Любить Дженевив

Служанка только-только подбросила свежих дров в камин, поэтому в комнате пахло горящей елью. Я положила ноги на небольшой пуфик, всматриваясь в пляшущие языки пламени, облизывающие мои оголённые ступни. Я потянулась за скомканными, пожелтевшими от сырости конвертами с размытыми штампами и родным запахом мужского одеколона. Распечатав один из них в который раз, я устало потёрла глаза и проморгалась.

«Drаga lаnyom!

Моя дорогая Дженевив… Когда я открыл твоё письмо и прочёл, что ты переведена на второй курс, признаться, я обомлел от восторга. Эта новость не сравнится ни с какой другой, поэтому я не смогу порадовать тебя чем-то новым в этом письме, но спешу передать поздравления от твоей тётушки. Агнешка была безумно счастлива провести с тобой целое лето и надеется, что ты захочешь вновь побывать у нас в скором времени. Ты умница, Дженевив. Твоя семья гордиться тобой.

Думаю, с тем бесценным опытом, который я даровал тебе прошлым летом, ты сумеешь потеснить Эдмунда Руссу в его кресле. Я всё ещё надеюсь, что когда-нибудь ты бросишь эту никудышнюю англоязычную чепуху и согласишься перевестись в Академию Судебной Медицины здесь, в наших краях, но, если ты примешь решение остаться в Англии, знай: я буду частым гостем, потому что безумно скучаю по своей малышке. Желаю удачного первого дня на втором курсе, Дженевив.

Еs lеgy оvatos. Apаd».

Его последнее письмо, полученное и прочитанное мною ровно за час до его смерти. Мой отец, к большому сожалению, не сумел пережить свой первый и последний инфаркт, и, несмотря на все те грехи, которыми он вымазал мои руки, я любила его. Он единственный, кто понимал меня, моё стремление к изучению смерти и желание прикасаться к ней. Ещё одна тётушка – Агнешка, которая любила меня больше, чем собственную дочь. Она покончила с собой на глазах у служанки, когда узнала о смерти моего отца. Увы, я могла её понять: с секретами, которые она скрывала, нельзя жить в одиночку. Они поплатились жизнью за те ужасы, которые мы вершили вместе… А чем суждено поплатиться мне? Ведь смерть скорее мой соратник, нежели враг. Бояться её – смешно, но порой я слышу, как она шелестит маленьким письмом за моей спиной. Добродетель – вот моё наказание за всех тех девушек, которых я разобрала на хирургическом столе.

***

Десять минут одиннадцатого. Я собрала волосы в низкий хвост и спрятала его под капюшон плаща. За окном – горный туман и ливень, портящий все наши планы. Иден нервно цокнула языком, сидя напротив зеркала, то и делая, что поглядывая в окно. Непослушные блондинистые кудри выбивались из-под чёрной накидки, как бы она их ни укладывала. Это только сильнее раздражало её.

– Где он так долго, чёрт его побери? – бросила она собственному отражению.

– Ещё двадцать минут.

– На улице – ливень! Ничто так не выдаёт убийцу, как смачные следы обуви на мокрой земле.

– Всё будет в порядке, – заверила я. – По тропе идти не будем, пойдём через кухню; дорога от центрального до третьего корпуса выложена камнями.

– Через кухню, – повторила она, – а служанок куда денем?

– Что-нибудь придумаем.

В дверь постучали, и Иден машинально бросилась открывать. Теренс скинул капюшон, подставляя мокрые русые волосы под приглушенный свет, отбрасывающий на стену причудливые тени.

– У центрального входа – трое стражников. Пока что они не успели занять посты у каждого корпуса, но времени у нас немного, буквально десять минут.

– Тогда выдвигаемся, чего стоим? – прошипела Иден.

Теренс мягко поцеловал возлюбленную в лоб, вкладывая в этот жест всю таившуюся в нём нежность. Иден шумно вздохнула, но, кажется, стала спокойнее. Захлопнув дверь в спальню, мы спустились по лестнице и спрятались за стеной, дабы тихо передвигающиеся по Академии служанки мирно скрылись за дверями кухни.

Пробираясь сквозь пустые, тёмные коридоры, мы только то и делали, что бесшумно наступали друг другу на пятки. На кухне горела одинокая газовая лампа, освещая лица женщин рассеянным тёплым светом. Одна мыла посуду, вторая складывала чистые тарелки в несколько аккуратных стопок, третья крутилась неподалёку, собирала крошки со стола и складывала объедки в мешок, который позже выбросят.

– Отлично, – процедила Иден. – Дальше что?

– Ждём, – пожал плечами Теренс.

– Время идёт, нельзя долго здесь топтаться.

– Ничего, Томасу лишь в удовольствие.

Мы ухмыльнулись, сдерживая смех. Устроившись между двух колонн, стали выжидать удачного момента, который наступил буквально через несколько минут. Служанки всей компанией отправились на склад, чтобы проверить наличие всех необходимых продуктов на завтрашний день. Тогда, подобрав шуршащие подолы юбок, мы поспешили выскользнуть на улицу.

