Навёл порядок в квартире у дяди, в домике у отца, на это ушли его последние силы и деньги. По дороге домой он простыл, но времени болеть не было. На студии его ждала работа, во ВГИКЕ учёба. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что, и он был рад этому. Не в его характере жаловаться на судьбу.
Он до сих пор не может смириться с тем, что нет дяди Юры, хотя прошло уже четыре года. Жалко его. Не забыть рассказ отца о том, как Юра просился домой, когда лежал в больнице.
– Заберите меня, Коля. Мне савтра сделают большой укол, я боюсь умереть, – умолял он брата. – А что же Митя не пришёл, сердится на меня непось, что я в него из ружья пальнул?
– Ты тоже хорош, сообразил, в брата с двух стволов жахнул. Мог убить, – качал лысиной Николай, усмехаясь, – с трёх метров промазал, тоже мне стрелок.
– Не надо было насмехаться, Митя кого угодно с ума сведёт. А тут ружьё мы проверяли, вот я и не стерпел издевательств, – тяжко дышал Юра, горбы сдавливали ему грудную клетку, тонкие ноги безвольно лежали под простынёй. Хохотнул было по привычке.
– Потом за шкирман меня с лестницы спустил, все рёпра мне переломал. Это из-за него я здесь оказался.
– Не сердится он. Ногу натёр до крови, еле ходит, хромает. А ружьё он распилил пополам, и зарыл на огороде, – бодрился Николай, с жалостью поглядывая на брата, чтобы тот не заметил.
– Потерпи немного, заберём тебя домой, завтра. На вот, яблочек погрызи…
А на следующий день, под утро, Юра скончался.
Когда Николаю пришла из Алатыря телеграмма, что умер его любимый дядя Юра, он заперся в ванной, чтобы не видели домочадцы, и долго плакал там, не смог сдержаться.
Приехав на похороны, он увидел Юру в гробу, на столе возле окна. Исхудавшее лицо его выражало перенесённые муки и страдания. Он лежал, скрестив костлявые руки на груди под горбом, в своей синей вельветовой куртке, брючках, рядом стоял безутешный отец и плакал, дядя Митя переживал про себя, молча.
Друзей, пришедших проститься с ним, было так много, негде повернуться…
А три года назад и дядю Митю пришлось спасать, везти их с отцом из Чебоксар в Москву, онколог из республиканской больницы так и сказал, здесь мы ему мало чем можем помочь, может, удастся в столице, попробуйте, всё-таки инвалид войны, хотя, вряд ли возьмут, но мы напишем направление, как положено.
После операции в институте имени Герцена, дядя проживёт девять лет, успев похоронить брата Николая, и Марью Дмитриевну, свою сожительницу, а на самом деле, женщину всей его жизни.
Это произойдёт через год, Николай не мог знать этого, никто не может знать своего будущего, зато забот было выше крыши.
Самому пришлось подлечиться в клинике неврозов на Шаболовке. Учёба во ВГИКЕ оказалась трудной до умопомрачения, но он брал голову в руки, как советовал его товарищ Саша Рябов, оператор, и сутки напролёт корпел над горами книг и рукописей, стучал тексты на пишущей машинке, сдавая очередную сессию.
Заранее он закупал 4–6 десятков яиц, супы в пакетиках, хлеб, чай, сахар, чтобы не отвлекаться по пустякам, привозил из институтской библиотеки эти горы книг, и садился за стол.
Таким образом он осилил на пятёрки три курса, и перешёл на четвёртый. Произошло это счастливое событие 13 июня, а 17 июня его прикрепили к кинокартине с рабочим названием «Всем смертям назло», дав на отдых всего три дня.
Антонина Фёдоровна так и сказала ему с улыбкой, вызвав телеграммой на Мосфильм, в производственный отдел:
– Всё, Николай Николаевич, хватит бездельничать, пора и за работу браться, вы у нас как специалист, нарасхват, сами знаете.
Знала бы она о его трудах-заботах, не говорила бы так безапелляционно, думал специалист, выходя из отдела…
Одновременно с этим в душе его зрело ощущение грядущих перемен, предчувствие радостных событий, надвигающихся извне, как долгожданная летняя гроза после изнуряющей духоты.
