Мы из БУРа. Рассказы о Белгородском уголовном розыске

Опера спустились во двор отдела и сели в дежурный УАЗ. Им пришлось немного подождать следователя с экспертом, но вот оба запаздывающих милиционера наконец объявились, и машина тронулась. Позднее, через многие годы, Глеб будет вспоминать этот свой первый выезд на преступление – неспешно двигающийся автомобиль, яркое, но совсем не палящее солнце, придорожную пыль и ощущение той лёгкости, что присутствует во всём теле, когда ты молод, полон сил и снова занят тем, чем всегда занимались мужчины – службой своему народу и Отечеству. А сейчас Глеб в нетерпении взирал на сменяющие друг друга картины городской жизни, желая как можно скорее приступить к делу. И вот настала та минута, когда машина свернула в гаражный массив и остановилась. Члены оперативно-следственной группы, не торопясь, стали выбираться наружу. Первым со своим чемоданом вышел эксперт. За ним последовали остальные, и через минуту УАЗ, поскрипывая на ухабах, скрылся за поворотом.

– За собакой поехал. Ждём. – пояснил Свистильников, уловив взгляд Глеба – Вообще-то она здесь бесполезна – полдня прошло, все следы затоптали, а главное – изъездили.

– Тогда зачем…

– Собака то? Установка такая – на каждую кражу вези пса из питомника.

Питомник располагался аж в Красном, и забирать собак приходилось, наматывая лишние километры, но приказ – он и в милиции приказ, его приходилось исполнять. С минуту группа топталась на месте, не спеша к вскрытому гаражу.

– Где же потерпевший? – без намёка на досаду произнёс старший опер – Где он шарится!

Словно услышав его вопрос, из-за ряда гаражей вынырнула фигура мужчины. Неспешной походкой он приблизился к ожидавшим его сотрудникам и спросил:

– Милиция?

Вопрос не вызвал удивления. Оба опера, как и полагалось, были облачены в гражданскую одежду, что до эксперта и следователя, то те погонами себя тоже не обременяли.

– Я по соседним гаражам прошёлся. Поспрашивал – может, видели чего. – сообщил заявитель – Выглядываю – стоит кто-то. Была бы форма – раньше подошёл.

– Может, ещё и строевым пошагать! – возмутился эксперт, заранее предполагая, что при сложившихся обстоятельствах никто с ним спорить не будет.

– Да, сейчас одевать форму никто не торопится. – постарался смягчить ситуацию Свистильников – Вот раньше, было время, всех, кто на сутках, в форме заступать заставляли.

– И оперов? – уточнил Велиев.

– Нет, мы сами одевали. Тогда решили, что с преступностью почти покончено, и оружие у всех отобрали. Даже в группу без него заступали. Приходилось хотя бы так подстраховываться. Некоторые ещё и ножи столовые в карман прихватывали.

Они ещё подождали, лениво перебрасываясь фразами, пока не возвратился дежурный автомобиль. Его дверь открылась и на землю ступил кинолог. Следом за ним выпрыгнула красавица овчарка. Она, словно чувствуя возложенную на неё ответственность, деловито покрутилась у распахнутых ворот гаража, и решительно потянула своего хозяина вдоль дороги.

– Пройдись с ним! – кивнул в сторону кинолога Свистильников, и Велиев заторопился вслед.

Идти пришлось недолго. Псина, то и дело останавливаясь, проследовала ещё метров пятьдесят и, покрутившись на месте, села как вкопанная, с видимым безразличием обозревая окрестности.

– Удивительно, что ещё столько пробежала, – прокомментировал её действия сержант – вон сколько машин проехало, а для неё вся эта гарь – что нафталин для моли!

Не солоно хлебавши, они вернулись к месту происшествия. Группа трудилась вовсю: следователь, то и дело поправляя очки, уже заполнил «шапку» протокола осмотра, и вписывал данные приведённых старшим опером понятых. У измазанной порошком двери корпел эксперт-криминалист, а чуть в стороне приступил к письменному опросу заявителя сам Свистильников. Глеб прошёлся по гаражам, опрашивая тех, кого удалось застать, но никакой заслуживающей внимания информации не получил. Никакой зацепки, ничего, что помогло бы ухватиться в раскрытии кражи «жигулёнка», в тот день опера не добыли. Шла обычная рутинная работа, присущая большинству таких событий, и Велиев, несмотря на свой первый выезд на место преступления, конечно сознавал, что так и должно быть. Он понимал, что здесь не кино, а самая что ни на есть реальная действительность, что каждому раскрытию предшествует кропотливый труд, что удача с первых шагов, наверное, случается, но далеко не всегда.

Ещё через час группа в полном составе уже работала на Песках – частном секторе, растянувшемся за железнодорожным вокзалом аж до самой окраины города. Выехали на кражу из дома. С первого взгляда стало понятно, что действовал форточник. Похитили немного – самое ценное: кроме нескольких десятков рублей, вынесли подержанный магнитофон и кое-что из ювелирных изделий. На месте преступления злодеи оставили пару отпечатков рук, но все они оказались смазанными, оставленными в динамике и, следовательно, к идентификации совершенно не пригодными. Кража была совершена в наглую – белым днём, в отсутствии хозяев и ближайших соседей. Работа оперов с жителями других домов никаких полезных сведений не дала, равно как и применение Найды – уже знакомой по предыдущему выезду овчарки. Казалось, что и в этот раз вся работа сотрудников уголовного розыска закончится лишь необходимыми действиями, но Свистильников не торопился ставить точку. Теперь это был его профиль, направление, в котором он набил руку так, как, пожалуй, никто другой в Белгороде.

