Тайны лабиринтов времени

Предки германцев почитали культ Одина, поклоняясь Богумиру, сыну Сварога. Племена антов, дети Сварога, потеснили с Причерноморья киммерийцев, но не было единства между племенами Причерноморья. Царь Ярун попытался объединить славянские племена, проживающие от Черного моря до Белого, и это за 1500 лет до Дира, правившего в Киеве.

Царь Ярун создал государство славян, куда вошли племена антов. В 650 год до н. э. Геродот писал: "…в землях Руси арии, пришедшие с Яруном, слились с местными племенами, близкими по языку и обычаям. Нашли сочетанья звуков для всего, слышимого ухом, видимого глазом, осязаемого, обоняемого, ощущаемого на вкус. Все сущее собрано словом и словом же разъединено на мельчайшие части.

Дерево – это и корень, и ствол, и ветки, и листья, и черенок листа, и жилки его, и цвет, и плод, и кора, и чешуйки ее, и сердцевина, и заболонь, и свиль, и наплыв, и сучок, и вершинка, и семя, и росток, и почка, и много еще другого, и все в дереве, и для каждого дерева, для каждой его части – слово.

Для самой простой вещи есть и общее слово-названье, и для каждой части свое слово-названье. Чего проще – нож? Нет, вот – клинок, вот – черенок. В клинке – обух, лезвие, острие; черенок – сплошной либо со щеками и отличается по материалу: костяной, деревянный, какой кости, какого дерева, цвета, выделки…".

Твореньем множества слов смогли выразить и невидимое глазом, неощутимое ни одним из внешних чувств, сумели понять внутренний мир и рассказать о нем. Поняли гнев, любовь, жалость, жадность, зависть, тоску, и для этого безграничного мира, от которого все идет, создали из звуков слова, открыли возможность поиска главного и стали понятней себе и другим.

Не речные дороги, а общее слово сотворило единство славянского мира, и не Днепр, не Ильмень были русской отчиной. Пусть в одной части земли иначе звучало окончание слова, а в другой по-своему делали ударение на слоге, пусть один чокал, другой цокал. Ведь и родные братья бывают с разными волосами, но в русских словах – общая кровь.

Одинок человек, и от одиночества он бежит в дружбу, в любовь, создавая богатство слов бесценных – потому-то они и раздаются бесплатно да с радостью, но щедрость души – это не разбазаривание и захламление родной речи. Русская отчина – это речь, и нет чудней, бескорыстней и добрей привязанности к местам, познанным в детстве.

Отроческая родина мила больше, чем красоты самых щедрых на роскошь знаменитых мест и кусок пыльной в сушь и черной в ненастье дороги, ведущей к песчаному берегу моря: это лесная опушка или неладно скроенное и кое-как собранное отцовским топором крыльцо в три-четыре ступеньки под шатром, крытым дранью; завалинка и плетеный забор; тихая речка с заводью или плоские плавучие листья ароматных кувшинок на берегу болотца – места эти, самые дорогие сердцу, не нуждаются в прославлении. Место это остается твоей родиной и домом, пока звучит там родная речь.

Наводненье чужой речью, даже ее прикосновение и ненарочитое коверканье любимой с детства музыки родного слова, вызывает боль: ты здесь родился, а ныне сам ты – прохожий, стало быть – чужой. Тут уж поступай, как знаешь, как смеешь, как сумеешь, извне тебе никто не поможет. Но пока твою жизнь сопровождает родная речь, ты не пропал, ты еще не безродный бродяга, лишенный родины. От Русского моря до верха Днепра, от низа днепровских притоков и через верховые ключи, озера, болота к верховьям других рек, текущих на север, на запад и на восток, – вот родина Руси, сотворенная словом. Чтобы сделать народ странным и странствующим между другими народами, лишенным родного очага, нужно попытаться лишить его права на слово – и тогда народ, потеряв память и раболепно согласясь с обезображенной родной речью, станет подобен монетному меняле, извечному спекулянту и рабу золотого тельца без совести, чести и родины.

Славянский наместник царя Яруна в Причерноморье, правитель города Асгар, основанного отцом Яруна царем Салтаном, князь Бус Белояр отдал свою сестру Лебедь в жены конунгу готов Гермонореху, тем самым Белояр предал Яруна, отказавшись от законного правителя и пожелав править самостоятельно.

В главе «Сказание о Руссе, Словене и Венде» говорится, что из Семиречья путь царя руссов Яруна с родами лежал к долинам реки Волги, а согласно скандинавским легендам столицей земли Одина стал Асгар, город асов – вольных славян.

Для объединения славян необходим был город, который станет столицей нового государства. Киев не мог стать столицей славянского царства, он стоял на Эльбрусе, а Асгар, переименованный Белояром в свою честь, стоявший у Черного моря, превратился в город без истории и культуры; второй городок Асгар, стоявший на реке Танаис (сегодня – Дон), был столицей земли Одина. Роды русов и Одина были некогда великой армией и огромным государством Русколань. Ваны от Кавказа до Северного моря воевали с русколанами, эта война затянулась, и государство распалось. Одину достались земли Скандинавии, а русам – волжские, донские, кубанские и причерноморские степи да предгорья Кавказа; вятичам – северо-западные земли, в Европе же поселились Венды.

Ярун, царь славян, выбрал город Асгар, стоящий у Черного моря, и пожелал сделать его центром славянского царства, но для этого необходимо было отобрать город у Буса Белояра, породнившегося с готами. Пять тысяч лет назад из Семиречья славяне-рысячи направились к Эльбрусу, затем их путь лежал к Черному морю, в Карпаты и в Приднестровье. Они обжили новые приглянувшиеся места и смешались с местным населением. Одной из таких областей стало Причерноморье. Книга Велеса говорит, что славяне вернули себе Асгар и поселились в городе, построенном между Хаджибеевским лиманом и Черным морем, также стали жить в Синдике, у Керченского пролива.

Древнегреческий поэт Руф Фест Авиен отмечал, что на берегах Азовского и Черного морей проживают меоты, сарматы и синды. О. Н. Трубачев, лингвист и археолог, написавший книгу «О синдах и их языке», высказался против устоявшегося мнения об иранизации племен Северного Причерноморья, что подтверждается и последующими историческими событиями: племена Причерноморья вели войны с царями Персии, а это и есть будущий Иран. Вот о чем говорит Книга Велеса: "Протославяне, возглавляемые царем Яруном, дошли к Черному морю и до реки Дон. Синды, обжившие эти территории – это рысячи, переселенцы из Индии в Причерноморье, Каспий, Азов и на Дон."

Книга Ярилы рисует образ могущественного древнего царства Русколани, нашедшего расцвет в Северном Причерноморье. Русколань занимало земли от Дуная и Карпат до Крыма, Северного Кавказа и Волги, а подвластные земли захватывали заволжские и южноуральские степи.

В древнеармянской рукописи «Хроники Тарона» можно прочесть: «…был построен город Куары, и по прошествии времени, поднявшись на гору Каркея, нашли мы прекрасное место. Построили там город и поставили в нем двух идолов. Сей славный город звался Меч Кияр».

Город Киев стоял под горой черной с останками древнего капища, пещерами и могилами предков. В этой горе были минеральные источники с целебной водой, но они быстро портились, поэтому звались мертвой водой. Арабский писатель Масуди при описании окрестностей Эльбруса, который называл высочайшей горой в славянском крае, тоже говорит о городе: «…зовется он Кия-черная, все говорят «Киев», его окружают целебные воды».

"Святилище Солнца в Эльбрусе, за ним долина замков, здесь конические скалы, напоминающие храмы, расположились на склоне горы – это уникальное природное образование, а внизу, в ущелье, водопад Салтан…"

Арабский писатель Масуди.

«…Сюда пришел Кий, сын Ария и здесь он основал город и святилище Солнца и тогда славяне поставили мольбище в граде Киеве…»

Книга Ярилы

В русских сказаниях Салтаном звали славянского царя. Ярун – один из сыновей Салтана, он так рассказывал о своем отце:

– Мы с братом были еще совсем маленькие, когда отец отдал нас в обучение старцу Еноху. Сей старец стал для нас не только учителем, но и самым родным человеком на земле. Отец со своей дружиной в тот же день ушел в море с желанием найти землю, где родился и вырос старец Енох, где была родина славян, найти эту землю и вернуть своему народу его отчизну…

– Ведите себя хорошо, мои сыновья, ждите моего возвращения – и исполняйте все, чего требует Енох. Меня не будет очень долго, и потому возмужаете вы без меня. Учитесь у старца всем наукам, которым Енох посчитает нужным вас обучить. Главное, знайте самих себя и учебу. Никогда и никому не жалуйтесь и не пересказывайте своих шалостей и недостойных поступков. Не предавайте друг друга, будьте опорой друг другу и дружите между собой. Спорам и распрям не давайте взять верх над собой, не завидуйте друг другу, а позавидовав прибытку или удаче, не кидайтесь в драку, дабы отобрать богатство нажитое, а попытайтесь уяснить для себя причины столь счастливого завершения дела. Поняв сии причины, используйте их для процветания и приумножения богатства собственного народа. Повторяю, народа, а не отдельного человека.

