Куклы во время шторма

– Правда? Меня мама в детстве хотела записать в танцкружок, а я все упиралась, дурочка… ну что ж, наверстаю упущенное! Если бы я решила стать балериной, то это было бы, конечно, уже поздновато, а так… – Внезапно Жанна снова помрачнела. – Но, чтобы записаться на курсы, нужны средства. А если я уйду от Семы, мне даже жить будет не на что! Неужели родители должны будут высылать мне деньги?

– Ты же решила ни от кого не зависеть. Придется поначалу подрабатывать кем попало, – не стала обнадеживать ее я.

– Так надо начинать поскорее! Еще же квартиру снимать… Ид, а ты мне разрешишь у тебя пожить? Ну, первое время только! Ты не пугайся, деньги пока есть, я взяла с собой часть из того, что мы откладывали вроде как на обследования и лечение. Они не совсем мои, но Сема переживет, других у меня все равно нет… А еще я буду по хозяйству помогать!

Я представила себе ее «помощь» и с трудом удержалась от улыбки. Так и тянуло ответить, что поджигать яичницу я могу и сама. Но вместо этого я сказала:

– Я рада помочь, но посмотрим… может, вы еще помиритесь…

– О, спасибо, спасибо, спасибо!

– Но как же все твои прежние планы? – Я боялась, что, едва я произнесу слово «ребенок», Жанна опять разрыдается.

– Откладываются. У меня ощущение, что у нас с Семой никогда не будет детей. Судьба не хочет. Возможно, она дает мне время заняться собой, пока я не встречу другого человека? – Печально глянув на свое запястье, она добавила: – Который будет со мной более нежным и понимающим.

Что я слышу! Неужели свершилось?!

Я даже не знала, что сказать.

– Я люблю его, – продолжала Жанна, – но, наверное, так больше продолжаться не может. Я не чувствую, что живу. Не чувствую, что я красива, любима… мне и следить за собой не хочется! Нет, с этим точно надо что-то делать.

– Сходить в салон, – подсказала я без особой надежды.

Но на сей раз, как ни странно, подруга воодушевилась.

– Салон красоты? А что, это идея! Если только не слишком дорогой, а то накопления быстро кончатся. У Семы-то я денег просить не стану…

– Я знаю один недорогой, но хороший салон, и там отличные скидки. Если удачно сдам гос, побалую себя массажем и стрижкой. – Я не дала ей снова сбиться на больную тему. – В последнее время у меня уже в привычку входит такое самопоощрение. Вот и тебя с собой возьму, ага?

– Ага… слушай, а когда у тебя гос?

– Через три дня.

– Ты готова?

– Не-а.

– Так что ж ты ерундой занимаешься?! Ну-ка беги готовься!

– Сейчас допечатаю и пойду.

– Все-все, я не отвлекаю. Если б я знала…

Я послушно вернулась за компьютер и некоторое время неустанно молотила по клавиатуре. Но к тому времени как я доделала то, что было нужно, ни сил, ни желания открывать учебники у меня не было.

– Давай лучше все-таки чаю выпьем, – предложила я обреченно.

– Ну, раз ты все равно передумала становиться пиар-менеджером… – был ответ.

Глава 6

Следующие два дня пришлось все-таки заниматься подготовкой. Жанна, надо отдать ей должное, мне не мешала – наоборот, даже помогала: умудрилась приготовить сносный обед, ничего при этом не спалив, и помыть посуду, ничего не разбив. А в день сдачи экзамена поехала со мной в институт.

Похоже, после того как из жизни Жанны временно исчез Сема, все свое внимание она решила посвятить мне. Я отдавала себе отчет в том, что этот горячий дружеский порыв пройдет, и все же приятно было, выходя из аудитории, видеть ее взволнованное лицо и слышать: «Ну как? Все нормально?»

Я сдала на «отлично». Не думаю, что заслужила эту оценку – на обычном экзамене за такой ответ мне не поставили бы выше четверки, а тут комиссия была в основном лояльна, – но в принципе мне было все равно. Главное – результат.

Разумеется, из института мы направились сразу в салон красоты, потом пообедали в кафе и домой возвращались уже затемно, с купленными в супермаркете конфетами и бутылкой вина. Тающий снег (скоро настоящая весна, осталось совсем чуть-чуть), многообещающе подмигивающие звезды – и мы, а впереди приятный вечер со звоном бокалов, со вкусом шоколада и вкусом моей маленькой победы (пусть экзамен – нечто прозаическое, но ведь это победа!) Во всем этом было что-то очень уютное.

Когда мы подходили к подъезду, мне пришло в голову, что раньше я никогда не радовалась так мгновениям, разделенным с кем-то еще. Все самые важные воспоминания, все желания и надежды я связывала с одиночеством, а встречи, пусть даже с симпатичными мне людьми, были всего лишь эпизодами. Я никогда не ценила людей.