И конечно же, его поддерживало на плаву осознание того, что мечты и планы начинают сбываться. Он художник-декоратор первой категории, закончил УМЛ, учится на сценарном факультете ВГИК, имеет свою комнату на Ленинском проспекте.
Это ли не успех бывшего слесаря завода ЖБК, лимитчика, жившего в общаге в Очаково, без всяких перспектив в будущем.
Книга первая
Верую в любовь
Ольге, единственной и неповторимой, с любовью и благодарностью, посвящаю.
Автор
Новая картина
Забежав сначала в комнату художников на пятом этаже, как и полагается опытному декоратору, на разведку, он сразу же увидел за столом у окна Василия Петровича Щербака, тот обрадовался:
– Привет, Коля, на ловца и зверь бежит, ты в группе был?
– Сначала к вам, сами понимаете, – он поздоровался с художниками, среди которых был Сергей Портной, его учитель по курсам, Лебедев, Киселёв, со всеми он уже успел поработать, сработаться, если сказать точнее, стал своим в доску, а это немало.
Кроме Портного, все они были уже пожилые, заслуженные художники, однако в работе фору могли дать многим молодым, не унывали и шутили, как всегда, метко и едко.
– Наша школа, такого на козе не обскачешь.
– Повезло Васе с помощником, хороших декораторов раз-два и обчёлся, так ведь, Сергей?
– Мой лучший ученик на прошлых курсах, новый выпуск увы, одни середнячки, – Портной поздоровался с Николаем за руку. – На какой курс перешёл, Коля?
– На четвёртый, хочу сначала со сценарием ознакомиться, с Василием Петровичем переговорить, потом в группу идти. Чтобы белой вороной не оказаться.
– В корень зришь, скоро мы сами будем его сценарии изучать.
– Кто у нас из декораторов во ВГИК поступал, не подскажете?
– Коля первый, я на курсах его всем в пример ставлю, – Портной с гордостью оглядел своих коллег по цеху…
Наконец, Николай был отпущен на волю и пошёл в группу, к директору, вскоре подошёл и Щербак. Так началась его работа на новой картине. Правда, акценты уже сместились. Если раньше он тщательно и с волнением приступал к делам, то сейчас удивить его или огорошить чем-то было уже невозможно. Это был профи.
За плечами десятки картин, да и учёба во ВГИКЕ придавала вес в глазах соратников, были и завистники, недоброжелатели, без этого никак. Съёмочные группы разные, киношники народ ушлый.
Но сейчас приоритетом для него являлась учёба, все силы на борьбу с этим страшным любимым зверем, работа отошла на второй план, правда, об этом пока никто, кроме него, не знал.
В группе он сразу увидел знакомые лица: оператор Анатолий Кузнецов, второй режиссер В. Березко, звукооператор В. Бахмацкий, работали вместе на нескольких картинах.
– Василий Петрович знает, с кем надо работать, – обрадовался Березко встрече со старым приятелем, крепко пожимая ему руку до хруста в пальцах, по привычке, – В Сочах, например, помнишь, как мы бузили после съемок? Давай, Коля, вливайся в коллектив. Поработаем вместе, как в старые добрые времена.
Ассистенты, замы тоже знали Николая не понаслышке.
На совещании он познакомился с режиссером картины Еленой Михайловой, пообщался со Щербаком насчет разработок декораций, и успокоился. Он среди своих.
Сценарий оказался малоинтересным, это было продолжение популярного фильма военной поры «Парень из нашего города» по пьесе Константина Симонова. Фильм-фантазия о том, как могли бы сложиться судьбы Сергея и Вари Лукониных – танкиста и театральной актрисы, в течение их долгой послевоенной жизни.
Хотя, в этой жизни есть все – любовь и верность семье, идеалам, доверие и взаимопонимание между старшим поколением и молодым, однако картина построена просто и безыскусно:
– «А помнишь, Варя?» – спрашивал Сергей, уже пожилой человек с горящим взором (Николай Крючков) у своей молодящейся жены (Лидии Смирновой) и тут же идут сцены из «Парня из нашего города»…