8

Холодный дождь хлестнул меня по щекам. Я, склонив голову, перебирала ногами по невидимым следам своих друзей, которые мчались где-то впереди, скрытые ночным полумраком и хлюпаньем воды. Чем ближе мы подходили к третьему корпусу, тем чётче были видны светлые волосы Джереми, спадающие на лоб растрёпанной чёлкой. Он курил сигарету.

– Он её раздевать начал, вы как раз вовремя, – вполголоса произнёс он.

– Какой ужас! Надеюсь, я не увижу её без одежды…

Расправив плечи, я сжала челюсти и вошла внутрь холодного корпуса, наполненного тишиной. Мои друзья шагали следом, пропустив Джереми вперёд, поскольку только ему Томас накануне показал вход в лабораторию. Его влажные ботинки шлёпали по мраморному полу, на что Теренс реагировал мимолётным закатыванием глаз. Несмотря на все наши меры предосторожности, Креста вырядился празднично – он был, чёрт возьми, в белом.

Ступив на лестницу, я зажгла керосиновую лампу и стала плавно спускаться под третий корпус. Смесь волнения и страха встала в желудке комом, который подкатывал к горлу в виде рвотных позывов. С каждым последующим шагом я всё сильнее испытывала обонятельные галлюцинации вроде витающего в сыром воздухе запаха запёкшейся крови.

Сойдя с последней ступеньки, я шумно втянула ноздрями воздух. В нескольких метрах от нас сквозь круглое окно в двери пробивался слабый тёплый свет, исходящий от ранее зажжённой лампы. Чуть поодаль стояла Мэгги с небольшим саквояжем в руках.

– Ну что, господа и дамы, – громко произнёс Джереми, – начнём?

Дверь отворилась. У порога – мужская жилетка, скомканная и едва испачканная пылью, в отличии от обожаемого Томасом пиджака, который он повесил на дверцу шкафчика вместе с накидкой своей подруги. Сама Дакота, сидевшая на хирургическом столе, тяжело дышала и с нервной торопливостью поправляла волосы. И хоть её многослойная юбка была поднята, а пуговицы на блузке расстёгнуты, Томас явно ещё ничего не успел. Он сделал несколько шагов назад, благодарно кивнув Теренсу, который бросил ему пиджак. Дакота спрыгнула со стола, дрожащими пальцами расправляя складки на одежде.

– Что вы здесь делаете?

– Значит, слушайте, что сейчас будет происходить. – Джереми щёлкнул пальцами, после чего Мэгги, открыв саквояж, выудила из него небольшое «чёрное колесо», внутри окаймлённое полосами двух цветов: красными и зелёными. – Сейчас мы с вами сыграем в одну игру.

Дакота прищурила глаза, отгораживаясь от нас скрещёнными на груди руками.

– Что за наглость? Я не буду с вами ни во что играть.

– Боюсь, у вас нет выбора, миледи, – проговорил Теренс. – Так уж вышло, что отказаться вы не вправе, ведь нам известны ваши «семейные секреты».

Дакота сморщила нос. Её серые глаза блестели в тусклом свете газовой лампы. Она не двигалась – смотрела прямо перед собой, наверняка надеясь, что мы замолчим. Признаться, на минуту мне стало её искренне жаль.

– Мы можем рассказать вашей крёстной, насколько крепка любовь между вами, леди Крессит, и её мужем…

– Заткнитесь! – вдруг сорвалось с её губ. – Вы ничего не знаете, абсолютно ничего! Легко стоять здесь и осуждать других, когда жизнь вам всё без усилий преподнесла, не так ли?

– Правда, – не стал спорить Джереми. – Что ни на есть самая истинная правда. Слушайте меня внимательно: мы сыграем в «Русскую рулетку», только немного изменим правила. На рулетке, как вы можете отметить, – два цвета: зелёный и красный. Оба цвета обозначают выбор: если игровая кость остановится на зелёном – мы отпустим вас; вернётесь в свою комнату, отоспитесь перед завтрашними занятиями и забудете всё это, как страшный сон.

– А если остановится на красном?

Джереми оглянулся через плечо, после без дальнейших промедлений ответил:

– Значит, фортуна не на вашей стороне, и вам придётся умереть.

– Вы сумасшедшие! Я обо всём доложу директору; вас вышвырнут отсюда в ту же минуту!

– Сначала надо бы добраться до директора, мисс Крессит, – усмехнулась Иден. – Вы не уйдёте отсюда, пока мы не сыграем.

– Я не буду в это играть!

– Тогда нам останется лишь опубликовать вашу тайну в «Городском Лондонском Вестнике», – вдруг заговорил Томас. – Поверьте мне, леди Крессит, у вас нет выбора. Не пытайтесь сопротивляться.

– Томас, извольте объяснить, я не понимаю! Что здесь происходит? – снова и снова повторяла она. – За что вы так со мной?