Он слез, промокнул шею платком, поздоровался с мичманом. Кажется, они были шапочно знакомы.
– Тут такое дело, Козьма, – промолвил Боб, отдуваясь и потирая спину, – нам на Алатырь надо. К настройщику. Сподмогнёшь?
– Корвет «Альтаир» всегда на запасном пути! – засмеялся мичман. – Прям сейчас? Утра не дождёмся?
– Да, прям сейчас, – быстро сказал я, подумав, что надо ковать железо пока ветер без камней.
– Хм, ладно, – наша просьба мичмана ничуть не обескуражила, – вот туда в бухту надо спуститься. – Он указал почти на закат.
Через десять минут, по пути рассказав о наших трудах, мы уже стояли на палубе трёхмачтового корвета.
– Не хочется время терять, так что паруса поднимать не станем, – с сожалением промолвил Козьма.– Пойдём на звёздном сиянии. Это у них тут топливо такое интересное есть, – пояснение прозвучало, очевидно, для нас с Мишкой, – А вот когда обратно… Тогда уж… все марсели, брамсели и трюмсели поставим! Такая это красота!.. Словно не паруса это, а облака над головой плывут!.. Вы на бак пока проходите, а я быстренько. Тут всё просто, чуть электроники, чуть волшебства…
Мичман, действительно, исчез в чреве корабля ненадолго. Когда он через пару минут присоединился к нам, корвет уже неспешно отошёл от берега и развернулся носом к морю. В руках у Козьмы мы увидели бинокль и подзорную трубу.
– Смотрите по очереди, – сказал он, протягивая оптику нам.
– А как вы тут оказались? – спросил Мишка.
– Ну… как… – мичман опёрся о леер, сощурился. – Видишь ли… Наш мир – это мир великих идей. Но как раз это его и губит. Ведь ради великого никто не хочет пожалеть малого. Срубить лес ради того, чтоб проложить магистраль? Запросто! Погубить реку, чтоб построить плотину? Легко! Убить несколько миллионов ради светлых идей, ради торжества справедливости? От нечего делать! Пожалуйста! И никто не понимает, что весь мир – в нас. И уничтожив что-то, убив кого-то, мы ломаем и умерщвляем себя! А разрушая себя, мы уничтожаем весь мир… Я сначала не знал этого, не видел, не замечал. Так же, как все, об этом не думал. Много воевал. Хотя… кажется, мне посчастливилось никого на тот свет не отправить. Но я многажды видел, как умирают. И… это было ужасно. Во имя чего? – вдруг спросил себя я. Зачем нам нужно это ложное величие, если оно ведёт к гибели, если после нас остаётся выжженная земля, если там, где прошёл царственной походкой человек, более нет ничего живого?.. Семья у меня была… всех война унесла… Один старый матрос на смертном одре поведал об этом мире. И я ушёл, можно сказать, эмигрировал, бежал. Так и живу тут. Вон – потихоньку целый корабль построил. Спасибо добрым людям, помогли. Кабы один делал, так за двести лет не управился бы, а так… – он счастливо улыбнулся.
Алатырь выдвинулся из морской дали внезапно – сперва мутной бархатной дымкой, затем мерцающим серебристым айсбергом и, наконец, бурым кружевом покрытых кустами и травами холмов. Я отвёл монокуляр в сторону, направил назад, пытаясь найти скалу, на которой мы стояли утром, но даль терялась в арабесках вишнёвого тумана. И я ничего не увидел.
– Вон наша гавань, – сказал мичман, – а наверху настройщик живёт. Может, он уж третий сон видит, а мы к нему про сны зайцев рассказывать пришли… но будем надеяться, что так рано он не ложится.
Пришвартовавшись, спустившись по сходням и вбежав на крутой берег, мы нашли хозяина в саду. С лопатой в руках. О сне он пока и не задумывался.
– Ух, какой вы компанией! – настройщик оттёр десницу о штаны, виновато на неё глянул, протянул нам. – А я вот – вскопать… Уже же и картошечку сажать пора… На камбуз? – Он подмигнул. – И я что-то оголодал, и вам с дорожки подкрепиться не грех…
Подкрепиться, в самом деле, не мешало. На свежем морском воздухе, оказывается, разыгрывается зверский аппетит. А тут ещё и запахи жареного мяса прибавились, защекотали ноздри.
Мы гуськом, следуя за хозяином, прошли в дом. Познакомившись по пути. Звали настройщика неожиданно просто – Федотом Иванычем.
– Настя, – шёпотом спросил я, – а откуда мясо-то? У вас же тут животные – как люди, вы ж не можете их есть?
– Фу! – Настя аж передёрнулась. – Конечно, мы не едим животных! Я даже думать об этом не хочу! Ужасный, варварский обычай! И как вам не противно?!
– Прости, что… – пробурчал я, – вовсе не хотел тебя…
– Ладно, ладно… это ты извини! Но просто так внезапно… Да, мы не едим животных, но мясо, как видишь, у нас есть. Мой папа говорит – а мой папа самый умный в мире! – что человек – это такое существо, которому нужны разные продукты, и мясо тоже, а кто его не есть, тот сам себе враг… – он улыбнулась. – Волшебством делаем…
– Синтезируете? – не преминул вставить Мишка.
