Любить Дженевив

– Директор заверил меня, что в стенах Академии ты находишься в безопасности, и хоть я не сильно ему верю, но, посоветовавшись с твоей матерью, всё же принял решение не ограничивать тебя в отношении обучения. – Мужчина, мягко стукнув концом трости о пол, хмыкнул. – Пока что.

Джереми заметно расслабился. Миссис Креста потянулась к нему с объятьями, и тогда мы поняли, что пора оставить семью наедине. До полуночи мы разбрелись по спальням. Пока Иден копошилась в ванной, я грела замёрзшие ноги у камина, попивая чай. Стрелка часов медленно подбиралась к половине одиннадцатого. Желудок предательски скрутило, и я была вынуждена отказаться от остывшего ужина.

***

Полночь. Академия, привычно залитая тёплым светом изнутри, вдруг погасла и приобрела зловещий вид. Под мерцающими фонарями виднелись статные фигуры представителей дополнительной охраны. Мы всей группой пробирались через сад, стараясь избегать хрустящих под ногами листьев. В павильоне было тихо. Никаких следов Добродетеля и ничего такого, что указывало бы на его присутствие.

Теренс опустился на ступеньку каменной лестницы. Я села рядом, наблюдая за тем, как ночная стража блуждает по периметру, высоко задрав головы. Павильон находится поодаль от всех корпусов по другую сторону сада. Так как к озеру студенты выбирались не часто, директор решил оставить эту территорию Академии без охраны. Всем было ясно, почему аноним назначил встречу именно в этом месте.

– Как ваши ощущения? – поинтересовалась Мэгги, потирая озябшие ладони.

– Головокружительные, – ответила я, вскидывая голову к потрескавшемуся потолку. – Ох и дурно мне, дорогие мои. Словно после испарений опиума.

– Точно так же, – отозвалась Иден. – У меня в груди встал вязкий неподвижный ком; дышать не могу.

– Эта внутренняя тревога – самая коварная, – отметил Теренс.

– Осень 1970 года… – медленно, вполголоса произнёс Томас. – Шестеро студентов посреди ночи пробираются в павильон, чтобы добровольно столкнуться с убийцей, орудующим в стенах Академии Святого Марка.

– Хм, учёный, – ухмыльнулся Джереми. – Вам, будущий профессор, в поэты бы: россказни писать, да людей своим «богатым романтичным восприятием мира» радовать.

– Доброй ночи, дамы и господа. – Я вскочила, невольно отступив назад и прислонившись спиной к колонне. – Надо же, все здесь. Видимо, стимул был достаточно хорош для вас, чтобы вы всё же рискнули прийти сюда.

– Откуда голос? – пробормотала Мэгги.

– Вы же не думали, что я раскрою себя так легко, верно? – Он хрипло хохотнул. – Ох, дети… Порой вы так наивны; мне хочется представить вас невинными.

Томас напряжённо сомкнул челюсти, надевая на пальцы чёрные перчатки. Он расправил плечи, словно болтовня убийцы ему наскучила. Остальные не двигались, а я порой и вовсе забывала дышать.

– Но, увы, вы отнюдь не невинны, иначе вас здесь не было бы, не правда ли? Каждый из вас совершил нечто грязное, постыдное, уму непостижимое! Вы, мои дорогие, храните тайны, которые способны разрушить немалое количество жизней.

– Да, мы всему виной, – взорвался Джереми, – и именно поэтому ты включил благодетеля и, вместо того чтобы жизнь мисс Чарльз была бесповоротно разрушена, решил облегчить её страдания и убить!

– Мисс Чарльз была грязной. Она причина, по которой гниёт этот мир. Что, на ваш взгляд, нужно сделать, когда гниёт рана? Правильно, ампутировать конечность, чтобы заражение не пошло дальше. Это я и сделал. Я отрезал одну из гниющих конечностей этого мира. Но теперь это вышло мне боком. Я привлёк внимание. Директор встревожен, и это нехорошо. Очень нехорошо. Я больше не могу свободно передвигаться по Академии. Мне кажется, на меня все смотрят.

– Да что ты? Неужели ты думал, что тебе всё сойдёт с рук?

Нас окружил негромкий призрачный хохот. Я поёжилась, и тотчас рука Джереми обвилась вокруг моих напряжённых плеч. Убийца везде; его низкий голос обволакивал меня, будто тряпичную куклу.

– Сколько смелости в этом тонком голосе! Мисс Элис, может, мне стоит открыть миру вашу нескромную тайну? Напечатать её в утренней газете, положить под каждую дверь, чтобы каждый житель Лондона узнал, как вы, маленькая девочка, грешны!

Иден поморщилась, но гордо расправила плечи, словно угрозы Добродетеля для неё – пустой звук. Признаться, я завидовала её цельности; она умеет быть рассудительной в безумных ситуациях. Иден – трезвость ума, которая обычно уберегает нас от импульсивных решений.

– Или, мисс Морис, поговорим о ваших секретах? – обратился он ко мне. Я невольно впилась ногтями в ладони. – Разве вы способны отказать мне? Или ваша память так коротка, что последняя поездка в Венгрию бесповоротно стёрта из вашего подсознания? Если так, то я с радостью освежу вашу память.

