Судьбой приказано спастись

– А вам, женщина, кем он приходится?

– Он – мой родственник, – глядя на Кузьму, произнесла Галина Михайловна.

– Если у него нет при себе документов, то я вынужден доставить его в участок для установления личности. Но вы не беспокойтесь, после небольшой проверки мы отпустим вашего родственника, – успокоил милиционер журналистку.

– Я так просто этого не оставлю! – заявила женщина и решительно добавила: – Я иду с ним!

– Товарищ начальник, не забирайте парня, – пытаясь повернуть вспять ход событий, вступился водитель, но страж порядка был неумолим:

– Я всё и всех понимаю, но по долгу своей службы я обязан реагировать всегда на любые сигналы о посторонних людях на моём участке и принимать незамедлительно соответствующие меры.

– Парень, спасибо тебе за компанию, – искренне поблагодарил Кузьму Сан Саныч, – Извини, что не смог до конца тебе помочь, а сейчас мне надо дальше ехать: работа ждет. Надейся на лучшее! – попрощался Сан Саныч, окончательно поняв, что с таким «служивым» милиционером бесполезно говорить по-свойски и по душам.

Глава 14

Исповедальный разговор

Слегка волнуясь в ожидании Святослава, в комнате для свиданий сидели Валентин и адвокат Кирилл. Через некоторое время привели Святослава. Несмотря на своё не очень хорошее самочувствие, он улыбался.

– Что, живот болит? – сочувственно поинтересовался Валентин, видя, что Святослав приложил руку ладонью к своему животу.

– Немного побаливает. Видимо, вчера что-то не то съел.

– А в медпункте был? – спросил Валентин.

– Ещё не успел.

– Понятно. Ну, а так, вообще, живёшь как? – поинтересовался Валентин Николаевич.

– Вроде бы всё пока идет без потрясений. Старый наш с тобой общий знакомый, спасибо ему, не дает мне скучать и киснуть. Представляешь, Бор Борыч со мной в одной камере здесь оказался, – поделился обрадованно Святослав.

– Хы-хы-хы! Ну, Борыч – наш великий русский комбинатор. До сих пор, видимо, не может никак мимо чужого кошелька пройти! – засмеялся Валентин.

– Зато о тебе с такими восклицаниями говорит, что готов, окажись с ним ты сейчас, тебе в ноги упасть, распластавшись, – восторженно пояснил Святослав.

– Рад это слышать. Понимаешь, если к нему хорошенько приглядеться, он, в общем, мужик неплохой. Если бы ему хоть чуточку ума правильного побольше, то и жизнь сложилась бы у него совсем по-другому, – серьёзно заметил Валентин Николаевич.

– Да… Это правда…в этом я согласен с тобой… Но теперь я хочу поговорить об одном деле с тобой. У меня, Николаич, к тебе есть одна особая и деликатная просьба. Мне хочется черкануть пару строк одному важному господину и дать ему это прочитать. Поможешь?

– Это ты, вероятно, так из-за своей скромности через меня к адвокату с такой просьбой решил обратиться, раз уставился на него как-то странновато, – заметил Валентин. – Кстати, я забыл вас представить, как говориться. Знакомьтесь. Свят, ему ты можешь говорить всё, что накопилось на душе, даже … и больше.

– В таком случае эта просьба к вам двоим вместе будет адресована. Так как без адвоката, то есть без особых связей, вряд ли у тебя одного получится. Потому что этот человек, кому я хочу написать, очень высоко сидит. Слишком высоко…

– Не выше же самого Бога? – уточнил Валентин Николаевич.