– Синтезируем, – согласилась Настя. – Из волшебства и света, из воды и запахов трав, много из чего. У каждого дома такой агрегат есть. На кухне. Но он же не только для мяса, он для всего. Называется «пищеделка». Набираешь на панельке нужный режим, два-три заклинания… и вот тебе то, что надо. А после, если требуется, можно и в печку ставить.
– Ясно, – сказал я. – Прям жалко, что у нас не так…
Потолок кухни заплетала светящаяся разноцветная паутина, здорово похожая на светодиодные неоновые провода, массивный стол в центре сверкал белоснежной скатертью, в распахнутом настежь окне шелестели на ветру узкие полоски лунных лучей.
– Бифштекс, хлеб, зелень, овощи… Налетай, ребята! – прогремел хозяин. – И принялся ловко метать на стол блюда, тарелки, вилки и ножи.
– Сперва перекусим, пока с пылу с жару, а потом поговорим.
Перечить хозяину никто, конечно, не вздумал. А как тут возразишь, когда слюнные железы фонтанируют? Поэтому мы налегли на еду, и на некоторое время над столом повисло звеняще-жующее молчание. Первым отложил вилку Боб. Он, как я и полагал, «псевдомяса» не ел, но зато умёл целую гору овощей и фруктов. Потом отложила вилку Настя, затем откинулся на спинку кресла мичман. Тут уж и нам с Мишкой стало неудобно, что мы никак не можем остановиться, хотя, вроде б, уже и наелись.
– А вот теперь я вас слушаю! – заявил настройщик, довольно нас оглядывая.
Излагать взялся мичман. И его лаконичности я просто обзавидовался. Поскольку он умудрился, не упустив деталей, уложиться в несколько ёмких и точных фраз.
– Вот оно, выходит, как… – хозяин прицокнул, побарабанил пальцами по столу, – война… И Кощей тут как тут… М-да… Улыбки солнечных зайцев есть, песенки где-то валялись… Сны… Апрельские?.. Когда-то, да, были… Хм… ловить надо!.. Давайте так – сегодня уж поздно, туда-сюда и спать пора, а утром!.. А? Надеюсь, повезёт, так на зорьке и наловим. Завтра-то ещё апрель, как ни как!
– Договорились, – промолвил Боб.
– Да, ещё апрель, – сказал Мишка.
– Только надо встать пораньше, – добавил я, – пока они ещё спят.
– В четыре! И ни секундой позже! – рассмеялся настройщик. – Лучше вы потом доспите. А пока – прошу в кают-компанию. Извините, это меня Козьма Платоныч своей морской терминологией заразил.
– Ой, как скажешь! – улыбнулся мичман.
По периметру комнаты, в которую мы проследовали за хозяином, стояли кресла и диваны с пирамидами подушек и подушечек, в центре, заменяя собой стол, расположился рояль с закрытой крышкой, на стенах между книжными полками висели гитары, длинные изогнутые кинжалы, картины и многочисленные «щёлки» – в основном с горными пейзажами.
– Это я в прежние ходы в горы хаживал, – проговорил настройщик. – Где только не побывал… А сколько я там друзей потерял!.. Иной раз думаю, я один остался. Кстати, Боб, увидал твоё изречение в «поле». Оно там на главной висит. Про то, что взойдя, нужно обрести не высоту, но середину. Как же я с тобой согласен! Я ж и сам так мыслю. Ведь крайности чрезвычайно опасны! Это ж, как в горах – идёшь, с одной стороны пропасть, с другой – скала. Сколь бед от… как бы их помягче назвать… этих адептов крайностей! От фанатиков всяких. Кто-то льда хочет, а кто-то пламени жаждет. Один кричит: держи правей, другой – нет, рули влево! И так во всём. У нас-то ещё как-то мы эти острые углы худо-бедно объезжаем пока… А вот в других мирах!.. Я и сам побывал кое-где, да и Козьма Платоныч историй понарассказал…
– А как вы солярные часы настраиваете? – спросила Настя.
– О, это по-разному, – с готовностью ответил Федот. – Смотря, какие часы, где, в ком. Часы ж – у всех, точнее, во всех есть. И в вас тоже. Люди приходят, животные… много кто. Чиню, настраиваю. Нам всем без солнца никак. Мы под солнышком живём, оно нас и греет и пути нам чертит.
– А солнечные? Которые с колышком для тени?
Настройщик обернулся к Мишке.
– И солнечные могу отладить, коль требуется. У нас и у вас они без поломок идут, а в других мирах, как только не бывает. Побывал, насмотрелся. Чему только не выучился по пути. Языки певчих трав, например, знаю. А когда к водяным ходили, Платоныч мне по передвижению в слоистых структурах воды мастер-класс устроил.
– Было дело, – хмыкнул мичман.
– Может, в шахматы? – предложил настройщик. – Я тут сотворил симбиоз двух игр – шахмат и костей. Оба игрока бросают кубики, ходит тот, у кого больше, причём ходит столько раз, насколько больше. А игровое поле раздвижное, можно хоть вдесятером играть. Попробуем? А то играю тут сам с собой.
– А давай, – согласился мичман.
– И я с вами, – махнул рукой Боб.
– Мы тогда на улице посидим, – сказал я.
– Молодые люди, – тут же занудно проскрипел Боб, – вы, конечно, и сами с усами, но я настоятельно рекомендую вам не отлучаться надолго. И далеко не уходить. Ночь наступает.
– Хорошо, мы только во дворе! – обернувшись, прокричал Миха.