Вектор

Частичка счастья поражает всего меня, давая нечто большее, чем любовь и спокойствие, – понимание того, как фундамент вины развалился на щепки лжи. Поддаваясь натискам выдуманной логики, я всегда ставил определение прошлого как реальность, если нынешнее положение вещей заставляло усомниться в себе.

– Я не знаю, как доказать тебе свое существование. Правда, не знаю – и очень надеюсь, что ты не являешься моей выдумкой. Ведь я многое повидал, даже находясь взаперти почти все это время. Но я готов поверить в тебя, в твое существование здесь и сейчас, потому что это лучшее, что есть у меня. Ведь, я так полагаю, Эмили вряд ли еще жива, как и Маркус, как и все, кого я оставил там. И что нам остается, кроме как поверить друг в друга? И лично я лучше отдамся иллюзиям, нежели взгляну в реальный ужасный мир, который окружает нас. Хотя – куда может быть ужасней, чем сейчас. Поэтому для начала надо найти тех, кто остался жив, и вызвать спасателей. И если окажется, что я все это время был один, то я все равно буду благодарен за то, что мой младший брат был рядом. Самое главное – это наша память, верно? Отец всегда так считал – и был прав. Вот будет удивление, когда я вернусь – и встречу тебя за пределами Вектора, и расскажу все это.

Он словно раскаивался и сам не знал, чего желает больше. Но смысл в его словах присутствует, и с каждым этим словом я все больше верю в него. К тому же он прав: что остается, кроме как насладиться компанией друг друга, ведь дальше нас ждет лишь смерть. И это, возможно, самое правильное, что приходило мне в голову. Хватит искать справедливость, обманывать самого себя ради подпитки животных инстинктов: самое идеальное для меня – это почувствовать заботу и любовь близкого человека, который вполне может оказаться выдумкой. Но это не важно, ведь это будет последнее, что случится со мной на Векторе, и если это поможет оставшимся людям спастись, то, возможно, я все же делаю все правильно, хоть раз в жизни.

Запись 96

Мы идем вперед, я и мой родной брат. Этот человек сделал много хорошего для меня в старой жизни – и немало плохого, как и я для него. И все равно мы вместе, пытаемся сделать нечто хорошее в самом ужасном месте Вселенной. Даже если все это – выдумка, пусть последние мысли и желания будут направлены в добро и принесут эмоциональный покой. Я не знаю, чего боюсь больше: понять, что он действительно вымысел, или же, наоборот, убедиться в его реальности, что заставит еще больше бояться за его жизнь и проклинать себя, что не смог спасти его раньше. В первый вариант проще поверить, ведь я так устал злиться, так устал искать разницу между правдой и ложью, постоянно борясь с психологическими натисками Наоми, что просто выдумал брата и придумал цель. Поскольку понимаю, жить мне осталось недолго, так пусть последние часы будут лучшими, чем мои последние дни.

– Я общался с отцом недавно, – сказал я с трудом, отчего он остановился и посмотрел на меня. – Он появился, как проекция, и знаешь, все было так реально, даже заставило снова критиковать себя и стараться быть лучше, чем я есть.

– Зачем ты мне это говоришь? – сдержанно спросил брат, и не спеша мы возобновили шаг.

– Не знаю. Наверно, потому, что ты напоминаешь его внешне. Характеры у вас разные. Но в тот момент я понял, что он справился бы со всем этим лучше, чем я, и чем ты, наверное, даже. – Я не смотрю брату в глаза.

– Помнишь, на его похоронах было много сослуживцев и коллег, большинство которых мы знали, и почти каждый говорил нам, как отец гордился нами, хоть и не показывал этого. Так вот, я ни разу не поверил в это. Точнее, я знал, это возможно, но вот поверить, соотнести это понимание с ним я так и не смог.

– Это забавно: я всегда думал, что ты пойдешь по его стопам, ты был куда ближе с ним, чем я.

– Поэтому я и не верил, ведь знал, как он мыслит. Он любил нас – это да, а вот что гордился, сомневаюсь. Я поэтому и пошел своим путем, что боялся стать таким же, как он, – мне хотелось другой жизни.

– Рад выбору? – спросил я, впервые улыбнувшись за долгое время.

– Да уж, он бы мне по шапке надавал за то, как мы облажались, – засмеялся брат, добавив нечто обыденное сюда.

– Мне не хватает его. Самого факта, что он жив и с ним можно увидеться ил просто поговорить, пусть даже услышав критику или наставление.