– Давай-ка проедемся. – бросил он Глебу – Здесь недалеко.

Уже в машине, на ходу, Александр Борисович уточнил:

– Живёт здесь поблизости один, брал на подобном. Срок уже отмотал – месяц как от хозяина. Конечно, не факт …, но отработать надо: не сам, так знать может.

Насколько успел заметить Глеб, Александр Борисович предпочитал развёрнутые и законченные фразы, но сейчас выражался отрывисто, в глазах отразилось ожидание, и весь он подобрался, словно боец перед атакой.

– Здесь останови! – сказал водителю майор и, уже обращаясь к Велиеву, продолжил – Немного пройдёмся, а то клиент от машины сквозанёт.

Опера прошлись вдоль высоких, в человеческий рост заборов, перемежающихся штакетником с зарослями цветов за ним, и вскоре оказались у неказистого, в два окна дома. Глеб окинул взглядом пошкарябанные, давно не крашенные оконные рамы и всмотрелся в неподвижные занавески. Справа раздался грохот. Это Свистильников, оставаясь вне пределов видимости, забарабанил в прибитый к забору почтовый ящик. Но, несмотря на его старания, никто не отозвался. Они выждали ещё немного и прошли дальше к сидевшему поодаль деду. Тот, привалившись к забору, лузгал семечки, закрывая обширным седалищем половину небольшой и грубо сколоченной скамейки. Он с интересом наблюдал на потуги незнакомцев, но по мере их приближения одутловатое лицо его приобретало всё более безразличный вид. Когда опера поравнялись с ним, дед и вовсе отвернулся, равнодушно взирая куда-то в сторону. Свистильников поздоровался и, словно нехотя, с таким же напускным безразличием спросил:

– А Колька куда делся?

– Какой Колька? – округлил глаза собеседник, хотя прекрасно видел, в какую дверь только что стучались мужчины.

Свистильников уточнил, и дед пожал плечами.

– Мне откуда знать! Что я, живу с ним!

И, видя, что других вопросов не дождаться, уже вслед крикнул:

– А вам он зачем? Может, передать что?

– Не надо, – обернулся старший опер – мы ещё зайдём.

Они прошли дальше и свернули в переулок.

– Здесь магазинчик, а за ним местечко укромное, эта шушера там часто ошивается. Да, кстати, когда кого-то разыскиваешь, не спеши представляться или какие подробности сообщать. Люди, конечно, всякие бывают, но карты раскрывать не следует: где гарантия, что он тут-же всю информацию разыскиваемому не сольёт?

Они уже приблизились к магазинчику, и у самого порога столкнулись с приземистым, обросшим нестриженной шевелюрой парнем. Рука его сжимала пакет, содержимое которого её вовсе не отягощало, но занимало изрядный объём. Свистильников заботливо взял парня под свободную руку и почти доброжелательно произнёс:

– Пойдём, Николай. Здесь недалеко.

Как ни странно, Николай никаких вопросов не задал. Он только взглянул на застывшего по другую сторону Велиева и понурил голову.

Буквально через полчаса опера уже приступили к беседе с доставленным. Майор начал издалека. Сперва он задал несколько вопросов, касающихся самого парня. Николай отвечал, не особенно вдаваясь в подробности. Он рассказал, когда освободился, назвал пару тех, с кем якобы поддерживает отношения, сообщил, что в данное время пока не работает и кое-что ещё, к самому поводу беседы с ним, на первый взгляд, не имеющее никакого отношения. За всё время разговора он со всей преданностью старательно таращился на оперов, но в глазах его угадывалась плохо скрываемая тревога. «Может, при делах, а может, просто переживает, что тоже понятно. – подумал Глеб – Кому такие посещения в радость!»

– Ну что, сразу рассказывать будешь, или вокруг да около походим? – наконец озвучил всеми ожидаемый вопрос Александр Борисович – Только не обольщайся, спотыкаться замучаешься!

– О чём рассказывать? – удивился Николай.

– О сказках Пушкина! Рыжьё с хаты куда заныкал? Или барыге толкнуть успел?!

– С какой хаты?

– С той, где ты пальчики оставил, идиот!

Голос Свистильникова набирал обороты, его громкость и интонация не предвещали для собеседника ничего хорошего. Глазки Николая забегали, и он замолчал в очевидном раздумье. Но старший опер не желал оставлять ему время. Форсируя события, он придвинулся к опрашиваемому почти вплотную и, зависая над ним каменной глыбой, продолжил:

– Чего морду опустил, глаза подними! Вот так. А теперь меня слушай! У тебя выход один. Отпечатки твои у нас: и с комода, где серьги с перстнем лежали, и с шкафа, из которого ты червонцы из-под белья вытащил. Плюс показания людей, которые тебя нагруженным при выходе срисовали и ещё кое что. Ты понял меня, тугодум?!

С этими словами он подхватил лежавший на столе толстенный сборник с комментариями к Уголовному Кодексу, и занёс над головой, демонстрируя его допрашиваемому.

– Или ты тяжесть закона испытать хочешь?

Николай интуитивно вжал голову в плечи, в глазах наконец-то промелькнуло подобие мысли, и он зачастил:

– Нет, я всё скажу! Был я там, был!