– Да нет, конечно. Видишь ли, Валя, ещё до того, как Фёдор трагически погиб в тайге при пожаре, он по моей просьбе кое-что разузнал о семье мальчика-китайца, собрав всю информацию о катастрофе из печати и, конечно, у своих знакомых многое поспрашивал об этом случае. Одним из таких знакомых был высокопоставленный чиновник. Тот любил приезжать в тайгу иногда поохотиться и был как-то особенно дружен с твоим братом Фёдором. Тогда, когда случилась та авиакатастрофа, более двадцати лет назад произошедшая, его этот знакомый чиновник работал в обкоме партии в одной из областей Сибири и вот он-то много, оказалось, чего знал об этой семье. Через некоторое время после этого случая этот чиновник, Константин Васильевич его зовут, перебравшись потом на службу в Москву, не один раз встречался с представителями Посольства Китая уже в Москве. Как-то раз, как рассказывал мне Фёдор, в ходе очередного совместного культурного мероприятия Китая с нашей страной Константин Васильевич и попытался в ходе дружеской беседы с послом Китая узнать подробнее о той трагедии. Но к этому моменту, когда тот чиновник кое-что выяснил, Фёдора уже не стало. И поэтому всё это он рассказал мне, зная, что я и Фёдор были очень дружны и что никогда ничего не утаивали друг от друга и жили втроём в тайге, в общем, как одна семья. От него-то я тогда и узнал о той семье и о после Китая в России. Так уж вышло, что тот, с кем разговаривал Константин Васильевич, оказывается, и был родной отец ребёнка. Только на момент той трагедии он ещё не был послом, а просто служил при китайском посольстве. Обо всём этом Константин Васильевич рассказал мне в тайге, куда и после смерти Фёдора он по возможности прилетал, и теперь навещал уже меня в таёжном охотничьем домике. Как-то в один из вечеров во время нашего разговора он по-соседски разговорился и в подробностях рассказал, как подружился с Фёдором, и о чём они часто любили беседовать.

Кирилл и Валентин Николаевич внимательно слушали Святослава, стараясь не перебивать его даже дыханием. Только изредка они удивлённо переглядывались друг с другом, под впечатлением подробностей этого рассказа.

– Тогда же я узнал от него, что того мальчика, их сына, звали Ку Цзыма.

После недолгой паузы Святослав в задумчивости продолжил:

– Сначала, по словам того чиновника, отец мальчика, Ку Шанюан, работал в консульстве в Хабаровске, а потом, когда пошёл на повышение – его отправили в Москву. Туда сначала он прилетел один. Жена его с сыном должны были прибыть туда самолётом позже, где-то через день. Но после того злополучного полета в их семью пришло горе…

Фёдор однажды как-то признался мне, что, благодаря именно Константину Васильевичу и его личному примеру, он стал на кое-какие вещи смотреть совсем по-другому. В особенности это касается вопроса об охотниках. Чиновник ему однажды сказал, что он плохой охотник, потому что не любит охотиться на животных. Не может, говорит, так вот, от нечего делать, их убивать. Как бывший фронтовик, он признался, что после войны не любит вообще любое убийство. Хватит, говорит, и фронта. Однажды даже высказался Фёдору об охотниках так: «Я бы таким героям – горе-охотникам посоветовал, прежде, чем решиться нажать на курок, представить себе такую на миг ситуацию: в выходной солнечный день вы со своей семьёй вместе вышли погулять, и вдруг кто-то втихаря из-за угла трусливо выстрелом убивает одного из вашей членов семьи, принося ей огромное горе. Тогда, может, они подумают, наконец, что убивая из-за куста одного из семейства зверей, они ведь тоже приносят трагедию в их семейство. Некоторые, конечно, скажут, что это ведь всего лишь звери, на которых можно охотиться и убивать. Но при этом не надо никогда в таких суждениях забывать, что мы все одинаково едины перед Богом. Как ни странно, но часто звери оказываются порядочнее нас, а люди, к нашему печальному признанию, порою, подобны зверям, а иногда даже и хуже, что очень печально для нас, называющих себя часто гуманными, в отличие от животных, существами. А если уж этим охотникам так не терпится пострелять, то пусть идут лучше в тир и там вдоволь наслаждаются своим мастерством. А вообще, если честно, я бы хотел, чтобы хотя бы однажды они встретились лицом к лицу со смертью. После этого у них бы изменилось отношение ко всем живым существам, и им стало бы жалко убивать просто так».

После этой речи фронтовика – героя Советского Союза и участника Сталинградской битвы – у Фёдора навсегда отпала охота быть охотником в прямом понимании этого слова: он понял свои ошибки молодости и осознал навсегда, что убивать невинных животных или птиц большого героизма не надо.

И ещё одно добавлю о порядочности Константина Васильевича. Понимаешь, Валя, когда я после смерти Фёдора часто встречался с ним, по его взгляду я чувствовал, что он догадывается, что я беглый и прячусь от правосудия в тайге, но он никогда об этом не заикался ни Фёдору, ни мне. Когда же разговор касался Кузьмы и авиакатастрофы в тайге, он не спрашивал, зачем это мне об этом надо знать. Понимал, что просто так не наводят всякие там зэки справок ни об авиакатастрофе, ни о после Китая в России. Этот человек – Константин Васильевич, герой войны – для меня всегда останется человеком с большой буквы.