– Мне тоже. Но мы есть друг у друга – это надо помнить, и это то, чему отец тоже нас учил.

Несколько помещений уже позади, как и два поворота коридора. У него имеется план помещения в КПК, но не привлекать внимание врагов очень сложно, особенно когда их много и они везде. Правда, в этот раз у нас имеется неплохой арсенал, и с момента нашего последнего разговора на пути попались две твари, которые быстро познакомились с огнестрельным оружием. И, конечно, отчасти спасает моя репутация.

– Откуда у тебя все схемы помещений?

– Я просто забрал КПК у одного трупа, пока искал тебя.

– Сколько нам еще идти до узла связи?

– Немного. Надеюсь, ты этот не хочешь уничтожить, как предыдущий?

– Не уверен. Я не против того, чтобы искать людей, но вот вызвать помощь – тут есть сомнения.

– Какие же?

Мы остановились у большого перекрестка, посреди которого цилиндрический экран, занимающий пространство от потолка до пола, в два метра диаметром, и он работает лишь частично – там, где нет трещин. Здесь также пять выходов, и все вокруг находится не в лучшем состоянии.

– Откуда нам знать, что те, кто прилетят сюда, не убьют нас и всех людей, ради сохранения секретов этого места? Посмотри, что творится вокруг, вспомни все, что ты знаешь, – неужели ты думаешь, такое могли инсценировать в маленьком кругу людей? Нет, все это намного больше, чем мы можем понять и представить.

– И что ты предлагаешь – бросить все? – Нолан терпеливо наблюдал за мной.

– Нет. Найдем людей и вывезем их отсюда.

Ничего не сказав, он быстро пошел через весь зал, огибая цилиндрический экран, и довольно уверенно вошел в нужный проход. Следуя за ним, я прикрывал фронты, ожидая нападения хищников. Небольшой коридор кончился узлом связи, немного меньшим, чем тот, что я расстрелял. Мы закрыли дверь и стали рассылать сообщения об оказании помощи и сборе людей во все КПК, что были в базе данных, в ожидании, когда появится отклик хоть от кого-то.

– Тебе известно, отчего все сходят с ума? – спросил я брата, хотя и не знаю зачем. Ведь его слова – это одна из сторон монеты, и неизвестно, правильная или нет. Но мне нравится с ним разговаривать: это напоминает старую добрую жизнь, когда мы еще ладили вместе.

– Нет. Нам никто ничего не говорил, и вряд ли были обязаны.

– Я знаю, возможно. Суть дела в том, что при исследовании астероида, взятого неизвестно откуда, была найдена жизнь, неразумная. Биологический объект типа цветка. И при разморозке, когда он, так сказать, пришел в себя, ему не особо понравилась наша атмосфера, и грубыми стараниями он стал создавать свою, в которой по итогу стала зарождаться жизнь, а те люди и животные, что попадали в нее, перестали такими быть. Самая гуща событий там внизу, рядом с этим цветком, на уровне, который заблокирован чуть ли не с самого начала. А здесь, вокруг нас и в жилых секторах, лишь малая часть этой дряни, выпущенная для проверки того, как она работает на массах, чтобы быть готовыми к тому, когда это попадет в жилые колонии или на планеты. Видимо, все либо очень боятся, либо есть уже реальная угроза. Но почему-то я готов в это поверить.

– Не совсем те слова, которые я ожидал услышать.

– Других нет.

В этой тишине, которая сама по себе странное явление, – ведь с момента открытия ящика Пандоры прошло не так много времени, – нас окутывали лишь слова. Но все разрушилось, когда грохотом прозвенел отклик вызова: ответ на сообщение. Ту весточку мира и помощи, которую мы отправили на все активные КПК. То, на что я ни разу не надеялся, оказалось правдой. Мы слегка вздрогнули, когда это произошло, вытянув нас из копания правды и мотивов так, словно для нас это чуждо.

«Нас четверо. Мы заперлись в архивном помещении, в коридоре 2.19.87. Не можем шуметь, вокруг много существ, слишком велика вероятность раскрыть свое местоположение. Если вы можете помочь, то, пожалуйста, спешите».

– Сейчас посмотрю, где это, – сразу сказал брат и принялся искать.

Я же лишь наслаждаюсь общей работой, подыгрывая тому, кому хочу верить, а не из-за нужды обстоятельств.

