Остаток отколовшегося утра.
Пурпурными цветами дайте небо!
Пусть спеют прорисованные дали!
Я чайками закрою сотни впадин,
Они так никогда не прорастали.
Все провода – иллюзия из перьев.
И током не ударит, больше пыли.
Седыми облаками склеив берег,
Я разбавляю сны твои. А были?
01.08.14
Люди февраля
Эти стены
поглощают тепло, слова.
Все эмоции не заземленные прут по разрезам,
не залатанной горечи, по рукавам, к ступням.
И попробуй потом удержись на своих ногах,
и попробуй потом не залеченной плыть душой.
Даром втискивается холод
речной, и плотный —
он попутчик, моими нотами нотами тянет свой
незатейливый, рваный хор под ребром. И плот нас
только к илу притянет. Спасаются по-одному.
Не рассудит февраль.
Он умеет плевать, и воздух
его, кажется стойко грозным для вен и кожи;
он сжимается коркой льда, толщей неба в людях,
оборванными
оставляя стальные дни,
не нужных, глухих, бумажных
календарей.
06.02.16
Такие орбиты
Ты – боль и потребность, крайнего из моих
Безумств изученных. Падаю, словно с крыши.
Слетаю своей беспомощностью с орбит.
А там разберут, забудут, и просто спишут.
И верно же зыбко все столь, бери: «не дыши» —
Стиль времени до остановок, везущий нас.
А солнце печет внутри, в груди, как в печи,
И нет ничего. Лишь бы твой океан не погас.
И все убеждения – чушь, неразумная пыль;
Когда ощущение чувств до сожжения душ
И сухости вен. Заполняется дымом. Фитиль
Все тлеет. А я в самом центре дыма и стуж.
Уже не спасти. Не берись. Сутулится осень.
Ведь жизнь – мостовая; и кажется, надо бежать,
И, что нельзя оборачиваться. На восемь
Кого-то уже поставили опережать.
Это всё осень
Смотри! Это всё осень. Желтая и дрянная.