Убийца

Раздался громкий, резкий звонок. Серебристый голос электрического звонка пронесся по коридору и переполошил всех. Публика бросилась занимать места. Вышли прокурор, защитник. Они зевали. Им было скучно. Пустое, безынтересное дело, а затянулось.

– Суд идет! – объявил судебный пристав.

6

Настенька

Истекшая зима была для Настеньки преисполнена самых ужасных приключений. Когда, по доносу Машки-певуньи, Тумбу вместе другими забрали в кабаке Обводного канала, Настенька ничего не знала и тщетно ждала его целыми ночами, боясь лечь спать. Погода окончательно испортилась, целые сутки лил дождь, сделалось холодно. Тумбачонок начал покашливать, запас провизии приходил к концу. Настенька знала, что скоро Горячее поле сделается совсем непроходимым, что наверняка с Тумбой случилось какое-нибудь несчастье, иначе он не бросил бы их.

Она осталась одна с ребенком посреди непроходимых дебрей этой чащи. Она была не из трусливых, но не закрывала глаза перед опасностью и ясно видела, что положение ее очень критическое. Правда, на Горячем поле много таких же кущей, как ее, но все они разбросаны подобно гнездам птиц, норам кротов или муравейникам, без всякого плана или симметрии и при том в наиболее глухих и непроходимых местах. Настенька не знала этих кущей, как не знала и выходных тропинок из своей собственной норы. Идти искать выхода на «счастье», в такую погоду, как теперь, когда многие настоящие пути сделались уже непроходимыми, было слишком рискованно. Но и оставаться в таком положении тоже невозможно, потому что это грозило голодной смертью. Долго Настенька обдумывала свое положение. Особенно жутко ей становилось, когда смеркалось, ветер рвал деревья, зловеще завывая в отдалении, а дождь пробивал крышу их кущи, усиливал сырость помещения и заставлял еще больше кашлять малютку. К тому же хлеба и овощей оставалось совсем не много, мясо давно вышло, а достать кругом чего-нибудь съестного было негде. Денег у нее было свыше 400 рублей, были золотые и бриллиантовые изделия, но в ее теперешнем положении все это не имело цены. Когда однажды она сидела над спавшим Тумбачонком, в непроницаемой мгле ночи, со стиснутыми зубами и сдвинутыми бровями, она ясно услышала какой-то, непохожий на шум ветра и дождя, шорох вблизи их кущи… Как будто кто-то пробирался к ним, раздвигая кусты и шлепая по лужам. Настенька выпрямилась, напрягла зрение и слух, но не могла ничего рассмотреть в темноте. Быстро она потянулась в угол хижины, ощупью достала большой кинжал и стала ждать.

Вдруг шорох возобновился около самых входных дверец, и она явственно услышала свое имя, произнесенное шепотом.

– Настя, ты спишь?

– Кто там? – отозвалась она.

– Выйди на минуту.

Да ведь это голос Федьки-домушника, мелькнуло в ее голове. Он удрал тогда от расправы и явился теперь, очевидно зная, что Тумбы нет.

Она вспомнила его масляные глаза, которыми он пожирал ее на последней попойке, вспомнила его низкую, подлую, предательскую роль в деле с Сенькой-косым, у которого он холопствовал, и она даже вздрогнула от отвращения.

– Кто это? – спросила она.

– Свой, – отвечали шепотом.

– Если свой, так подожди, я найду сейчас огня и отопру дверцы.

Пошарив в углу, она достала конец толстой веревки и затем отвернула крючок дверец. Раньше чем стоявший у входа человек успел опомниться, Настя бросилась на него, схватила за горло, нанесла слабый удар кинжалом в плечо и, повалив обезумевшего от неожиданности «гостя» на землю, скрутила ему назад руки и туго затянула ноги.

– Вот так! Теперь мы будем с тобой разговаривать, – произнесла она и начала осматривать его карманы.

– Ого! Перышко-то вострее моего! – пошутила она, вынимая большой острый нож. – А это целая краюха ситного. Это кстати, я четвертый день постничаю. Ну, рассказывай, где Тумба и что с ним?

– Арестован. Его забрали с другими в «Машкином кабаке».

– Благодаря твоему доносу, холуй?

– Клянусь, Настя…

– Я тебе не Настя, а Настасья Федоровна! Можешь не клясться, я тебе все равно не поверю. Да дело не в этом, говори, где он?

– В сыскную взят, а больше не знаю.

– Подлец! А ты зачем ко мне в гости пожаловал с этим перышком?!

– Настасья Федоровна…

– Знаю, знаю, ты хотел предложить мне свои услуги! Ты знаешь, что теперь плохо на Горячем поле, что скоро мне не выбраться будет, тропинок я хорошо не знаю, и вот ты пришел помочь. У тебя хоть и холуйская душа, но ты умеешь быть благородным. Правда?

Федька молчал, кряхтя от туго перетянутых веревок.

– А вовремя ты пришел! Жутко мне здесь с ребенком, хоть с голоду помирай! Чуть рассветет, мы отправимся в путь. Ты будешь нашим проводником! Согласен?