– Чего ты хочешь? – перебил его Джереми.

– Правильный вопрос, мистер Креста. Чего же я хочу? – Добродетель на мгновение замолчал. – Мне понадобится всего одна маленькая услуга. Вам ничего не стоит, ведь, насколько мне известно, некоторым из вас не впервой.

– О чём речь?

Добродетель засмеялся.

– Ох, не волнуйтесь. Ничего особенного. Вполне вероятно, что исполнение моей просьбы доставит вам некоторое удовольствие.

Вокруг – напряжённая тишина. Мы бросали друг на друга нервные взгляды, ожидая, когда нас вновь окружит мужской голос.

– Вы должны избавиться от Дакоты Крессит.

Момент, когда ты понимаешь, что главную партию в этой жизни ты уже проиграл. Контроль над нами – в руках убийцы, и теперь выбор невелик: исполнить его волю и помочь избавиться от запланированной жертвы или подвергнуться смертной казни?

– Ни за что, – крикнул Теренс, поднимаясь с каменной скамьи. – Это безумие.

– Здешняя аристократия полна тайн, мистер Картер, и сейчас я поведаю вам одну из них. Вильям Крессит – владелец самых крупных «ночных» заведений, где грязные женщины торгуют своим телом. Но это не великая тайна. Вечно окружённый женским вниманием, он возжелал «коснуться» собственной дочери, которая по крови дочерью-то ему и не является.

У меня за рёбрами гулко стучало сердце. Я взволнованно расчёсывала ногтями ладони, зажмурившись на мгновение, дабы отогнать от себя визуализацию этих кошмарных, сказанных анонимом слов.

– Дакота – крёстная дочь миссис Крессит. Её родители погибли в 1964 году, и с тех пор эта маленькая мерзавка живёт под крылом Вильяма Крессита, который, думаю, даже не предполагал, какой красотой она располагает, ибо каждый раз входит в неё с особым наслаждением.

От грубости его слов я невольно поёжилась, чувствуя, как руки стремительно покрываются гусиной кожей. Джереми отделился от колонны и, скрестив руки на груди, шагнул к невысоким перилам.

– Это омерзительно, но не стоит её жизни. Публичного позора достаточно, чтобы удовлетворить твою жажду мести. – Он поморщился. – Почему Дакота? Уверен, Академия Святого Марка полна грешников.

– Это не имеет значения. Сегодня – мисс Крессит, а завтра – кто знает? Возможно, я доберусь и до ваших скелетов в шкафу, мистер Креста. Единственный наследник, обожаемый отцом и матерью, в отличие от сестры, которая обязана держать вас под руку и которой суждено вечно жить в тени вашего будущего.

– Чушь, – отрезал Джереми. – Гретта прошла практику под руководством лучшего судмедэксперта во всей Англии. Благодаря своей силе воли блестяще прошла практику в Молдавии, а ты называешь её тенью моего будущего? – Джереми сдержанно засмеялся.

– И какое же будущее ждало её за стенами Академии? – парировал Добродетель. – Ответьте самому себе, Джереми, кто она теперь. Незамужняя дева, которой за двадцать. Она греет ваше место в Общине, пока её место в медицине улетучивается. Так будет и с вами, мои милые. Вы значимы лишь при Святом Марке. Выйдете отсюда – его дух покинет вас, и вы испаритесь. Никто о вас не вспомнит.

– Никто, кроме тебя.

– Совершенно, верно, мисс Чепмен! – возрадовался Добродетель. – Мне нужно, чтобы в течение двадцати четырёх часов мисс Крессит понесла своё наказание.

– И как ты себе это представляешь? – поинтересовалась я, невольно отойдя от Джереми на несколько шагов. – Будем браться за живое вскрытие? Или пулю в лоб пустим?

– Даю волю вашей фантазии, моя маленькая птичка. – Я поморщилась. В желудке завязался ком. – Не беспокойтесь о морали. Напомните себе, кто вы и кем являетесь сегодня. Я знаю, что вы любительница испачкать руки, так испачкайте их единожды и для меня. Желаю удачи!

Вдруг стало тихо, но лишь снаружи. Внутри – шумно билось сердце и дрожали лёгкие. Я напугана, но чем? Мне ведь в самом деле не впервой обрывать чью-то жизнь. Неужели я столь эгоистична и моя дрожь – это лишь тревога за собственные тайны?

– Что он имел в виду, когда сказал, что некоторым из нас не впервой совершать подобное? – вдруг спросил Теренс.

– Глупости, – отрезала Мэгги. – Он манипулирует. В жизни не поверю, что кто-то из вас – убийца.

Взгляд Томаса пробирал меня до костей: прищуренный, внимательный, изучающий, словно я – это новая формула в его химических фокусах. Я расправила плечи, потирая покрасневшие ладони и задыхаясь от нарастающей внутри меня тревожности.

Почему он так смотрит?

Ненавижу, когда он так смотрит.