Сказания о недосказанном. Том II

… Пригрело закатное солнышко. По селу пошли коровки. Хозяйки их разбирали по дворам своим.

… Мы смотрели на деревню, на её мудрую жизнь, на деда, и думали, как нас завтра понесёт, по бурному ручью.

Как врежемся в широкое русло Десны. А потом тихие повороты с затонами, всплесками бобров. Рыбы.

И так не хотелось возвращаться в душный пыльный город. А вот так. Плыть и плыть по спокойной и живой Неруссе.

Ультрамарин

Он был самый старший в их студенческой комнате.

Однокашники, Булат, из Улан Удэ, Аванесян Вовка – из Армении, А Федя – Феофан, прекрасный баянист – сибиряк. Его родина Тобольск. Центр костерезного промысла, где мастера режут клыки мамонта, и творят чудеса. Туда они потом вместе поедут, на преддипломную практику. А он, Костя, окончил Р.У.– судосборщик, громко, но шумно – судостроитель.

Его коллеги сразу многие обженились, получили жильё от завода, а он вот с этими семиклассниками, будущими художниками – мастерами, резчиками по кости бегают на этюды и вечерами вспоминают тоскуют, об ушедшем детстве, о своих мамах и друзьях.

Перед стипендией, почему то всегда вспоминалось, как хорошо и вкусно готовят дома свои национальные блюда. Костя готовил сам, крымские блюда и смачно зажаривал шкварками с луком…запах по всему общежитию, и, снова беседы. У нас дома, а у нас в Сибири. А сейчас они сидели в электричке и делали наброски с дремлющих пассажиров.

За окном мелькали серые, чёрные и полусгнившие деревянные дома. А вот и покосившиеся, затерянные в сосновых лесах, непонятные строения, это совсем не то, что таам, на юге, дома.

Непривычно было и то, что серо, дождливо. Сыро. Но вот перед самым большим городом, куда они приехали на спортивные сборы, вдруг выглянуло солнышко.

На берёзах, видно уже было развернулись клейкие листочки, а против света – контражур, они светились, как светлячки. Там. Дома. На юге.

Прибыли в старинный подмосковный городок к обеду, а вечером уже бродили смотрели и любовались старинными постройками, понравился им дом Чайковского.

Речка петляла по городку. Солнышко пригревало старые могучие сосны и, всё живое задышало, защебетало, запело. Город был скорее похож на заброшенный парк, или имение какого то сказочного, бывшего, и жившего давно. А сейчас бродит, ходит, а за ним ходят-летают птахи и поют, щебечут, наверное, так бывает только в Раю…

Костя ушёл далеко за город. Облюбовал себе песчаную косу.

Было тепло, и он стоял босиком, в одних плавках, как там, дома.

Речушка петляла, пряталась за лесными зарослями, а город светился синим ультрамариновым силуэтом.

Опять этот ультрамарин. Ребята в шутку иногда величали его так, за то, что он часто в своих этюдах, писал синие дали, такие же синие горы, и, от его работ, тянуло холодком. Как – то не уютно, но это зависело уже не от него… Сама рука, и его кисточка вносили в колорит этюда прохладу, – это же не юг, где прошло его детство.

… Но прошли годы, уже учился в институте. Радость.

Семья, родилась дочь, и, и тогда рука его и мысли увидели и показали дочери, хотя она ещё кроме мамы и материнской груди ничего не видела, не ведала, у него, ультрамарина, пошли и на выставке увидели, листы альбомные, листы ватмана,– акварели и гуашь, и, работы, где жили и радовали зрителя самого главного- дочь. Рука знала, что нужно пробудить в её и его душах – яркие, смешные, тёплые яркие рисунки, краски. А там, на этих листах уже одетых в рамы. Для выставки, Сказки. Зверюшки, птахи дивные, которых сам он гладил своими кистями и радовал зрителей. И первый ценитель – дочь. Знал – впитает вместе с молоком матери…этот праздник цвета и света.

… А теперь, сейчас…

Он, как всегда увлёкся – композицией, состоянием, блеском солнечных зайчиков на водной глади, прозрачных и призрачных далей, что не заметил, как на его острове появилась девочка.

