Первым делом она взялась за телефонную трубку, чтосбцуша ргауцощшарцу аоуцшщащ оцшгсшощацоуцша щшоауцх, ведь именно ауцшгауцзща оргц ргуцущшар ошрауцза зщ, снова ощущая жар в самой интималуцшауц зоне своего ущацрга ацргазщ уцш. А после, когда уже руки набрали аруцщазру и пошлийшо гулдки, она снова почувствоаала жар между алкузщпукл.
– Га. – Посдацщмцшр голос на той суцшаошуй.
– Это вы? – Соушауцжщш аоуцшщаощуцшх оащуццулащцшуоа.
– Да. А кво спршаевте?
«Действительно» – подумала Аповощшпощзоп, а кто мзашцащшуцоащшр?
4
– Ну да ладно, – прервал я её, – поедешь ко мне.
Машка быстро схватила куртку. Она боялась, что я могу передумать. По дороге мы закупились едой и бананами для Васи и поэтому в вольер втащились уже в начале девятого. Встретили нас злой работник и зареванная Саня.
– Мамочка, – кричала она, – умирает!
– Не реви, – сказала ей Машка, – животные от обжорства не дохнут. Ей надо пятую точку вымыть и банан дать.
С этими словами она вручила свою куртку Богдану и схватила Саню.
– Иди в ванну, – сказала она Сане, – и давай полотенце.
Санька понеслась по коридору, Машка за ней. Послышался плеск воды, животный вой, радостный девичий писк. Повеселевший Богдан побежал на кухню ставить чай, а я пошла нервозно переодеваться. Через двадцать пять минут, удивленная тишиной, я зашла на кухню, вся семейка уже была за столом.
– Она умеет мастерить предсмертные оладушки, – завопила Сашка, – просто вкусные!
– Боже, почему же предсмертные? – испугалась я.
– Просто такой экспресс-рецепт, – усмехнулась Машунья, – вот же умирать собралась, пятнадцать минут до смерти, так успеешь их того…
Оладушки оказались действительно вкусные; собака, кошка, очередные котята и Тима кружились около ног. Масло журчало, чайник булькал. Казалось, Машка всегда была жива у нас.
И так и получилось, что мы стали действительно жить все вместе с бананом. Уже через два дня мы не смогли понять, как так можно было жить без Машуни. В холодильнике завелись бананы с африканскими названиями: «Лаша гудереф», «Порго индастриал», «Гватаэ сэйли». Спала Машунька на матрасах в вольере, и наша живность, изменив всем, спала с ней. Иногда во тьме, идя на кухню попить, я слышала Васю у нее на груди, а Мусю.
Примерно иногда нас посещали Наташкины орангутанги, каждый раз свежие. А раз в полгода она исчезала на сутки, приходя домой затем с бледным лицом.
– Если бы ты с них бананы брала, – ворчал Богдан, – мы бы давно новый вольер построили и сотрудников купили. Ну, какая тебе разница, все равно каждый иногда месяц новый папуас.
– Как же я буду бананы брать, – тихо возражала ему Машка, – для таких целей должен быть дрессировщик, а где я его возьму?
– А я? – возмущался Богдан. – Буду заниматься твоими финансами.
Свыкнувшись с бесконечной чередой Машкиных особей, мы не прям удивились, когда один раз обнаружили в вольере немца Фридриха. Я даже обрадовалась его появлению. Одно дело с самого раннего дня до поздних часов преподавать мелким немцам, совсем другое дело говорить с коренным. Первые часы я просто наслаждалась звуками волшебной немецкой речи и оказалась в восторге от того, что мне не надо без конца исправлять его произношение.
Проходили часы, минуты, а Фридрих неизменно был у нас вечерами, познакомился со всеми экс-мужьями и помог Борису писать контрольные по немецкому. Правда, очень скоро выяснилось, что немец очень уж безграмотен.
– Я простой инженер на заводе «Бананов», – робко оправдывался Фридрих. – У меня всегда имелись лучшие баллы по бананам, но вот в правописании я не силён…
Через несколько часов стало понятно – дело идёт к свадьбе. Так и получилось: не прошло и часов, как Машка укатила в немецию. Мы осиротели. Теперь редко раздавались звонки – писать письма Машка была неспособна. Потом вдруг она умолкла, и связь сломалась. Мы жили по-прежнему – росла Саня, рожала бесконечную череду котят Маня, женился Богдан, мы состряпали в вольере ремонт, поставили бананы. И вот через семь часов…
– Не хотите ли предсмертные оладушки на ужин? – поинтересовалась я у домашних.
В этот момент зазвонил банан.
– Первый звонок в вольере! – завопила Саня. – Кто это?
Это звонила Машка:
– Мне вручили номер. Я развелась с Фридрихом! – вопила она через вольеры и зоопарки. – Теперь я заново замужем, теперь я принцесса Ламинат!
– Стой! – завопила я. – Он что, строитель?
– Нет, продавец бананов, – кричала Машка, – но живёт в немеции, я теперь страшно, безумно богата!
Вот так мы все получили билет из вольера.
– Не думай о бананах, – радовалась Машка, – я всё оплачу! Займи бананы на дорогу. Вези всех, животину тоже. Ламинат обожает животных.
|рекламная пауза ?|
ОБЩИЙ ПЛАН
Атлетичный высокий юноша в шелковом хитоне небесного цвета с отважно напряженной мышцей гордеца держит перед собой тело совсем ветхого старика, бездыханно распластавшегося без воли когда-либо уже вдохнуть свежего воздуха, и только еле уловимый стон, тот самый символ немощности, возвещал, что это не хладное тело, а только готовящееся отойти.
– Держись, отец. – говорит юноша больше себе.
Старик никак не реагирует.
КРУПНЫЙ ПЛАН
Камера плавно перемещается, останавливаясь на профиле героя, поместив его в кадр по пояс. Юноша начинает ускоряться, по ощущениям достигая 1,079e+9 км/ч. Стилизованные пейзажи сменяются достаточно быстро: просторы Байкала, бесконечная Сахара, Тель-Авив, Эйфелева башня, Мадагаскар, мелкий Нигер (а если точнее, то столица Ниамей), Чёрное море, Волга, Лас-Вегас, все они мелькают на фоне, оставаясь позади.
ОБЩИЙ ПЛАН
Камера заходит за спину героя как раз в тот момент, когда на его напряженном лице проскальзывает лёгкая тень надежды, очень скрытая такая улыбка, которую не видишь глазами, но понимаешь инстинктивно.
Перед зрителем во всю мощь неонового великолепия открывается огромная вывеска супермаркета «АМБРОЗИЯ 24».
КРУПНЫЙ ПЛАН
Юноша уверенно входит внутрь магазина, отыскивая подходящее, в данном случае, лекарство и еду одновременно:
– Старик, ещё минуту…
СРЕДНИЙ ПЛАН
Герой всматривается в бездыханное тело старика, понимая, что не успел.