Сделав небольшую паузу, Святослав продолжил:

– Я много думал и взвешивал за и против, а стоит ли нарушать устоявшуюся жизнь многих, связанных этой историей, когда я знал, что главным и единственным пострадавшим в ней буду я. Но, представив состояние посла с женой и их когда-то потерянного сына, я решился расставить всё на свои места.

– Задача, однако, из всего понятого мной, я вам скажу… – задумчиво произнёс Кирилл. – Надо очень серьёзно подумать, как всё это устроить, так как понимаю, что своей щепетильностью этот случай из ряда вон выходящий. Не были бы вы в тюрьме, такую встречу можно было бы очень легко устроить, но так как вы находитесь здесь в качестве задержанного, то это, к сожалению, многое осложняет, – предупредил адвокат. – Скажите, пожалуйста, а как вы в письме, адресованном послу, хотите эту новость преподнести? – осторожно поинтересовался адвокат.

– Очень просто. Так прямо и расскажу о той авиакатастрофе и о подобранном мной после неё его сыне.

– Свят…? – с немым вопросом во взгляде посмотрел Валентин на Святослава.

– Ты знаешь, тогда, когда я оказался случайно на месте падения самолёта, природа словно собрала нас там, в тайге вместе с ним и с двумя другими существами, чтобы дать понять, где грань возможного между жизнью и смертью. Четыре одиноких существа, связанные судьбой, вынуждены были понять, что, спасая другого, они спасают также себя. Два человека, один из которых ещё ребёнок, получеловек и зверь были в том момент в таёжной нашей жизни словно созданы друг для друга. Знаете, я там пришёл к полному убеждению, что между нами – всеми живыми существами – нет особенной разницы: будь ты зверь или человек – все мы по отдельности одинаково беззащитны. Кузьма стал очень дорог мне, как родной сын, но у него есть и родной отец… Поэтому я окончательно для себя решил не брать грех на душу…

После затяжной паузы, Святослав, наконец, с мольбой во взгляде обратился к Кириллу:

– Я могу надеяться на такую встречу?

– Будет сложновато, конечно, но постараюсь сделать всё возможное с моей стороны, – ободрил его адвокат.

– А если он не захочет со мной встречи, напомните ему на словах, что это касается его семьи и, главное, его сына, – попросил Святослав.

Стараясь успокоить его, Кирилл сказал:

– Я думаю, если вы искренне всё это изложите в письме, то посол, прочтя его, обязательно заинтересуется и непременно захочет с вами встретиться. Такие события никогда не забываются и грузом лежат на сердце, заставляя человека искать любую спасительную лазейку, чтобы однажды с радостью сбросить этот груз.

Прошло немало дней, в течение которых Святослав не терял надежды и очень рассчитывал на то, что посол не откажется от встречи с ним.

Адвокат незамедлительно приступил к исполнению просьбы Святослава: кроме встречи со знакомым из «органов», который обещал помочь в скором времени, состоялись и другие важные встречи, связанные с этим вопросом. Завершив, наконец, подготовительную работу, Кирилл отправился к Валентину Николаевичу, чтобы детально обсудить весь предстоящий процесс.

– Валентин Николаевич, я сделал всё, о чём просил Святослав. Несмотря на то, что любая встреча с заключенными – это сложность, мне всё же удалось договориться о ней, задействовав человека из тюремного начальства. Для того, чтобы посол не догадался, что собеседник заключённый, мне предложили устроить встречу на нейтральной территории, а конкретно – в кафе. Святослав будет выступать в качестве свидетеля якобы в давнишнем нераскрытом деле, связанным с потасовкой у кафе. Для проведения следственного эксперимента его должны будут доставить на объект – кафе, куда Святослав в письме и пригласит посла. Я договорился, чтобы его привезли туда чуть пораньше, чтобы у него была возможность побеседовать с послом, – кратко описал план действий Кирилл.

– Хорошая идея, ничего не скажешь, – одобрил его Валентин Николаевич.

– Но в этом деле, Валентин Николаевич, есть одно «но», которое тревожит тех, кто согласился мне помочь – где гарантия, что Святослав не сбежит, когда его оставят для встречи без наручников.

– Кирилл, об этом ты не должен вообще беспокоиться – Свят не такой человек. Если надо, я лично попрошу его об этом, – заверил Валентин Николаевич. – Он меня в такой просьбе никогда не ослушается. У нас, у лагерников, такие просьбы исполняются по нашим «понятиям»: если попросили, а ты пообещал – значит расписался в своей дальнейшей судьбе.

– Теперь я могу быть уверен, что он никого не подведёт?