Она церемониальным шагом принцессы из сказки, сделала круг почёта, в центре песчаной косы, где он стоял со своим этюдником.

Прошла между ним и солнышком и сумел, успел, увидел, как сияли завитки её волос выгоревших от света, на солнышке, её одуванчика – головы. Показалось, что он, одуванчик, беседует и смеётся с самим Светилом.

Отошла в сторонку, села. Села на песок. Цветное, цветистое, васильковое платьице, слетело, вспорхнуло бабочкой, летящей на цветок…

Молодое упругое тело, одетое в красоту, гладили весенние лучи тёплого солнышка.

Мотылёк – девочка, капельками воды и песка возводила крепости, замки.

… Время шло. Бежало. Остановилось. Был возведён дворец. С улицами, крепостными стенами, мостиками из сухих палочек… Защитный вал. И, канал, заполненный водой. Нет дороги для плохих пришельцев.

… И, вдруг, ой, совсем не вдруг… он услышал её голос. Голос- девочки. Девушки…

… Мелодия.

… Песня.

Костя вдруг вспомнил голос, голос обнажённой натурщицы, которая позировала на занятиях в училище, голос, надтреснутый, сиплыми звуками…старушки, про которую, ехидничали некоторые ребята, что бабуля с косой, где то пьёт водку с Кащеем и забыла куда шла… Потом самый весёлый студент продолжил…А, вот, как, сначала она в пластилине, колышет наши сердца, непонятностью задания по скульптуре, а. а её потом Мастер. В глину, размер, и, мрамор, и, уже будет возведена в кумиры, а он, мастер, как Роден, скажет и покажет миру, какая она была прекрасная Омиэр…

……………Нет. Это был другой голос. Ей вторили птицы, которые порхали, в траве на берегу и в роще, совсем рядом…

Волосы свисали на плечи, закрыли спину, казалось до самых ног, колечки, завитки, её одуванчика – головы, так же сияли как тот луговой цветок, против Светила…Она стояла сама против солнца, и вся её хрупкая стать, светилась.

Бликовала, вместе со сверкающей на солнце мелкими волнами – рябь, на синей волне, а чуть дальше контуры леса и отдельных деревьев – белые кружева облаков. А она парила, плыла вокруг своей крепости, – замка, вдоль берега нашего острова. Следы её босых ног оставляли на песке маленькие сверкающие прудики – озерца и они тоже сверкали голубыми и золотистыми зайчиками.

Она никого не видела. Ни к кому не обращалась, шла и щебетала. Пела. Пели птицы, ветерок и она. Шла, летела призрачным миражом.

А может это трели соловья?

– Жил был маленький остров. Он был далеко от людей.

– Не было трамваев.

– Не пылили автобусы.

– Жил был на этом острове небольшой замок. Его окружали заливные луга. Была там и гора, покрытая прозрачным лесом.

Птиц утренних, сменяли дневные – солнечные, а вечером щебетали грустные мелодии.

– Провожали солнышко! Ночь летом короткая.

Солнце садилось за гору, мерцая в прозрачном лесу, и птицы провожали его песней.

На лугах песни, хороводы, пляски русалок, звуки жалейки и скрипки кузнечиков.

В замке жил художник. Он любил одиночество. Много рисовал. Писал этюды. Картины. Долго ночью читал.

Художнику нужно много знать, видеть. Изучать мир. А потом создать такое, как никто другой, не смог увидеть и передать это. Не такой, как многие привыкли. Смотреть и не видеть. И он уходил в мир, созданный им. Даже на его острове не было такой сказки. Он населял свои этюды и рисунки, такими образами и сам жил этим.

Там, на острове жила девочка. Она пряталась, не хотела ему мешать, смотрела, любовалась. Удивлялась, как можно прикосновением кисти оживлять холст и передавать запах цветов сияние солнца, бескрайнее небо… Воздух. Настроение. Она иногда смеялась, реже плакала. Но он этого не знал, не видел и не ведал. А она этим уже почти дышала и жила, жила сейчас уже первую взрослую свою весну.

Смотрела на его руки.

Сегодня она проснулась вся в слезах. Ей приснился его поцелуй. И она поняла, что уже не может жить без него. Видеть его всегда, каждый день. Согревать его руки, своей заботой.