Санаторий имени Ленина

– А кто это?

– Владелец и главный редактор газеты «Столичный сплетник». Пишут, очень богатый человек.

Надира помолчала и спросила:

– И как только жена решилась развестись с этим буржуем? В наше время все давно забыли сказочки про любовь и только денежки друг у друга считают.

– Как видите – решилась. Видимо, терпелки закончились. Прикиньте, уважаемая Надира: Жанна Воронова подала на развод почти сразу после серебряной свадьбы!

– Что, и дети есть? – недоверчиво поинтересовалась Надира.

– Три мальчика.

– Ни хрена себе! – брови татарской княжны сдвинулись к переносице, и ее лицо стало морщинистым и суровым, как у старшей жены Чингисхана. – У нас, мусульман, ее сочли бы просто шлюхой.

– Все дело как раз в том, что загуляла не она, а он! – Лина решила внести необходимую ясность. – Жанна Воронова разводится с мужем из-за его регулярных измен.

Надира опять секунду помолчала и затем спросила:

– Сколько лет этому старому бл@дуну?

– Семьдесят! – Лина не сдержалась и хихикнула.

– Да уж, сексуальный гигант, – мрачно констатировала Надира. – А жене?

– На четверть века моложе. Кстати сказать, это его четвертый официальный брак.

– Ну, тогда все ясно. Муж загулял, а жена в отместку завела молодого любовника и решила оттяпать у Ворона половину его миллионов.

– Миллиардов, – уточнила Лина и переспросила, – как вы сказали – «у Ворона»?

– Ну да, когда-то мы его так называли…

– Вы хорошо знали его? – Лина поймала старуху на слове и не собиралась отпускать.

– К чему сейчас об этом вспоминать, дела давно минувших дней.

– Воронов был связан с «Черной розой»? – Лина решила идти ва-банк.

– Связан – слишком мягко сказано, – отрезала Надира. – Он был одним из ее хозяев.

– Дааа, не самый лучший факт биографии для публичной и влиятельной личности. – согласилась Лина, – если жена Воронова об этом узнает, оттяпает у муженька хренову тучу денег. Моральный облик этого типа имеет для бракоразводного процесса решающее значение. В особенности если за дело взялся модный столичный адвокат Злобишин, специализирующийся на бракоразводных процессах.

– Видите ли, моя дорогая, – Надира понизила голос и попросила Лину нагнуться к ней как можно ближе. – Советую вам поскорее забыть об этом скверном господине. Так будет лучше для всех нас, тем более что ни мне, ни вам его миллионы не светят.

С последним аргументом Лина охотно согласилась, а потом сообщила Надире страшную новость:

– Марго Горобец мертва. Сегодня ночью ее задушили на территории санатория.

Старуха застыла в своем кресле, как гипсовая статуя, и надолго замолчала. Наконец она пошевелилась, повернула в сторону Лины побелевшее лицо и тихо сказала:

– Ворон соскучился по свежей крови. Он решил, что настало время утолить жажду. Все, больше я вам ничего не скажу. Вон идет эта наглая сучка, моя-помощница Эльвира, так что вы. дорогуша, можете быть свободны.

И внучка хана повелительным жестом указала Лине на дверь подъезда.

