Слёзы Пасифаи по быку

Сейчас, оставшись наедине в этом пусть скромном и маленьком, но убранстве, Рафаэль почувствовал полную покорность ночи. В один миг его тело стало тяжелым. Тревоги ушли, как, впрочем, и хорошие мысли. На смену эмоциям пришло одно великое желание спать.

Он не стал переодеваться в приготовленную больничную форму, которая лежала у подножья кровати. Сил хватило только на то, чтобы содрать с себя обувь, открыть шире окно, а после, тело рухнуло камнем, приятно соприкоснувшись с мягкой поверхностью.

Заснуть сразу Рафаэль себе всё же не позволил. Хотелось ещё немного насладиться этим чувством, этим предвкушением долгожданного отдыха. Уже сквозь дымку до его ушей донёсся мужской голос, декламировавший неизвестные строки, а после по коридору зацокали торопливые каблучки.

Конец рокировки, начало посадки,

смерзаются в хлопья ночные осадки,

на доски закусочной льётся какао –

коробочка спичек с анализом кала.

Ах, вольному воля – отныне хоть пой ты,

хоть слушайся, если положено, старших.

По снегу летят длиннополые польта

сперва отстающих, а позже отставших[6 - Отрывок стихотворения Евгения Анатольевича Хорвата (1961-1993), русского поэта, затем немецкого художника. Из сборника «Раскатный слепок лица: Стихи, проза, письма». – М.: Культурный слой (Издатель В.И. Орлов), 2005. – страница 242].

Утро в подобных местах всегда наполнено необъяснимым спокойствием. Словно попадаешь в родительский дом: мама проснулась пораньше, стоит у плиты в переднике, варганя завтрак. И никуда, а самое главное, незачем торопиться. Все взрослые скучные обязанности на время оставляют в покое. Можно неторопливо лежать с закрытыми глазами, пытаясь вспомнить сон, затем лениво перекатиться на другой бок. Косые линии солнечных лучей удачно промахиваются, не задевая лица, только ноги приятно нагрелись, да и сама комната преобразилась в завораживающий калейдоскоп.

Пока что Рафаэль ещё помнит свой сон. Ему виделся условный край света, больше походивший на неудачную работу начинающего художника-сюрреалиста. Угловатый берег застилала трава, отдавая холодными оттенками, словно уже наступила поздняя осень, а за чертой этих грубых лезвий бушевала вода.

Рафаэль также помнил о своей неизвестной спутнице, чьё лицо скрывалось подобием длинного капюшона. Следующим кадром из ниоткуда выросла фигура старухи, которая взяла спутницу под руку, и со словами: «Сейчас начнётся отлив», ступила вместе с фигурой за край берега. Под их ногами вода действительно начала расступаться, словно шли эти силуэты на гору Синай[7 - Синай – гора в Египте на Синайском полуострове. Согласно Библии, на этой горе Бог явился Моисею и дал десять заповедей. Почитание нынешней горы Моисея как горы Синай является древней христианской традицией, восходящей к началу IV века.]. Рафаэлю показалось, что он мог видеть очертания представленной загадки на горизонте, но уверенности не было, только ощущение.

В дверь учтиво постучали. Показалась красивая головка медсестры с белокурыми кудрями. Губы горели вызывающим красным, словно особа сошла с плакатов семидесятых годов позапрошлого века. Рафаэль не видел лица ночной дежурной, но точно запомнил цвет волос. У той был каштановый оттенок, значит, утренняя смена, хотя рокировка по плану должна совершаться после обеда.

На бейджике нестандартным шрифтом со знакомыми завитушками красовалось имя Лили, а чуть ниже рябила неразборчивая надпись, но не трудно догадаться, что там указывалась должность.

Лили сверилась с планшетом:

– Доброе утро, Рафаэль. Начинается зав…

– Завтрак. Да, благодарю. Здравствуйте, Лили.

