет», это будет значить, что ты придерживаешься плана. Если дважды скажешь «да», это будет значить, что у тебя проблемы и уже ты будешь искать способ сообщить мне о них. Всё запомнил?

– Понял.

– Тогда не сорви нам дело ещё раз. Пока.

– Пока.

Наверное хорошо, что я не могу передать интонацию говорившего, но то, что она была не учтивой, это однозначно.

Вот так меня без меня женили. Снова я становлюсь игроком в чужой забаве, только с завязанными глазами. И что получается? Колода Лесника уже давно просвечивалась на предмет крапления. И кое-какой крап отыскался. Но где мне найти такого человека, который смог бы мне объяснить необходимость таких сложных и многослойных игр и операций. Вычислить слабое звено в своём окружении не так уж и сложно. Столетиями отрабатывались приёмы дезинформирования людей с целью выяснения источника утечки информации. Здесь же всё так запутанно…. И я ещё должен что-то делать, не имея представления о своей роли. Ну, я-то ладно, но жену зачем приплетать к чужим и, возможно, кровавым разборкам? А то, что это не закончится простыми пощёчинами, я не сомневаюсь. Пули ещё посвистят над нами. Лишь бы не в нас.

Ладно, поплакали и хватит. Надо сосредоточиться. Итак. Уважаемый мною Лесник просчитался, не успел, не учёл, не разглядел и ещё много других «не», в результате чего его дом в будущем году выпадет дождём где-то в среднем Поволжье вместе с Зеней, а сам Аркадий Михайлович лежит в реанимации без руки и в коме. Это тоже часть плана, или кто-то поумнее нашёлся? Этот момент интересен, но сейчас не важен. Далее. Афишируя меня около себя, Лесник кому-то, может даже одному из своей краплёной колоды, дал понять, что я имею отношение не только к его делам, но и к деньгам. Теперь, накануне дележа денег или лидерского места в той самой колоде, я срываюсь в Чехию, где у Лесника есть свои дела, свои счета и, как оказалось, свой резидент. Теперь ещё и я есть. Вывод? Я еду за деньгами и по инерции вытягиваю за собой сомнительных друзей. И что? Дальше-то, что? Хамить Чистюле и ждать встречи в банке? В котором их с поличным кто-то спеленает? Бред какой-то. И ещё торги устраивать… Сотбис в Чехии. Спасибо, Андрей-Антон, удружил. Но как же Лесник попался, а? Старость своё взяла? Или чья-то непредсказуемая наглость и вера в безнаказанность? А Валера, наверное, что-то знает.

Глава 4

Остаток дня мы просидели с женой в номере и щёлкали переключателем каналов на телевизоре. Когда пальцы устали давить на кнопки, мы решили выйти и посмотреть то, что здесь называется Чехией. Тем более что в номере нам не хотелось ни о чём говорить.

На первом этаже крутился Вова, всем своим видом показывая, как себя должен вести провалившийся разведчик.

– Вы куда?

– Куда захотим, понятно? Или ты собираешься остановить нас, а? Ну, давай, делай что-нибудь! Чего вылупился на меня? Или отойди от дверей, или останавливай!

Вова искал достойный ответ, но он не приходил.

– И ещё одно. Ты нам со своей пукалкой под мышкой не охрана. Уяснил? Ты не друг, и не соперник. Изображай Рембо перед той тёлкой, у стойки администратора. А надумаешь руку протянуть ко мне или, не дай Бог, к жене, я тебе палец сломаю. Это однозначно. И чтобы ты не сомневался. Ты один раз лихо обосрался, но на всю жизнь, поэтому я тебя не боюсь и не уважаю. А теперь отвали от дверей!

Чистюля начал расстёгивать куртку, под которой было оружие, но передумал. Мне было всё равно, почему он передумал. Мне, вдруг, стало на многое наплевать. Но неожиданно для нас путь к дверям стал свободен, и мы вышли на улицу. Настроение было испорчено, зато начало скверных отношений положено. Как же мне не хватало Валеры!

Круговорот событий в природе происходил в режиме стабильного постоянства. Что в эту минуту делал Петрович, Валера или неизвестный телефонный собеседник я не знал. Но никто в бездействии не оставался, это было без сомнений. Никто, кроме меня, который из-за дурацкого настроения рассматривал архитектуру старого города без интереса и любопытства. Ожидание каких-то событий или разговоров портило настроение впрок.

День так и закончился ничем. Не считая ужина и просмотра местных телепрограмм. Один день отвоёван. Из расчётных четырёх-пяти дней на подготовку к новой операции, один можно вычеркнуть.

На следующее утро, когда мы пили кофе, номер без стука вошёл Вова. Он оглядел номер, посмотрел на кофейный столик и решил открыть рот.

– Сегодня никуда.

– Значит, слушай сюда! Я всегда разговариваю с людьми так, как они разговаривают со мной. Это моё правило и сейчас оно сработало. Ты вынесешь из комнаты свою жопу, постучишь и испросишь разрешения войти. Войдёшь тогда, когда тебе позволят. Если ты не понимаешь, в чём дело, то здесь находится женщина. Далее. Входя в помещение надо здороваться. Если ты этого не сделал, то ты проявил неуважение к тем, кто в помещении. То есть к нам. А если ты не уважаешь нас, то мы не уважаем тебя. Другими словами, если я не нужен искусству, то на кой хер оно мне сдалось. Понятно? Хотя это уже не важно. Поэтому я плевать хотел на всё то, что ты сегодня сказал. И буду делать то, что захочу. Вова, на сегодняшний день я стою столько денег, что стоит мне только пукнуть, как тебя тут же отправят изображать непобедимого бойца в коровнике перед быком-производителем. Ты для нас не указ и не охрана. Ты… короче, вали из комнаты! Надо будет, тебя позовут. Чего стоишь? Может, выстрелить хочешь? Ну, смелее! Не стреляешь? Тогда слиняй с экрана! Ты нам надоел. Разговор окочен!

– Ты ещё побазаришь у меня! – Как-то недобро сказал Вова, но из комнаты вышел.

– Ты с ума сошёл? – Спросила жена. – Что ты его драконишь?

– Он мне не нравится.

– Я тоже его фотографию над кроватью не повешу, но злить его зачем?

– Пока они не получат от меня денег, Петрович позволит мне говорить всё, что угодно. Да и в их лагере нервозность не повредит. Был бы повежливее с нами, всё было бы иначе, а так….

– Со своей мнимой безопасностью, ты просто растягиваешь резинку, которая не может растягиваться вечно. Если она лопнет, то одним концом врежет по нам. Это тебе понятно?

– Понятно. Слушай, здесь рядом есть город с интересным названием Ждирец над Дубравой. Давай туда поедем? На день. Это тридцать-сорок километров. Вечером обратно приедем. Так мы протянем ещё один день и заодно пропустим воспитательный момент от Петровича.

– Поехали, только не заводи этого придурка.

– Как выйдет.

Но не вышло никак. Вову мы нигде не встретили по пути из пансионата. На улице его не было тоже.

Подозвав такси, мы поехали в соседний городок, который привлёк нас названием с чем-то там над Дубравой.

Этой самой Дубравой оказалась речка в четыре шага шириной. Чем должен был оказаться Ждирец над этой рекой, нам узнать не довелось. Жизнь становится немного интереснее, когда в ней есть что-то непознанное.