Ворон и Сокол

Петр Воронов еще в ранней юности понял: все советские люди встроены в жесткую многоступенчатую систему, поэтому твои успехи зависят исключительно от того, на какой ступеньке пирамиды ты находишься. Точнее, на каком уровне пищевой цепочки ты смог закрепиться. Закон природы суров: либо ты сожрешь кого-то, либо тебя самого схомячат за милую душу. Как ни крути, человек ведь тоже часть природы, и биологические законы для людей как для вида никто не отменял. В перестроечные годы суть системы не изменилась, поменялись только люди, комфортно расположившиеся на верхних ступеньках. Это одним из первых осознал Виктор Пелевин, наверное, поэтому его фанатами стали люди бизнеса, чей финансовый успех напрямую зависит от близости к верхним ступенькам пирамиды. Законы морали в бизнесе не действуют, они ему только мешают, и в итоге предприниматели признают только жесткие правила. Петр Воронов твердо усвоил, что в нашей стране при любом общественном строе отношения между людьми остаются феодальными. Я господин – и ты падаешь передо мной ниц. Одновременно я вассал и потому склоняю голову перед моим господином. Царь в России всегда один, как ни назови его – Генсеком, Председателем правительства или Президентом. Петр Воронов был убежден, что управлять такой огромной страной как Россия и таким огромным мегаполисом как Москва можно только в формате вертикали. Иначе все рассыплется, как карточный домик. Большие деньги по справедливости достаются тем, кто выше, а тем, кто внизу, они чаще бывают во вред. Простой человек на Руси, получив в руки крупную сумму, тут же начинает ее пропивать. А потом пускается куролесить – да так, что щепки и кровь летят во все стороны. Между тем крупные бизнесмены обращаются с денежками разумно. Как правило, они с детства привыкли к достатку и комфорту, поскольку выросли в номенклатурных семьях, и имели возможность не спеша обдумывать каждый свой шаг, не заботясь о хлебе насущном. Не удивительно, что предприниматели вначале инвестируют денежки в отечественный бизнес, но вскоре кладут полученную прибыль в банк, а затем уводят в офшоры – в общем, тратят «нажитое непосильным трудом» с пользой для себя и для своей семьи. Кстати сказать, семья у Пети Воронова была по советским меркам весьма обеспеченная, и он еще в школе решил, что никогда не окажется на нижних этажах пищевой цепочки. Лучше умереть! Петруша рано понял: не суть важно, где работать, главное – в какой должности. Меньше, чем на руководящую позицию Воронов не был согласен уже в студенческие годы.

Родители настояли, чтобы после школы Петя поступал в серьезный технический вуз. Инженер – реальная профессия, всегда востребованная, не то что черствый и ненадежный хлеб гуманитариев. Они считали, что база для карьеры у дипломированного инженера по-любому будет, а иностранные языки и экономику, если потребуется, мальчик сможет и между делом подучить. Особых успехов в математике и в физике Петя не выявлял, однако родители вовремя подсуетились и наняли сыну лучших репетиторов. Их усилия оказались не напрасны: Воронов стал студентом престижной «Бауманки». Осмотревшись, Петр быстро сообразил, что до самых способных однокурсников ему – как до Луны, и твердо решил «пойти по комсомольской линии». Язык у Петра Воронова всегда был хорошо подвешен, и он легко избрался комсоргом курса, позже вошел в факультетское бюро ВЛКСМ, а после окончания института был избран освобожденным секретарем «первички» одного из ведущих технических вузов столицы, готовившего специалистов для оборонки и для космоса. Вот там-то, в просторном кабинете ответственного комсомольского работника, Петр впервые осознал, что больше всего на свете любит две вещи: деньги и власть. Ну, и женщин, конечно, тем более что обладание самыми красивыми из них напрямую связано и с деньгами, и с властью. Вторым секретарем у Воронова стал Сашка Соколов – шустрый и продвинутый парень. В том смысле продвинутый, что его активно двигал по карьерной лестнице влиятельный отец.

Петр и Александр вскоре проявили недюжинные способности к политической демагогии, несмотря на то, что прежде за ними гуманитарных склонностей никто не замечал. Парни постоянно придумывали громкие молодежные акции, творческие соревнования и вечера: «Куба в наших сердцах», «Наследники Ленина на марше», «Физики-лирики», ну и все в таком же духе. Впрочем, все эти умственные упражнения были предназначены для райкома и горкома ВЛКСМ. Для институтского начальства Сергей придумал мероприятия посерьезнее. Когда в конце восьмидесятых в стране исчезло с прилавков практически все, Соколов договорился через отца с ГУМом и стал раз в месяц по вечерам устраивать в кабинете Воронова закрытые распродажи для руководства вуза и деканов факультетов. Торговля шла вечерами, когда студентов и рядовых преподавателей в главном корпусе уже не было. «Наверху» инициативу поддержали, потому что партийные руководители уже осознали: ученых надо подкармливать, иначе «золотые мозги» рано или поздно утекут за рубеж. Петр вскоре заметил, что деканы факультетов как-то по-новому, тепло и сердечно здороваются с ним при встрече.

Когда появились первые хозрасчетные организации НТТМ (научно-технического творчества молодежи), Воронов и Соколов сообразили, что к ним в руки наконец плывут не грамоты и почетные знаки, а живые деньги. Пока студенты и преподаватели взахлеб читали перестроечную прессу, освобожденный секретарь и его зам учились разбираться во всех этих сметах, платежках, отчетах и прочих бухгалтерских документах. Однажды они поняли, что комсомольская организация в новых условиях – та же коммерческая фирма, что-то вроде кооператива. Во всяком случае, коммерческих возможностей у вузовского комитета комсомола неожиданно оказалось гораздо больше, чем у какого-нибудь второстепенного НИИ. У молодых предпринимателей было море энергии, огромные амбиции и поначалу полностью отсутствовал страх перед государственными контролирующими органами. Впрочем, контроль в ту докомпьютерную эпоху был весьма условный. Вскоре Воронов и Соколов показали в горкоме ВЛКСМ первую прибыль от своей коммерческой деятельности. В городском комитете решили, что молодые и способные ребята засиделись в вузовской ячейке, и вскоре назначили их в Герценовский райком ВЛКСМ, один из центральных в столице. Так Петр Воронов стал первым секретарем райкома, а Сергей Соколов – вторым.

«На первый-второй рассчитайсь!» – любили шутить тогда на комсомольских застольях их молодые соратники.

Петр радовался открывшимся перспективам и серьезному рывку в карьере, однако второй секретарь нередко сбивал его боевой настрой нешуточными опасениями.

– Знаешь, Ворон, я буквально задницей чувствую, наступают новые времена. Все эти наши ритуальные комсомольские камлания скоро и за грош никто не купит. Начальство ведь тоже захочет своим наследникам казенные дачи передать, заграничные тачки купить и западный мир показать, где нет никакого дефицита, а распродажи товаров на предприятиях кажутся глупой шуткой. Короче, Петруха, помяни мое слово, скоро вся эта «египетская пирамида», которую здесь семьдесят лет наши соотечественники строили, рухнет с таким грохотом и столбами пыли, что мало не покажется. Надо уже сейчас думать, как не оказаться под обломками. Ты не кипятись, лучше послушай, о чем я в последнее время размышляю. Все идет к тому, что комсомол скоро отменят, и тогда окажемся мы с тобой, Петя, в новой прекрасной стране «лишними людьми». Наши номенклатурные должности и заслуги пойдут при новом режиме не в плюс, а в минус. Новые выскочки объявят, что типа это мы, комсомольские бюрократы, народ лозунгами оглупляли и свободу слова сдерживали.

– Да ладно, Сокол, хорош сочинять… – отмахивался Воронов. Подобные крамольные идеи казались фантастическими, и он каждый раз успокаивал приятеля: – Еще лет сто компартия останется «руководящей и направляющей» силой, комсомол – передовым отрядом молодежи, а народ будут манить наступлением коммунизма, как осла морковкой. Отменить в нашей стране комсомол – это все равно что отменить вращение Земли вокруг Солнца. На коммунистической идеологии все здесь держится. Царизм когда-то религией народ в узде держал, а большевики – марксизмом-ленинизмом. Выдерни из-под страны комсомол и компартию – и «единый могучий Советский Союз» рассыплется на мелкие осколки. Представь себе, что случится с тобой и со мной, когда вся система рухнет!

– Лично я буду этому только рад, – признался Соколов. – Надоело повторять ученым попугаем все эти ходульные лозунги, в которые давно никто не верит. В общем, считаю своим долгом тебя, Ворон, категорически предупредить: при первой же возможности сливаюсь в чиновники и одновременно замучу какой-нибудь бизнес. Я должен уважать себя, а для этого необходимо возглавить какое-нибудь реальное производство и зарабатывать серьезные деньги.

В тот раз Воронов в пламенную речь друга о скором крушении партии и комсомола не слишком поверил, однако подумал, что и сам засиделся на освобожденной комсомольской работе. Подключив все свои связи, Петр добился того, о чем давно мечтал: назначения главным редактором в газету «Юный знаменосец». В горкоме партии его знали хорошо и утвердили на должность без особых проблем. Воронов хотел попробовать себя в живом творческом деле, хотя прекрасно понимал, что в горкоме от него ожидают особой идеологический зоркости и надеются, что он приструнит захмелевших от воздуха гласности и оттого распоясавшихся в последнее время молодежных журналюг. Воронов помнил, что прежде эти акулы пера смотрели на него с легким превосходством – как обычно поглядывает творческая богема на чиновников. Внутри нарастала обида. Воронову вдруг захотелось увидеть заискивающий взгляд этих щелкоперов, услышать их доносы друг на друга и покаянные речи, глянуть на изнанку их жизни и окончательно успокоиться, убедившись, что журналисты – такие же несовершенные люди со всеми их слабостями и недостатками, как и все остальные.

Петр понимал: время не ждет. Советская власть шла к концу, длинные речи про скорое наступление коммунизма все давно забыли, и наконец появилась реальная возможность выпускать острую и популярную газету. Завладеть, так сказать, умами и сердцами современников. Придя в газету, Воронов расцвел, помолодел и в очередной раз женился. А его приятель Шура Соколов, едва только комсомол прекратил свое существование, принялся делать карьеру чиновника в сфере СМИ, параллельно организовав кооператив «Молодое кино». Стали появляться первые видеосалоны, потребность в голливудских боевиках и в запретной прежде порнушке требовала адекватного ответа… В общем, вскоре к Соколову потекли первые серьезные деньги. Все чаще Соколова называли за глаза Большой Шурик. Соколов не возражал, тем более что рост и вправду имел немалый, почти два метра, и вообще считал, что пускай лучше зовут Большим, чем Маленьким.

Теперь старые друзья Воронов и Соколов регулярно встречались в одном из уютных ресторанчиков в центре Москвы. Частенько возникала необходимость «перетереть» последние новости и выработать стратегию дальнейших действий. За ними давно был закреплен столик в уютной дальней нише, где можно было без помех все «порешать».

– Ты видишь, Ворон, теперь можно все! Ну ваааще все! – горячился Соколов. – Не зря мы с тобой Белый дом защищали! Ну, не то чтобы реально на баррикадах с младшими научными сотрудниками парились, но «бабло» им подгоняли на горячее питание – будь спок! Теперь никакой политической трескотни, отвлекающей от дел, не будет. Демократия и свободный рынок, во как, брат, дело повернулось! Ни в какой партком-местком нас с тобой уже за аморалку не потащат. Теперь скажу главное. Ты башковитый чувак, Ворон! Вовремя подсуетился и в итоге имеешь в руках такой мощный инструмент влияния как ежедневную газету. А сейчас скажу тебе по чесноку: ты этот инструмент довольно херово используешь. Кого надо не мочишь и кого надо не пиаришь. А, главное. с рекламным рынком совсем не догоняешь. Чего ты зассал, друг мой Ворон? Мы с тобой давно уже не целки-школьницы! Действуй смелее! Срочно вставляй в свой желтый листок рекламу про бордели и пансионаты одного дня, про девочек-мальчиков, про сауны и массажные салоны. Я вон в моей видеофирме уже столько «бабла» срубил на порнушке, еще и детям, и даже, может, внукам моим хватит. Сейчас для тебя такой момент настал, когда один день год кормит. Думаешь, так всегда будет? Ни фига подобного! Ты же знаешь, Ворон, у нас в государстве телега неровно катит. То вправо качнется, то влево. Скоро как раз откат вправо начнется, цензура в том или в ином виде наверняка опять появится. Зуб даю! Но мы с тобой к тому времени уже в полном шоколаде будем. Не ссы, Ворон! Мы с тобой еще полетаем! До Лондонграда рано или поздно вместе долетим, обещаю!

Петр недоверчиво слушал бывшего зама, однако нутром чуял, что тот говорит дело. Деньги надо делать здесь и сейчас, пока еще в стране смутное время и новых дурацких законов наверху не напринимали. Петр знал, что Сокол врать не будет. Главное, друг никогда его не подставит и не кинет. Они с Соколовым боевые товарищи, чья дружба не раз проверена в номенклатурных боях. Грешили вместе и помногу, так что повязаны общими тайнами. Выездные комсомольские учебы с активистками-первокурсницами, сауны с девочками из отдела учета и прочие радости жизни имели в советское время сладость запретного плода, а сейчас… а что – сейчас? За аморалку никто не привлечет, на ковер в горком партии не вызовут. Реклама борделей ничуть не хуже любой другой. Бизнес на то и есть бизнес, чтобы извлекать прибыль, без всяких лирических отступлений. Иначе это уже не предпринимательство, а просто хобби…

Воронов прислушался к совету друга и наводнил рекламные страницы «Юного знаменосца» объявлениями о «приятном отдыхе в загородной сауне», о девочках и мальчиках на все вкусы. «Наверху» в тот момент было не до него, и там предпочли «не заметить», как изменился отдел объявлений молодежной газеты. Рекламная фирма, также принадлежавшая Воронову, за объявления про сауны брала по самому высокому тарифу. О таких деньгах бывший комсомольский функционер прежде и мечтать не мог. Он быстро сообразил: верхнего предела обогащения при капитализме попросту не существует. Прибыль от бизнеса может быть на порядок больше, чем он рассчитывал, причем не только от газеты. Главное – правильно повести дело. В злачных местах крутятся огромные деньги, и по-настоящему богатым можно стать лишь тогда, когда сам станешь хозяином бизнеса или получишь в нем приличную долю.

Так в жизни Воронова появилась «Черная роза». Иногда, если было настроение, друзья закатывались в Санаторий имени Ленина на выходные. Все шло прекрасно, Петр и Александр внимательно следили, чтобы их две такие разные жизни – одна столичная, успешная и респектабельная, в которой карьера шла в гору, а быт обеспечивали интеллигентные жены из приличных семей – и вторая жизнь, в «Черной розе», никогда не пересекались. В Сашке Соколове Воронов был уверен на все сто – тот сам был не заинтересован трепаться об их воскресных проделках с посторонними. За молчание персонала отвечал вышибала Колян, которого Воронов, в минуты меланхолии перечитывавший «Мастера и Маргариту», называл «мой Крысобой». Когда открытую рекламу борделей и проституток стали прикрывать, Воронов ушел из «Юного знаменосца» и учредил новую газету «Столичный сплетник». Прока начальство опомнилось, он успел сколотить при помощи «Стол. Сплетника» на подобных объявлениях солидный капитал. В то время непривычные материалы про гламурную жизнь отечественных звезд и всяческие причуды российских селебритис здорово поднимали тиражи и приносили издателям огромную прибыль. Воронов решил начать жизнь с чистого листа, сохранив накопленные денежки на офшорных счетах. Он старательно вычеркнул из памяти всю прежнюю «идеологическую шелуху», и надел новую маску – респектабельного и буржуазного издателя. Теперь его жизнь стала даже более приятной, потому что исчезла необходимость скрывать роскошный, по российским меркам, образ жизни. Ворон, как заметил Шурик Соколов, «расправил крылья». И все же Петр, с юных лет привыкший просчитывать риски, прекрасно понимал, что в жизни всего не предусмотришь. Чертов «черный лебедь», то есть пе@дец, появляется именно тогда, когда его меньше всего ждешь. Рано или поздно что-то может пойти не так…