– М-м-м, да. Вы прибыли ночью, моя сменщица не смогла вас проинструктировать, вот я и решила зайти к вам.

– Боюсь, инструктаж для меня излишен. Я тут… погодите, шестой раз? – улыбнулся Рафаэль, держа в руке больничную одежду для прикрытия своих озабоченных дум, усердно рассматривая ворот футболки с длинным рукавом.

– Так, сейчас. – Лили уткнулась в экран, поводила пальцем. – Тринадцатый.

– М?

– Я говорю, вам действительно инструктаж за ненадобностью. Тогда не смею отвлекать. Как переоденетесь… ну, вы знаете.

– Погодите. Я хоть и знаю ответ на вопрос, но всё же.

– ?

– Это обязательно надевать? – Мужчина с вялым видом чуть приподнял сложенный квадрат униформы.

– К сожалению, правила клиники не изменились. Вам будет удобно.

– И ещё вопрос: ваш внешний вид…

– А что не так с моим внешним видом? – тон у Лили не поменялся, как не последовало и иных импульсов.

– Вы выглядите очень кинематографично. Уж простите, но немного неестественно для этого места.

– Какой вы внимательный, – улыбнулась она пациенту, – но где вопрос?

– Вы начинающая актриса?

– Скажем так, работаю на полставки. Вроде небольшого театра. – Голубые глаза медсестры потупились в пол. – С утра на улицах пробки, не успела смыть макияж. Вот вы меня отпустите, и я тут же займусь упущением.

– Надеюсь, вы не обиделись на меня, Лили. Вам очень идёт. Просто сами понимаете, это любопытство…

Девушка ничего не ответила, только улыбнулась напоследок. Дверь закрылась.

Телесный цвет одежды нисколько не раздражал, разве что характер лица терялся на фоне. Свободные штаны на манер треников и такая же кофта. Рафаэль взглянул на себя в маленькое зеркальце, что висело над умывальником в углу от двери справа. Свежий вид кожи немного приободрил его, но умыться было бы не лишним.

Столовая в самом крайнем проёме ничуть не поменялась. Только обновили краску стен. Окон тут не было, как-никак противоположная сторона. За длинными общими столами потихоньку собирались люди разных возрастов и типажей. Сейчас всматриваться и анализировать все эти лица – плохой тон. Негоже смущать людей с самого утра за трапезой. Может позже, на прогулке.

С последнего раза рацион буфетного (или как принято говорить в этой стране: шведского) стола значительно расширился. Теперь на завтрак можно взять не только овсяную кашу на молоке или собрать полезные бутерброды из обиходных овощей, но и ухватить кусок курицы с макаронами, да лёгкий суп с галушками. Теперешние завтраки могли с лёгкостью соперничать с щедрым обедом. Также на стойке с напитками появился кофе разного помола.

Рафаэль взял стандартный набор, положив на раздельный поднос кашу с двумя кусочками хлеба, половину огурца и налил в кружку порошковый арабик с сахаром, отказавшись от приевшегося зелёного чая.

Пока он размеренно поглощал пищу, заняв крайнее место дальнего стола, в голову пришел образ работы одной из выпускниц художественной академии. Каждый год Рафаэль посещал защиту дипломов, заодно навещая своего школьного друга Феодора. Он занимал должность завхоза, но не стоит преждевременно недооценивать его причастности к высшим материям и, в частности, таланта к изобразительному искусству. Не всем суждено быть признанными, а кушать хочет каждый живой организм. В любом случае, Феодора очень ценили в заведении, позволяя часто пользоваться (по необходимости) благами мастерских, а также правом приглашать из своего близкого круга людей на такие мероприятия, как сезонные просмотры, конкурсы, и в частности, на closed performances.

