Костя Юханцов и Перекрёсток Бесконечности. Приключения начинаются :)

– А то, – буркнул я.– Идём.

Я раскрыл ладонь, и листочек, вспорхнув, растворился в воздухе.

Минут через двадцать мы вышли на окраину городка, где малость на отшибе стоял домик пасечника. Хозяин сидел на ажурной веранде и пил чай. Приметив нас издали, он радостно замахал рукой. А ещё минут через пять мы уже сидели за круглым столиком и угощались.

– Ну, как я понял, вы ко мне не просто… – проговорил пасечник, когда Настя сбивчиво рассказала ему о нашем деле, – а с просьбицей какой… Сказывайте уж…

Я достал телефон, открыл записную книжку, прочитал.

– Агатовый… – потерев нос, проговорил пасечник. – Хм… опосле дикого звездопаду… Дикий токо третьего дня был, а топерь когда?.. Через годок… и то – в лутшем случае… Я-то набрал, да… Но он-то впополам – агатовый и гагатовый. Впротчем… – он пощипал себя за бороду, – выход есть! Подложу под медогонку гагата, а агатовый наверьх сберётся. Я его и вычерпаю осторожненько. Прям ноне и займуся. И художнику снесу. Так что, робяты, не беспокойтеся! Сделаю!.. А вот… что с иными вашими гридиентами поделать?.. Про много не ведомо… Но… Как там? Фиалковая пыльца?.. А знаю, кто споможет! К смотрителю ступайте, на маяк. Знамо дело, есть у него. А нет, так сдобудет… Настюха, егоза, ты-то как?

Глаза его слово засветились. А что ж тут удивительного? Была б у меня такая племяшка, я б тоже сиял.

– Всё хорошо, дядь, мама-папа в норме, в школе тоже. Ты б к деду зашёл, а? Он по тебе скучает.

– Да, тут ты права, – развёл руками пасечник. – Зайду. Вот мёд понесу и зайду. И вам всем мёду разнесу. А то получается, что сижу на ём, аки пёс на бураке… Ни собе, ни людям… Вы чайку-то подливайте. Я вам чичас щёлки покажу, это нас со смотрителем Чирики-Мигирики наснимали, когда мы в опрошлую середу аллейку вдоль горизонта ладили. Ох, знал бы кто, как там всё в упадке! Всё покошено, всё вкривь да вкось!.. Сердце аж зашлось, егда поглянули!.. Ну, мы и давай – и скамьи подчинили, и деревов насажали, и поподмели окружно… Натягались так, что спина цельну седмичку ныла. Но оно ж, коль не мы – то хто? Оно ж, кажный с собя зачинать должон, а не на соседа кивать… он, мол, мызгун да оболтус, так и я таким же буду… Ежли мы этак мыслить заначнём, то тут-то нам и хана…

И он разложил перед нами стопку «щёлков». Как говорится, до и после. Что тут сказать? – молодцы деды! Горизонт после их работы просто блестел – ни тучки, ни пылинки, ходи себе по нему и радуйся! Я, конечно, поймал себя на мысли, что горизонт – это воображаемая линия, где небо как бы сливается с… и так далее… Но в этом мире она – линия – как я только что убедился, воображаемой вовсе не была. А была чертовски реальной.

– Кстати! – спохватился тут пасечник. – Тень енота! Это ж вам как раз-то к Чирикам! У них животинных теней уймы! Они их уж под ноги заместо ковров швыркают.

– Так уж и бросают? – усомнилась Настя.

– Ну, мож, энто я загнул, – посопел пасечник, – но что много, то много.

– Дядь Петро, мы тогда пойдём. А то нам ещё кругом и везде надо. Ладно?

– Коли надо, то поспешайте. Я вам с собой перекус заверну – печеньку там… конфект… хрукту всяку-разную…

Мы поблагодарили, уложили «перекус» в рюкзаки и распрощались. Дедок он был, конечно, малограмотный, но очень славный, правильный какой-то, настоящий. Кабы все такими были…

– К Чирикам? Аль к смотрителю? – я невольно спародировал говор Настиного дядьки.

– Конечно, к маяку пойдём, – безапелляционно произнёс Боб. – Это поблизости.

– Так тут море есть? – спросил Мишка.

– Да, вон за тем холмом. Минут с полчаса пёхом. Кабы не дымка, так вы б его ещё с утёса рассмотрели… Не устали? Хотя, я в ваши годы…

Я глянул на часы. На них значилось 10. 15. Этак мы тут неделю проживём, а нас не хватятся.

– Квест нешутейный вырисовывается, – проворчал Миха, – пойди туда – не знаю куда, найди то – не знаю где.

– Благородный муж не ищет лёгких путей, – заметил я. – Или вы, Михал Юрьич подобного мнения не придерживаетесь?

– Ой! – Настя даже руками всплеснула. – Ты Юрьевич? Как Лермонтов?

– Интересное кино, – проговорил Миха, – а ты-то здесь откуда про него знаешь? Из «поля»?

– Нет! Он же был тут! Давным-давно, правда, моя пра-пра-пра… какая-то бабушка с ним встречалась. Он тогда ещё мальчиком был. Как вы сейчас. Даже младше. А я уж, конечно, в «поле» про него читала. И стихи его читала. Он мне очень нравится!

– И нам нравится, – сказал я. – Мы «Княжну Мэри» уже пять раз перечитали.

Мишка воздел очи горе и бросил на меня косой взгляд.

– У нас его рисунки есть, – сказала Настя. – Он даже, когда маленький был, уже тогда здорово рисовал. Я вам потом покажу.

– Фигасе, – присвистнул Миха. – Неизвестные автографы Лермонтова! Представляешь, сколько они могут стоить!

– Стыдитесь, Михаил, – грозно пророкотал я, – Этому миру неведома корысть…

– Да вот же… – улыбнулся Миха, – неведома… а потому не станем лезть в это болото со своим куликами. Пускай всё остаётся, как есть.

И тут мы вышли на вершину холма.

– Взойдя в гору, – со значением произнёс Боб, – обрети не высоту, но – середину. Очень мне нравится придумывать красивые фразы!

А вид открывался невероятный! Лучилось всё – и море, и небо, и облака, и стаи птиц, и скалы. Цвета – розовый, бирюзовый, миндальный, яблочный, охряный, мандариновый – смешивались, переливались, взлетали и падали струйками и мелкими блёстками. Наверное, мы б так простояли долго, но спустя несколько минут нечувствительный к прекрасному Боб, снисходительно усмехнулся, откашлялся и скомандовал:

– А теперь все посмотрели направо!

Мы машинально повернули головы. Там, у самой кромки моря возвышалась – темная на фоне неба – башня маяка.

– Нам туда.

И мы, пытаясь смотреть под ноги, а не на чудесный пейзаж, пошли по тропе.

Под горку бежалось весело, и вскоре, отворив скрипучую дверь, мы уже поднимались по узкой винтовой лестнице, пыхтя и держась за перила. Боб с нами не потащился, попросил, чтоб мы его втянули потом в корзинке, которая, он знал, у смотрителя имеется.

– Триста ступенек… – сказал он грустно, – это мне уж не по летам…

Когда мы, постучавшись, вошли, смотритель полулежал в кресле и, нацепив очки, читал какую-то толстую книжку.

– Здравствуйте, – сказал я. – Мы – по совету пасечника.

– Пётр Святогорыч – мой дядя, – добавила Настя.

– Рад вам, – вставая навстречу, произнёс смотритель. – Сказывайте, как звать вас, да зачем так высоко забрались.

– У нас бобр там ещё, – проговорил Мишка. – Нам его поднять бы.

Смотритель сделал пару шагов, выглянул в узкое окошко.

– Раз надо, поднимем! – весело воскликнул он. – Тут, гляди, – он обратился ко мне, – трос, корзинка на нём, вот ручка, опустишь, а как он влезет, поднимай помалу. А я вам пока отвара чабречного сварганю. Баранки берите, – он указал на стол, где в фарфоровой, явно старинной чаше, теснились разновеликие бублики.

– Мы не голодные, – начал было Миха, но смотритель улыбнулся и покачал головой.

– Отсюда никто, не угостившись, не выходит. Не стесняйтесь… и говорите.