Башмачков предлагает план

Утром Лина сидела, как обычно, на Аллее писателей и шарила по интернету в поисках информации. Она забивала в поисковик все, что могло быть хоть как-то связано с Санаторием имени Ленина. Вскоре солнце стало припекать, и Лине пришлось напялить белую соломенную шляпку с цветком на алой ленте, игриво опоясывавшей тулью. Впрочем, в тот момент ее раздражало не только солнце, но и бесполезный для серьезных поисков интернет. Никакой ценной информации обнаружить так и не удалось. Справочные сайты сообщали, что в советское время на этом месте была «всесоюзная здравница», и что Санаторий имени Ленина принимал отдыхающих по профсоюзным путевкам изо всех краев и областей страны. На официальном сайте санатория подробно расписывались климатические преимущества этих мест, целебные свойства минеральной воды из местных источников и предлагалось множество платных., к тому же весьма недешевых процедур, главным образом, из области косметологии. Разумеется, ни о какой «Черной розе» нигде даже вскользь не упоминалось.

– Черт побери, дурацкий интернет! Впервые не за что ухватиться, – думала Лина с досадой. – Если следовать официальным источникам, то получается, что все рассказы о «Черной розе» – обычная деревенская легенда. Никакой информации! Настоящий заговор молчания. Как будто, это устное творчество местных жителей. Что-то вроде детских страшилок о «Черном чемоданчике» или о «Красной руке в черной перчатке». Взрослые ведь тоже любят пугать друг друга немыслимыми историями, которые никто никогда не проверял. В особенности этот жанр процветает в провинции, где информации из столицы не слишком доверяют. Каких только триллеров не изобретают в российской глубинке! Если верить тамошним сплетням, все российские звезды умирают не своей смертью, а на родных просторах проживают тысячи несчастных внебрачных детей и покинутых жен знаменитостей. Лина вспомнила, как в восьмидесятые ее могилевская тетя подралась на собственном юбилее со снохой, поскольку дамы не могли определиться, сколько до точности «в граммах» мужей было у Аллы Пугачевой.

В общем, странное дело. С одной стороны, «Черная роза» явно существовала в реальности, коль скоро о ней рассказывали самые разные люди. Она вспомнила разговоры с Марго, с завклубом Инессой, с массажистом Ни Ли, с Надирой, наконец. С другой стороны, никаких подтверждений ее существования на просторах Сети Лина, как ни старалась, обнаружить так и не смогла.

Солнце припекало все сильнее. Лина пересела в беседку и продолжала размышлять. В появлении «Черной розы» не было ничего удивительного, так как в девяностые годы подобные заведения возникали повсюду, как грибы после дождя. Мужчины тогда дорвались до запретных плодов общества потребления и стремились скорее попробовать недоступные прежде удовольствия. Так деревенские кобели, сорвавшись с цепи, стараются набегаться и натрахаться на месяц вперед. Одним словом, Лина не сомневалась в том, что бордель «Черная роза» действительно принимал клиентов. А раз был бордель, были и проститутки – тоже истина, не подлежавшая сомнению… Но то, что девушки из «Черной розы» бесследно исчезали… Больше похоже на сказки братьев Гримм. В одной сказке Мальчик с пальчик, которого родители отправили в лес на верную гибель разбрасывал камешки, в другой косточки девушки, зарытые под розовы кустом, вдруг начинали говорить… Словом, вариантов, куда могли деться девушки из «Черной розы», существовало множество. Секс-работницы могли сбежать из борделя и махнуть куда-нибудь далеко-далеко, туда, где их никто не знает. Возможно, они надеялись начать новую жизнь. Или они могли выйти замуж и сменить фамилию – с проститутками это нечасто, но все же случается. В конце концов, девушки могли податься за границу, польстившись на заработки в твердой валюте, и попасть там в сексуальное рабство…