А теперь смотрела на хрупкую Жанну, в ее унылом коричневом пуховике, Жанну, которая весь вечер бурно радовалась всему на свете, а иногда внезапно терялась и в задумчивости по привычке тянула в рот наращенные в салоне ногти, и чувствовала к ней какую-то слабость. Во многом она по-прежнему меня раздражала, но от этого слабость становилась даже сильнее. Я начинала осознавать, что несовершенные люди вызывают во мне – как, наверное, и в большинстве людей – более теплые чувства, чем безликие идеальные манекены (толпы таких девушек ходили по моему институту). Наверное, так было всегда, просто не было повода об этом задуматься.

В прихожей я встряхнула перед зеркалом своим длинным каре и улыбнулась собственному отражению, точно героиня рекламы шампуня.

– Хорошо тебя подстригли. Надо и мне будет подстричься там. Тем более скидки и правда соблазнительные, – произнесла Жанна, разуваясь. – Господи, как люди с длинными ногтями справляются с молниями?

– Зато красиво же? Ну признайся.

– Красиво, красиво… жаль, конечно, что я забыла у маникюрши все свои кольца. Сняла, отложила и все…

– Жанна, прости, они были ужасны. И стоили наверняка по пятьдесят рублей каждое.

– По тридцать. Все-таки надо будет за ними сходить… или нет… – Она вытянула руку, полюбовавшись ногтями, и вздохнула. – Интересно, Семе бы понравилось? Кстати, он звонил, пока ты сдавала экзамен. Опять спрашивал, где я и когда вернусь. Я сообщила, что я у тебя и возвращаться пока не хочу. Он трубку повесил…

– Слава богу, он не из тех, кто станет после этого караулить тебя в кустах у подъезда, – заметила я.

– Напротив, он использует мое отсутствие максимально.

– Понимаю, тебе больно, но я все-таки рада, что ты сняла свои розовые очки и отбросила психологию.

– Про психологию не надо. В моем случае от нее мало толку, а так я ее люблю. – Жанна вдруг изумленно посмотрела на меня. – Слушай, как же я раньше не додумалась! Вот на кого мне учиться-то надо! На психолога же!

– Имей в виду, второе образование у нас в стране платное, – предупредила я.

– Зачем второе образование? Нужно окончить какие-нибудь курсы! Это тоже платно, ну ладно. Заработаю. И у родителей попрошу…

– А танцы?

– Танцы потом! Танцы подождут! Ух, сколько планов! Не так уж и плоха жизнь, а? – Она извлекла из сумки бутылку вина и триумфально взмахнула ей. – Есть тост!

Со стороны могло показаться, что Жанна полностью расслабилась и весь вечер пребывала в хорошем настроении. Она даже вспоминала какие-то эпизоды из их с Семой совместной жизни и улыбалась так, будто эта тема не была для нее печальной. Но мое обострившееся в последнее время восприятие не могло не уловить витавший над нашим пиром дух чумы. Празднование моего маленького достижения превращалось для Жанны в своего рода акт самоотречения – мол, у меня жизнь не клеится, но я готова забыть об этом и радоваться твоему успеху. Мне все время хотелось намекнуть ей – не знаю даже зачем, – что я это чувствую. Но я, разумеется, не стала ничего говорить – возможно, мои слова растревожили бы ее окончательно.

Не спеша попивая вино, я смотрела на подругу и мысленно убеждала себя, что любовь на расстоянии, несчастная любовь, любовь, питающаяся только воображением, – самая правильная, самая благотворная. Человеку кажется, что он мучается, а между тем он берет от этого чувства все самое лучшее. Он смотрит на мир глазами, полными любви, распахивает ему навстречу свое раненое, пульсирующее, чутко реагирующее на все сердце – и ловит все импульсы из окружающего мира, вдыхает жизнь полной грудью… И при этом объект чувств остается для него неприкосновенным, не запятнанным бытовыми мелочами. Он не может внезапно упасть с пьедестала, напротив – чем дальше, тем желаннее, тем выше он кажется влюбленному.

Вот Жанна – она продолжает любить Сему, но сейчас это приносит ей только боль, страдание, разочарование. Все потому что для нее все было слишком реально, слишком приземленно: замужество, стремление родить, ссоры, измены…

А вот я – совершенно изменила взгляд на мир и, вероятно, вот-вот изменю взгляды мира на себя. Раньше я представляла собой глыбу льда, к которой тянулись лишь изнуренные жарой, а теперь я теплый источник, к которому скоро потянутся многие. Не то чтобы я нуждалась в повышенном внимании, просто иногда на меня нападало незнакомое раньше желание кого-то согреть, кому-то помочь, быть полезной.