– Чего ты паришься? – Сейчас на войне за царя и отечество ежедневно гибнуть сотни! Ты поступил правильно – сдавай преступников полиции…
У полковника было в запасе десять дней. Он решил – ещё есть время для поиска вариантов. Тем более, что его семья уже была в безопасности.
Дело в том, что карета в сторону Ростова, якобы с семьёй полковника уехала почти утром, а вечером предыдущего дня почти рядом с его усадьбой остановился табор цыган. Аглая Петровна нашла полковника на конюшне и сказала —
– Владимир Иванович, к вам просится цыганский барон. Он просит разрешения на два, или три дня найти здесь убежище, чтоб дать отдых лошадям и цыганки путём гадания пополнили бы пищевые запасы. Будете с ним встречаться, или я передам ему ваше решение?
– Передай цыганскому барону, что я через четверть часа приму его – ответил полковник. – Аглая Петровна ушла.
Уже через пятнадцать минут в кабинете Владимира Ивановича обнимались два полковника – донской и терский. Оба рослые, оба плечистые, но один гораздо моложе с повязкой закрывающей глаз. – Это был кабардинец Букрат. Ему предстояло выдержать очень волнующую встречу. Он только недавно узнал, что у него есть уже замужняя дочь, и Аллах, или Бог наградил его двумя внуками. От радости у Букрата из единственного глаза катились слёзы.
– Успокойся дорогой, – говорил Владимир Иванович – через пару часов я отпущу прислугу и мы все встретимся.
Вам предстоит долгий путь – налюбуетесь друг другом. – Встреча была радостная, бурная, но не долгая.
Через два часа, после отправки кареты в Ростов, перед самым утром, пять цыганских кибиток, запряжённые свежими лошадьми, отделились от остальных и взяли путь на Новошахтинск.
Семья полковника Дончака теперь отправилась в далёкий путь. Ей предстояло проехать в цыганских кибитках до Луганска, чтобы там поменять транспортные средства. И пока без охраны, надеясь только на силы Букрата. Дончак не хотел привлекать внимания заинтересованных лиц. Охрана была, но она следовала далеко позади, и сама охрана не знала что она охраняет.
Что касается похитителей, то они поняли как коварно их надули, когда увидели состав похищенных детей. Там не было ни одного мальчика! Однако уже было поздно. Стало понятно, что никакой выкуп они не получат.
Хорошо, что даже между революционерами попадаются не глупые люди. – Через день они отпустили пленённых, но в этот же день были арестованы.
Их допрашивал начальник полиции, хоть и допрос задержанных не входил в его обязанности. Как известно из протоколов всегда допрашивают по одному, чтоб запутать и выявит ложь. Начальник полиции собрал их вместе.
– Кто из вас будет отвечать на вопросы – спросил он.
– Пожалуй я – ответил старшина Балицкий.
– Хорошо старшина. Тогда первый вопрос. – Знали ли вы заранее, что будете конвоировать семью полковника Дончака.
– Да знал.
– С каких источников?
– В полку уже отбирали, правда не гласно, добровольцев,
для охраны семьи полковника. Мы его уважаем, поэтому и согласились.
– Понятно. Когда вы узнали, что там не одна семья?
– Когда поломалась рессора.
– Вы предполагали зачем была собрана не одна семья.
– Да, мы догадались. Чтоб в случае нападения нельзя было точно знать кто из них жена полковника.
– И вы продолжили путь и пленили всех троих женщин с детьми. Зачем?
– Чтоб обезопасить их и спрятать от настоящих похитителей.
– Это благородно. Но… чтобы обезопасить вас от настоящих похитителей, вы должны будете посидеть какое-то время под арестом, пока это дело не устаканится. Обходиться с вами будут по джетльменски. И он вызвал дежурного, чтоб отвёл их в камеру. Арестованные шли в полном недоумении, рассуждая – нет ли здесь какого либо подвоха…
Но подвоха не было… Начальник полиции на данном этапе революционеров не любил, но полковника Дончака он не любил ещё больше…
Глава 5. Казак не иголка в стоге сена
Жизнь коротка, если даже жить тысячелетиями! – Ничего не успеваешь! Всегда остаётся уйма неоконченных дел!.. И в последний момент, когда цепляешься за последний вдох, кажется, что ты ещё и не начинал по настоящему жить! Поэтому самые ценные для человека скрижали, в такой мимолётной жизни выгравированы кровавыми бороздами на душе и на сердце! – Чтоб помнил при жизни!
Отсюда вывод – если тебя обидел твой близкий, то, учитывая обстоятельства, мы можем простить его и забыть обиду… Но, если ты обидел своего близкого… при любых обстоятельствах – простить сам себя никто не в состоянии! Так и уйдёшь мучительным долгом в небытиё, с тяжёлым грузом, что таскал по Земле все свои годы. Тяжелее груза нет! – Это и есть… Ад при жизни! – И если правду говорят, что мы продолжаемся после физической смерти, то и там наша ипостась будет летать с нажитым нами огромным грузом вечно, нанося уже бескровному условному телу, как веригами, глубокие раны!
Что касается скрижалей с Десятью Заповедями, которые Моисей высек на граните, в сорок дней общения с Богом на горе Синай, то они могут быть как приняты, так и не приняты нашим сознанием! Именно сознанием, потому, что они не прочувствованы, а осознанны! И это касается лишь нашего воспитания! А оно, воспитание, лежит не столько на самих нас, как на наших воспитателях. Поэтому – если даже тот верующий мир, что считает названные скрижали обязательными – они не главные для нашей души, – они главные для нашего ума… и только!
Для верующих людей такое высказывание является немного святотатством, но оно существует, тем более, что вера разная. К чему это я?.. – Вот к чему!
Мы помним как забилось сердце Букрата, увидевшего у своего плетня карету и лошадей щипающих на лужайке травку. Жеребец его заржал, почуя незнакомую кобылу! А подъехав ближе сам Букрат почуял своим сердцем… кажется знакомую ему женщину. Сердце не ошиблось – то была любовь его юности.
И несмотря на то, что в разные годы, при разных обстоятельствах, у него на какое то время чувство юношеской любви уходило на вторй план; оно уходило лишь в случае опасения за свою жизнь, несущую святую любовь, чтобы она продолжалась и проявлялась в минуты душевной скорби, и радости… Потому, что только такие чувства, заставляет всех нас защищать свою жизнь для Вечной Любви! – Вечной – исходя из нашего века!
Скольких бы мужчина женщин не любил, даже клялся им в любви своей – есть главная женщина, – творение вашего личного Бога. И… Главная Любовь – та, что в самом начале явилась к вам как святая живая искра и подожгла Костёр Смысла вашей жизни! Она и продолжает подбрасывать горючий материал в ваш Любовный Костёр – в апофеоз сути, даже переходя от одной к другой женщине. – Она, та, даже забытая женщина, красной нитью пронизывает всех ваших последующих, и является каркасом Любви, Святой Искрой! А Святая Искра и есть главная, необходимость для нашего существования и продолжения нашего рода!
Женщина, сидящая на перелазе плетня и явилась сейчас для Букрата Святой Искрой! Она пронзила всё существо Букрата, сжала его душу, обдала Огнём и заставила мужское сердце биться в бешеном ритме! Он задыхался! Он не помнил как слез с коня, не помнил как подошёл к ней… он лишь почувствовал, что стоит перед ней на коленьях и голова его лежит на её пелене, такой тёплой и такой дорогой… а слеза его… мужская скупая слеза орошает пелену эту… женскую. Трепетная рука женщины лежит на его голове и ласково теребит уже седые волосы… И ни единого слова!.. Ни единого! —
Какие слова могут быть?! – Скажите! – Нет таких слов, чтоб могли выразить момент мужского торжества и неописуемой радости! – Любое, пророненное сейчас слово сделает всё обыденным – действием без Божьего огня.
В такой момент, человеческое существо могло произнести лишь умом неосознанный душевный крик! – Бешеный крик чувств! Не шлифованный и до конца необъяснимый. И он, крик этот, будет не совсем человеческий, а чувственного живого, скорее Божьего естества, не услышанный ни кем на свете, а только дошедший до этих двоих! Был издан такой крик души… но… для других он был беззвучный…
Их заставил прийти в себя голос мальчика, бежавшего за Букратом —
– Дядя, ваш жеребец плетень грызёт. —
И Ольга и Букрат опомнились, как бы вспомнили что они ещё и живые люди. Но в этот момент они почувствовали, что и что-то потеряли… может главное, уже невосполнимое… И был миг осознания потерянного. Оценка ушедшего… Сильно защемило сердце… у обоих. Ольга посмотрела на мальчика, потом глазами задала понятный вопрос. – «Твой?» —
– Нет – ответил Букрат – мы с этим малышом только позавчера познакомились. Я его пригласил к себе чтобы приютить бездомного. —
– Что ж… я думаю… похвально! Тогда ты очень богат! У тебя ещё есть дочь и два внука… плюс маленький сын. Я привезла от него тебе шубу и привет от деда Грыцька – Букрат вздрогнул, удивлённо посмотрел на Ольгу, вновь положил голову ей на колени и обнял их, но ничего не сказал. Он понял о чём идёт речь, не задавая вопросы откуда такие сведения.
Пока оставим взволнованных остывать и выяснять отношения. Пусть то будет их личная и ихнего Бога тайна. – Есть о чём рассказать друг другу…
…Полковник Дончак, отправляя свою семью во Францию в такое неспокойное время, первым делом беспокоился о её безопасности и сохранности. Он искал варианты. Таким охранным талисманом в дальней дороге мог быть только он сам, или Наташин отец, если он живой.
Именно отец мог контролировать всё время, не спуская ни на минуту глаз, на верных полковнику людей сопровождающих Наташу. Полковник им, верным людям, платил деньги и немалые, но где гарантия, что кто-то для личных, или других целей не заплатит больше?!
По всем инстанциям, куда бы он не обращался, отвечали одно и тоже: «Есаул Букрат, а его почему-то все называли по имени, уехал на Западный фронт. Других сведений нет». Полковник вяло продолжал поиски. Помог, как всегда неожиданный случай.
Примерно месяцев за восемь до описываемых событий, в Ростовскую губернию с Западного фронта прибыли из прифронтовых госпиталей, в теплый климат России около ста офицеров разного ранга, для дальнейшего пополнения жизненных сил. Офицеров поместили в нескольких военных лагерях и был дан клич гражданам Ростовской губернии, желающим помочь армии, взять выздоравливающих раненых на время в свои семьи для откорма. Их расхватали с удовольствием. Брали в основном молодые вдовы и семьи, где есть девушки с просроченным сроком нормального выхода замуж. – Хотя все понимали – выздоравливающие раненые вновь уедут на фронт, чтоб потом, может быть не вернуться никогда. – Но человек питается надеждами!
Полковник Дончак тоже, для пользы государственного и личного дела, решил взять десять человек в своё поместье. Каждый из них, по силе возможности, обязан посещать часа на два полк, чтобы передавать свой опыт казакам офицерского и рядового состава. Ведь те выздоравливающие были с огромным боевым опытом и, как инструкторам, им цены не было. Они соглашались без принуждения. В полку их окружили заботой.