На одном из таких показов была представлена работа неказистой на вид девушки. Рафаэль не помнил её имени, но отчётливо запечатлел у себя в памяти номер выступления – «11». Выпускная работа одиннадцатого номера представляла собой квадратное полотно два на два метра, где переосмысливалась Тайная вечеря[8 - Тайная вечеря – монументальная роспись (ошибочно называемая фреской) работы Леонардо да Винчи, изображающая сцену последней трапезы Христа со своими учениками. Создана в 1495-1498 годы в доминиканском монастыре Санта-Мария-Делле-Грация в Милане.].

Двенадцать деформированных веток-апостолов случайно раскинулись на плоскости, словно щепки от дерева после попадания молнии, выкрашенные в цвет берёзы. Весь фон был заполнен ухоженной травой после дождя. Где-то между листьев виднелись края капиталистической валюты, а на фоне маячила обгоревшая берёза с двумя оставшимися ветками на манер распятых рук.

Помнится, та выпускница получила твёрдую тройку. Старые мастера сочли работу богохульной. В голове всплыло название полотна: «Осеменение». Какой бы на дворе не стоял год, академики всегда будут держаться от прогресса особняком.

Вот и сейчас Рафаэль сидел приблизительно с похожего ракурса, наблюдая за дюжиной тел впереди стоящего стола. Каждый пациент активно общался с рядом сидящим, из-за чего симметрия «классицизма» нарушалась в телесных поворотах. Седой дядька с плешью жонглирует руками, активно втолковывая собеседнику свою идею. Женщина, которая сидит за «слушающим» общается сразу с тремя тётками, которые изредка вплетают в её тихую исповедь замечания. И если эту первую группу завтракающих можно представить буквой «A» из словаря азбуки Морзе, то следующий нервный молодой человек, сидящий чуть поодаль от остальных (но на одной с ними линии), выглядит как «Е»[9 - В азбуке Морзе кодирование происходит за счёт последовательности сигналов длинных (тире) и коротких (точек). Буква «А» обозначается с помощью точки и тире. Буква «Е» – один короткий сигнал (точка).].

Оставшиеся пятеро сидят спиной, с небольшим смещением от противоположной группы в правую сторону, занимаясь менее активными беседами, но сохраняя композиционный разброс. Этот живой холст, конечно, не вписывается в два квадратных метра, скорее формат ближе к оригиналу эпохи возрождения, но схожесть с современником налицо. Только разве купюр нет, да и центральная фигура отошла куда-то по своим делам.

(И как бы прогресс со временем под локотки не шли далеко вперёд – ограниченность сюжетов, на которые размышляет человек, всегда останется таковой. Меняется только материал, да сторона подхода к вопросу, но не более, – думал Рафаэль, заталкивая последнюю ложку овсянки в рот, и не дожидаясь, пока пища окажется в желудке, заливал всё остатками кофе, создавая во рту кашу).

От получасовой прогулки было решено отказаться в пользу утреннего туалета с дальнейшим нахождением на койке. Рафаэль закрыл за собой дверь палаты, открыл верхний ящик тумбочки, откуда извлёк небольшой пульт с маленьким экраном сверху. Комфорт здесь на высшем уровне, ничего не скажешь. Каждый пациент из небуйных имеет право не очень громко включать музыку на выбор. На флэшке имеется большая библиотека всех жанров, а в последней папке «Лит\Чит» можно выбрать аудиокнигу, что Рафаэль и сделал.

Прокуренный женский голос начал было представляться, но палец нажал на перемотку сразу к первой главе:

Множество раз я выходила замуж. И что не брак, то неудача. Моим самым первым мужем стал живописец. После скоропостижного развода он получил маленькую квартиру, а мне достался его сын от предыдущего брака. Второй «мужчина мечты» был дипломатом. После развода ему досталась машина, мне же миниатюрная собачка голубых кровей по кличке Шапик. Третьему горе-мужу перешла дача, я же смогла отобрать кошку Василису с её тремя детками. Четвертый брак принёс мне девочку Наташу. Четырнадцатилетний сынок был очень недоволен: