Запах теней

– Тихо! Послушай!

Вокруг воцарилась мертвенная тишина. Ни звука птиц, ни колебаний ветра – ничего, только пугающее безмолвие засыпающего леса. Даже собственное дыхание, погружая уши в звенящую тишину, на миг прекратило существовать.

– Ничего не … – начал было Дима, и тут же услышал слабый щелчок включающегося радиоприёмника.

– Бежим, – крикнул старик и, устремляя своё тело вглубь леса, развернулся и побежал.

Дима помчался за ним. Белый шум наступил издалека, будто готовился к взрыву, а в затылок уже вцепилась мёртвой хваткой чья-то ненависть. Они бежали что есть сил: удивительно, но старик не только не уступал Диме в скорости, но и опережал его. Знаков слышал его частое, переходящее в захлёб, отрывистое дыхание – Анатолию было ужасно тяжело – но он не только не замедлял свой бешенный неконтролируемый бег, напротив – с каждым шагом только ускорял его.

Похоже, что лес простирал перед ними свои самые коварные препятствия, потому что в один миг они оказались перед огромным оврагом с изогнутыми уродливыми руками поваленных деревьев. Медлить было нельзя – старик тут же принял решение и побежал вокруг, огибая необъятных размеров впадину. Ни на шаг не отстающий Дмитрий, нутром почувствовал приближение зла. Понуждая погружать сердце в неминуемый страх, что-то с невозмутимым движением уже настигало их.

– Быстрее! – крикнул Анатолий. Мимолётно бросив взгляд на попутчика, Дима заметил, что перекошенное в нервном изнеможении бледное лицо старика превратилось в нечто, подобное мумии. По-видимому, из своего тела он выжимал все остатки жизненной силы, но странным было и то, что старик совсем не хромал.

– Быстрее, Дима! Тебе нельзя опоздать! – повторял он, – нельзя!

Их стремительный бег превратился в сумасшедшую гонку, где нет равных. Есть только он, сумасшедший старик и нечто, в ненавистном порыве преследующее их.

Затылок, вдруг, сжало тисками, заставляя Диму на секунду замедлить бег. Превозмогая поселившийся в нём страх, он обернулся: в стороне, в метрах ста, неуклонно приближалось какое-то крупное животное. В бешеном стремительном темпе оно догоняло их, и обезумивший Знаков помчался что есть сил. Настилающая со всех сторон приближающейся ночи тьма будто помогала неведомому существу, понуждая то и дело натыкаться на новые уже плохо различимые препятствия.

По другую сторону за спиной их неожиданно настиг злобный рык, чуть в стороне – ещё один. Стая диких животных уже настигала их, чтобы разорвать, раскромсать, уничтожить, стереть с лица земли. Тут радиоприёмник взорвался, оглушив и без того залитые собственным криком сердца уши Знакова.

«Быстрее. Быстрее. Скорее».

Задыхающийся старик собрал остатки сил и, точно подражая призывам радиошума, крикнул:

– Быстрее, Дима! Вперёд! – и что есть мочи заорал, – Беги!

И Дима взорвался ошеломительным всплеском энергии. Откуда взял он силы? Неизвестно. В тот момент это было не важно. Важным оставалось одно – устремление вперёд. Дмитрий ощутил, как невидимый влившийся в него поток энергии подхватил его. Он не обратил внимания, как ноги понесли его, ускоряя тело до невероятных возможностей, как внезапно наступила ласкающая уши тишина; как серым полотном замелькали перед глазами сосновые деревья; как старик в последнем отчаянном поступке, будто подражая преследователям, диким зверем набросился на волков; как «серые» существа с глубоким удовольствием вонзили свои клыки в податливую плоть; как, привлекая на себя внимание погружённых в серую бездну безумия хищников, Анатолий в исступлении закричал; как опустившееся за горизонт солнце, вдруг, на миг подмигнуло ему, освещая путь; как замер лес, предвкушая зрелище неравного поединка; как мир вокруг погрузился в чарующую размытую картину.

Даже белый шум больше не беспокоил его – он попросту не слышал разрывающего уши грома. Разрубая телом уплотнившийся воздух, Знаков мчался, когда существа, оставив растерзанное и уже безжизненное тело старика, устремились за ним. Они уже почти догнали Диму, и, кажется, что вот сейчас они набросятся и совершат своё адское предназначение. Тут внизу вырастает пропасть, но Дима уже ничего не боится. Ему не страшно, и он прыгает.

Не важно. Уже не важно, что волки в последнем импульсе паразитирующей их ненависти прыгают вслед за ним. Сейчас уже ничего не важно. Завораживающая своим спокойствием красота обнажилась перед ним, последние лучи уходящего солнца с умиротворением ласкали душу. Снова грудь переполнили бесконечные восторг и счастье, вновь потоки воздуха приятно успокаивали кожу, а колеблющаяся по телу прохлада согревала.

В парящем полёте над незримой нечеловеческой красотой Дима закрыл глаза и погрузился в сон.

***

– Дима, Дима, – мамин голос ласкал и согревал, вселял чувство полного покоя, пробуждал детское ощущение защищённости. Откуда-то из глубокой темноты доносилась её волшебная музыка слов, она звала его, – Дима, Дима.

– Да, мама, я здесь, – ответил ей Знаков. Вот только где он, его сейчас абсолютно не заботило.