Жизнь ваша, поступки ваши будут зависеть и от состояния вашей души, поэтому не лукавьте, не жульничайте и не воруйте – в этих случаях вас никто от беды не спасет. Таких преступлений наш народ не прощает; с виновным в таких прегрешениях обращаются презрительно, грубо и даже жестоко – независимо от титула и богатства. Такой самосуд ни я, ни старец, да и никто другой пресекать не будет, даже если он коснется моих собственных детей. Ждите меня, – сказал отец на прощание.

Не одну луну царь Салтан искал родные берега в необъятных морских просторах, а найдя, вели обрадовался и велел поставить крепость Асгар на той земле и, оставляя в ней небольшой гарнизон, говорил:

– Охраняйте и берегите Асгар от гибели, а себя – от порабощения и смерти. Народ наш вскоре вернется на эту землю, и я хочу, чтобы вы встретили меня или сыновей моих, как властителей земель этих. Я хочу, чтобы народ наш, придя сюда, не воевал, а строил; не кручинился, а радовался жизни.

Мне пора, наместником в сем граде поставлю тебя, мой верный друг князь Бус Белояр, правь мудро и от моего имени. Я ухожу на поиски земли, где спрятано железо, золото, соль, там буду ставить еще один город.

Царь Салтан, мой отец, был замечательным человеком и имел в высшей степени представительную наружность, следил за собой и одевался в красивое платье, вспоминал Ярун. Не знаю, было ли это щегольство у него в натуре или он считал обязанностью быть примером опрятности и аккуратности нам с братом и всему народу.

– Царями становятся не сразу и не вдруг, – так говорил отец. Народ должен полюбить и узнать человека, поверить в его чудесную и добрую силу, а уж потом люди могут поставить его править над собой и назовут царем. Я говорю это с тою целью, чтобы впредь испросить себе снисхождение у потомков за свои поступки: за то, что покинул землю обжитую, ставшую моему народу настоящей родиной; за то, что увел свой народ в неизведанные и опасные для нас земли славянские, где ждали нас не с раскрытыми объятьями, а с огнем и мечом наши же соплеменники.

Земли эти, когда-то покинутые старцем Енохом, должны были только стать нашей родиной, и время, что убежит в стараниях и битвах за новую отчизну, унесет много славянских жизней, и огромная вина за это ляжет на мои плечи.

Мне бы хотелось, чтобы память о славном царе Салтане, моем отце, не канула в лету – это было бы огромной утратой в истории моего народа.

Царь Салтан был при жизни наделен силой, способной победить смерть, – так говорил о моем отце народ славянский, так думали и мы с братом. После же завершения жизненного пути этого славного и великого человека его имя превратилось в вечно живой пример доброты и мудрости.

Как могло случиться, что люди, ходящие под богом и всегда помнящие о смерти, уверовали в бессмертную душу своего государя? Вот что рассказывает народ славянский о моем отце, царе Салтане.

В землях, далеких от своей родины, куда попали беглецы во главе с Енохом от всепоглощающего потопа, нашему народу всегда было жарко, и климат сей пагубно влиял на здоровье людей, не привыкших к столь сильно палящему солнцу. Болезни и мор косили подчас тысячи людей: чума, лихорадка, цинга – вот те немногие болезни, уносящие жизни славян.

В тех землях самым холодным временем суток была ночь, температура воздуха в предрассветное время не опускалась ниже сорока градусов.

Было обычное лихолетье и чума, поразившие царство, загнало оно людей в такой страх, что не приведи господи. В это время всякий человек на всемогущего бога упование возлагает, и сердце свое старается удержать от истерики. Не выдержит человек напряжения, порвется у него что-то в душе – и в сердцах покончит жизнь самоубийством, или, того хуже, убьет детей своих и людей близких. Тяжкие думы об участи заболевших не дают покоя, пугает и дичится народ друг друга. Прячутся люди за закрытыми ставнями и дверьми, сторонятся друг друга и ненавидят всех, кто живет округ них. Вымерли улицы сел и городов. А как, скажи на милость, усидишь дома и тем паче удержишь взаперти детей, что поиграть на воздухе хотят или в море поплескаться? А зараза тут как тут, уже прицепилась и покалечила, вот тут-то и заползет страх в душу и ненависть в сердце на соседей своих, что сами заразились и семью твою покалечили. А кого бы еще обвинить смог отец семейства, как не таких же, как сам?

Люди принимались за обычные оздоравливающие меры предосторожности: во всех зараженных домах разжигали огонь, который должен был пожрать заразу вместе с зараженными людьми. Огонь тот непременно должен быть с дымом, дабы расходился он по небу, унося болезнь от земли подале. Но кто же будет жечь, если страх заразиться настолько силен, что люди готовы были скорее от голода умереть, чем сгнить от хворобы?