– Помилуйте, Настасья Федоровна…

– Еще бы! Разумеется! Я забываю, что ты для этого ведь и пришел. Ну, а пока можешь здесь полежать. Не вздумай только пробовать распутаться. Конец веревки от твоих рук я возьму к себе в хату, и если веревка пошевелится, ты познакомишься с тем кнутом, который отправил Сеньку-косого к праотцам.

Настенька вернулась в хатку, вся промокшая от усилившегося дождя. Теперь она чувствовала себя спокойно, обдумывала, что взять с собой и как выбраться. Оставаться в Петербурге было рискованно и неудобно. Она решила ехать немедленно в деревню, в Новгородскую губернию, Валдайский уезд. Чтобы миновать столицу, нужно было выйти с поля дальше Средней Рогатки и сесть в поезд на станции Преображенской. Там до Бологого никаких опасностей нет, а в деревне у нее старуха мать, которая будет рада повидаться с дочерью. Настенька предусмотрела и то, что после путешествия по болотам Горячего поля невозможно по пояс в грязи сесть в поезд… Она возьмет вторую смену платья, обуви и нагрузит это на Федьку. Пусть тащит.

Так прошла ночь. Настенька не сомкнула глаз и, как только появились признаки рассвета, вышла посмотреть на связанного.

Федька, несмотря на дождь, неудобное положение и затекшие руки и ноги, спал спокойно и похрапывал. Настенька растолкала его и развязала ему ноги.

– Вставай, пора собираться.

Федька очнулся, хотел вскочить на ноги, но не мог пошевелить их. Они затекли.

– Ничего, разомнешься, – успокоила его Настенька и пошла укладывать вещи. Действительно, Федька недолго поползал, и ноги начали отходить. Он чувствовал себя прекрасно. Настенька не убьет его, он ей нужен, а об остальном ни о чем не заботился. Положим, цель его визита к Настеньке не осуществилась, воспользоваться положением «соломенной вдовы», которая ему нравилась, не пришлось, но стоит ли горевать о таких пустяках?

Между тем Настенька упаковала два больших узла, накинула на себя теплый платок и, закутав Тумбачонка, вышла из хатки. Рассвело настолько, что можно было видеть дорогу. Связав узлы веревкой, она перекинула их на плечи Федьки.

– Ты видишь это, – показала она ему дорогой стальной кинжал Тумбы, – я всажу его тебе в спину по самую рукоятку, если ты осмелишься сплутовать и завести меня в какую-нибудь чужую нору! Ты можешь мне поверить, что я исполню свои слова!

– Помилуйте, что вы, Настасья Федоровна.

– Ты должен держать путь выше Средней Рогатки, знаешь ли ты хорошо дорогу?

– Как не знать! Будете покойны, в лучшем виде предоставлю!

Они тронулись. Путь лежал по топким, почерневшим кочкам. Низменные лощины сменялись густым кустарником. Дождь моросил. Ветер несколько стих. Настенька прижала к груди своего Тумбачонка и зажала в руке конец веревки, на которой вела Федьку, опасаясь, как бы он не вздумал бежать. Мертвая тишина окружающих болот нарушалась изредка криком вороны или шелестом опадавших листьев. Жутко было здесь осенью даже птицам, которые бежали с угрюмого Горячего поля. Не могли бежать только многие бродяжки, которые не смели показать носа за черту облав и полицейских обходов. Холод, ненастье, болотистые выделения, голод – все это не могло сравниваться для них с опасностью попасть в руки стражей общественного спокойствия и безопасности.

Настенька шла, не чувствуя усталости. Она была счастлива, что покидала свое осиротелое гнездо, чуть не сделавшееся ее могилой вместе с сыном. Она жалела только, что в их селе не было близко школы и потому она осталась неграмотной; а то она написала бы Тумбе записку и оставила бы в покидаемой куще. Он наверняка пришел бы сюда и прочитал ее письмо, узнал бы, как горячо она его любит, как вечно думает о нем и живет надеждой скоро свидеться. Он узнал бы о новом вероломстве Федьки-домушника и узнал бы, где его Настенька с Тумбачонком находятся. Настя всегда любила слушать, как ей читали интересные книжки, и всегда горько жалела, что осталась неграмотной.

Они шли часов шесть, пока стали замечаться признаки близкого жилья. Слышался запах дыма, встречались воробьи, доносился лай собак. Настенька хотя и устала до изнеможения сил, но все торопила Федьку и ускоряла шаги. Дорога иногда лежала почти по колено в воде, ноги вязли в тине, но Настенька не обращала ни на что внимания. Лишь бы скорее, скорее добраться до Средней Рогатки. В одном месте Федька с испугом остановился.

– Не пройти тут, Настасья Федоровна. Сильно распустило.

– Как не пройти? Веди кругом.

– Кругом ходу нет на шесть верст.

– Так веди прямо.

– Смотрите, как распустило, на четверть воды да болото топкое.

– Пустяки! Иди!