– Где ты, милый? – всё тем же нежным тоном спросила мама.

– Мама! – позвал её знаков. Глаза устремлены в вечную темноту, и сквозь неё не мог пробиться ни один лучик света. Ориентируясь на голос, Дмитрий старался разглядеть маму. Словно слепой котёнок, он выискивал в черноте хоть какой-нибудь родной ему образ, но в ответ только смеялась всепоглощающая тьма. Чёрный свет проник в глаза, и казалось, выжег их изнутри, оставляя за собой власть тьмы, и как ни пытался Дима уловить знакомые очертания, но так ничего не выходило. Тьма.

– Димочка, сыночек! – доносилось из ниоткуда.

– Мама, я здесь! – крикнул Знаков. Он крутил по сторонам головой, но тьма, будто ещё больше, проникла в него ядовитыми чёрными лучами. Закружилась голова и заложило уши. Дима захотел закрыть глаза, но они упорно не желали слушаться его. Или ему только так казалось? Может быть, они уже сомкнулись, и он не чувствует.

– Сыночек мой! – позвала мама. Голос стойкий спокойный – его не сможет сломить бесконечная окутавшая всё чёрная пустота.

– Мама, ну где же ты? – Диму внезапно охватила паника, понуждая поднять руки и беспорядочно хватать плотный воздух вокруг. Рук он не видел тоже – их растворила в себе она, владычица невидимой пустоты. Дмитрий ринулся вперёд, но ноги перестали существовать, их попросту не было, и он не чувствовал их. В столь желанном и стремительном движении его тело не рассекло воздух, потому что и тела не было. Ничего не было вокруг, как не существовало и его телесной оболочки – здесь находилась только душа, и сейчас она искала путь.

– Дима, Дима, – чудесной трелью где-то совсем рядом прозвучал мамин голос. Позади? Или нет? Он обернулся: опьяняющее тепло облило лицо, и нахлынувший внезапно яркий свет сияющей каймой прорисовал знакомый силуэт маминого лица. Сквозь неясную колеблющуюся дымку ожил родной образ. Мама смотрела на него всё с той же свойственной только ей любовью и нежностью, и такой взгляд может быть только у неё – так самоотверженно и беззаветно своё дитя любит только мать. Порой, ей ничего не нужно в ответ, она просто любит и дарит своё тепло и ласку. Излучаемая душой, такая прекрасная искренняя, и навсегда вечная любовь.

– Мама, – радостно прошептал Дима, – ты здесь.

Она приблизилась к нему и погладила по щеке, её прикосновение как эликсир вечной жизни и бесконечной доброты:

– Милый мой мальчик, – слова вскружили сознание, – как ты?

– Хорошо, мама, – прошептал зачарованный Знаков.

– Я думала, что с тобой не всё в порядке, – она слегка улыбнулась и поцеловала его в лоб, – ты можешь мне рассказать.

– Всё хорошо, – безмятежно отвечал он, – всё в порядке.

– Мой малыш, – любовалась она своим ребёнком, – ты такой красивый!

Её лицо, выделенное ореолом яркого света, теперь, казалось, излучает ещё больше любви. Красота материнских чувств не имеет границ, и сейчас Дима как никогда ощущал это.

– Что с тобой произошло, Дима? – спросила она, и он уже собирался сказать тянущиеся от души, словно нити растения, слова «ничего» и «всё в порядке», когда внезапный порыв воспоминаний ураганным ветром напомнил обо всём. В голове, проснулись уже забытые воспоминания. Ощущение, что весь кошмар произошёл очень давно и навсегда запылился в тёмном подвале памяти, но, к великому сожалению, всё произошло буквально вчера. Вчера ли? Уверен ли он в этом?

– Это трудно объяснить, – попытался оправдаться Дима, – происходит как во сне.

– Не надо ничего говорить, – ласково прошептала она, – я всё чувствую. Чувствую, но не знаю, что случилось с тобой.

Она заглянула в его глаза, и он вновь ощутил её материнскую магию, её лучистую волшебную энергию.

– Мама, я не хочу говорить… – он запнулся. Рассказать случившееся маме было не в его силах. Немыслимые события итак поражали своей нереальностью, и он точно не хочет ничего вспоминать, а пересказать матери – тем более. – Не будем об этом.

– Ладно, – с грустью произнесла она, – просто я ужасно волнуюсь за тебя.

Дима обернулся по сторонам: ничего, только всеобъемлющая пустота, настилающая всё вокруг белым покрывалом тишины.

– Где мы? – удивился он. На что мама с неизменным спокойствием в голосе ответила:

– Во сне, сыночек.

– Это сон? – поразился он ни сколько неожиданным ответом, сколько своей легкомысленной невнимательностью. Ну, где ещё они могли быть? Он вспомнил больницу, седого старика, густой ещё заснеженный лес, порывшись в памяти, обнаружил погоню – их преследовали они. А дальше? Что случилось потом?

– Мы в твоём сне, Дима.

Странно, но и это совсем не удивило его. Он чувствовал и будто наперёд знал о присутствии в стране собственных грёз, и мамины слова только подтвердили внутреннюю заплутавшую в подкорке сознания догадку.

– Как ты здесь оказалась мама?

– Пока только так я могу видеть тебя, слышать тебя, разговаривать с тобой.