Большое личное бедствие – это плохой наставник милосердия, да и слаб человек, всем хочется жить – ведь одна жизнь-то. Так откуда взяться великодушным и самоотверженным, о которых в одних лишь сказках и прочесть можно? В жизни таких людей не встретишь; они не выделяются в людской толпе ни ростом, ни ликом, ни взглядом, ни поступью. Но наскочит болезнь смертельная – и народ найдет для себя избранника, который творит чудеса и помогает людям поверить, что будут жить они и дети их. Нарекут этого человека баснословной силой духа, мифическим здоровьем, чистым сердцем и огромными знаниями и, глядишь, – выжил народ, не исчез с лика земли.

Царь Салтан и стал таким легендарным героем для славянского народа, которого мор превратил в животину, предназначенную судьбинушкой в дар смерти неминучей.

Изголодался народ, оборвался и обнищал вконец; даже те, кто имел свой дом, хороший достаток и сытное житье, уходили с насиженных мест подальше от людей.

Стояла ночь – и раб божий, спрятавшись в овраге, дремал без сновидений цветных и без желания проснуться. А вокруг никого, нигде ни одной живой души, словно на кладбище, только мертвые дома как домовины торчат, а в них – полумертвые люди. Спит раб божий, но внезапно что-то в бок кольнуло, вероятно, смерть пришла и расшалилась с человеком прежде, чем прибрать к рукам его жизнь. Мужик вскинулся и повел спросонья мутными глазами, да и хотел было крикнуть:

– Поди, треклятая! Я и без тебя вскорости помру, – но остановился и не прокричал. А только видит, что кто-то идет по полю, чумазый весь, с мешком в руках, и шагает он прямо к мертвым хатам, где чума свой пир правит. Присмотрелся мужичек – и стал ждать: может, это вор, которого хвороба не берет, и он заходит в дома – обворовывает покойничков, а награбленным делится со смертью? Решил мужик посидеть тихо-тихо и выследить, куда сворованное схоронит это, очень похожее на живого человека, существо. Ибо не может человек со смертью договор ученить, только существу с неба, або из-под земли это возможно сделать. А этот кто-то зашел в дом, и долго его не было видно. Вот солнце в зенит вошло – и жара невыносимая выгнала мужика из оврага, и слышит он, что зовет его кто-то, вроде как голос человеческий:

– Помоги, раб божий, одному мне не справиться!

Кто же это такой? Неужто и взаправду человек его кличет? Поднялся мужик с земли и побрел, не по своему хотению, а силой неуправляемой, к страннику этому.

– Ты, мил человек, ступай туда, за пригорок! – заговорило существо, а и не сказочное оно, а вполне земной, от природы своей, мужичек. – Там старец у телеги меня дожидается. На телеге целебный отвар в братинах. Вол сдох от заразы, а старец немощен телом, и не может самостоятельно братины сюда принесть. Я в дом пойду – авось смогу еще одну душу спасти. Поспешай, родимый! Отвар всю заразу в деревне изведет.

Сказ про то, как Салтан с Енохом царство спасали, да людей от смерти исцеляли пронесся по всей земле. И расцвела жизнь, вот тогда-то и нарекли люди Салтана царем своим. Верили ему и любили люди своего царя, и ставил славный Салтан крепости и города, и рождались дети, и богател народ славянский.

Я не помню такого случая, чтобы отец разгуливал без дела средь бела дня или спал после обеда в своих палатах. Ему, впрочем, и некогда было разгуливать, будучи в одно время: и строителем, и врачом, и судьей, и военным, и учителем. Он по этим обязанностям по несколько раз в день переходил с места на место. Везде поспевал: и в больницу; и на верфи, где корабли строились; и на строительство храма; и в зал заседаний правления, а оттуда – в учебный корпус, к нам, значит. Царя Салтана ждали люди, а он придет, сядет тихонько в сторонке – и слушает, как вопросы решаются, и ежели все чинно и с умом, то поднимется и также тихо уйдет. Но как только царь видит, что не к добру ведет спор, не к пользе дела, а к личной выгоде жрец или князь поворачивает – злым становился и безжалостным. Отец во всякий вопрос вникал и не только принимал решения справедливые к удовольствию спорящих, но и стремился поднять настроение людям. Решительно ни одна сторона жизни нашего народа не обходилась без царя Салтана, но всегда с огромной любовью отец приходил к нам в учебный корпус, дабы совершенствовать знания отроков, и сердце царя радовалось, когда мы оправдывали его надежды.

От своего царя граждане государства видели только одно наказание: на человека ленивого и глупого, нерадивого или, того хуже, – преступника и вора он, бывало, посмотрит так, что виновный как бы отшатнется, словно от пощечины, и скажет своим чистым и красивым голосом:

– Дурной человек…И ничего путного не выйдет, если спустить ему сейчас его грех.