– Нашел, это близко, ближайший лифт уже за тремя перекрестками. Забираем их, и если все хорошо, то улетаем с Вектора на ближайшем корабле.

– Нам нужно независимое средство перемещения, и подойдет лишь мой корабль, его ведь нет в базе Вектора.

– До него еще надо добраться.

– Это не самое сложное, меня больше волнует, в каком состоянии те, за кем мы сейчас пойдем.

– Ты прав. Но мы не можем забыть про них просто так. На неблагоприятный случай у нас есть чем защитится. Главное, чтобы ты держал себя в руках.

– В этом и проблема. Я не пойму, когда это произойдет, а вот ты поймешь, и когда это случится – а это случится рано или поздно, – ты должен будешь убить меня. Без колебаний и жалости. Уже давно я перестал быть жертвой – я стал убийцей, и именно я выпустил этот кошмар, ослепленный желанием мстить. Особенно когда услышал запись допроса уставшего и измученного человека, которым на мое удивление оказался мой старший брат.

– Я так и знал, что ты рано или поздно скажешь это.

Он повернулся ко мне спиной, уставившись в мониторы и опираясь руками на панель, словно пытается принять новые факты. А я достаю пистолет и направляю его прямо в его затылок, оставляя расстояние для пули меньше полуметра. Ведь чем больше я произношу слов, тем меньше я верю в его нереальность и впускаю в жизнь своего брата, который умер уже давно, если верить памяти. Если Тобин – иллюзия, то как верить, что Нолан – нет? Как вообще верить, что я делаю что-то, а не сижу в маленькой комнате, сочиняя историю на ходу? Нажав на курок, я разомкну цепь бытия. Или же удостоверюсь в собственной невозможности обрабатывать информацию по мере поступления, отчего единственным решением будет отправить вторую пулю в собственный висок и устроить братское захоронение. Очередная жертва символичности, заменяющей принцип жизни: убив брата, мне, скорей всего, придется убить и себя, а оставив ему жизнь, я все больше иду на уступки хроническому желанию продолжать искать причины жить. Все это время, что мы стоим так, я думаю не о том, что он хочет сказать мне или какую причину для моего спасения он придумывает. Интересно вот что: если он – плод моего воображения, то он знает, чем я занят в эту секунду. А значит, придумает защитный механизм на будущее.

Запись 97

– Когда придет время, тогда и разберемся, что делать дальше, – эти слова были последними, прежде чем мы вышли в коридор и последовали маршруту к оставшимся людям.

Мог ли я заставить брата усомниться в себе, отчего ему пришлось бы искать методы моего контроля, дабы достигнуть цели? Злость стала настолько обыденной, что я всегда ощущаю, как выплескиваю ненависть к окружению, и мои слова могли прозвучать агрессивно. Хотя что есть агрессивность в месте, где существует лишь такое понятие, как выживание и ничто другое? Он должен понимать меня в обоих случаях, так что теперь все дело в том, насколько я могу довериться его рациональности, ведь Тобин уже оказался манекеном для диалога. И пусть так случится снова, особенно если это мой брат, главное – чтобы это продолжалось достаточное время.

Вокруг нас происходит то же, что и всегда. Многие обитатели убивают друг друга за территорию, которая их и породила, позволив кардинально сменить популяцию населения. Все коридоры и многие помещения, словно шаблоны, сменяют друг друга, и каждый новый сегмент окружения заставляет немного поверить в хождение по кругу, ведь на глаза не попадается ничего, чего бы я не видел ранее. Одни пытаются выжить, вторые пытаются выжить за счет первых – круговорот жизни, непригодный для человека, который хочет социальных норм развитого мира. И если такое произошло с огромной станцией Вектор, то что будет с целой планетой? Насколько быстро история человечества станет хрониками далеко не идеального мира, который для любого следующего поколения будет чужим? Особенно когда спустя столетия сама станция Вектор будет страшилкой для детей или, наоборот, идолом для поклонения людей, чья жизнь будет по здешним заветам. И кто тогда вспомнит всех нас, людей, которые отдали свои жизни ради рождения нового мира, которого они не хотели? Цена истории, цена прогресса и происходящее вокруг усердно доказывают, как создается новый стандарт, для которого человечество – лишь средство для разнообразия, пополнения трофеев и собственного опыта.

– Я горжусь тобой, ты же знаешь, – начала Наоми, появившись, как всегда, из ниоткуда. – Ты усердно пытаешься доказать себе, что все необходимое для твоего покоя – это уступить согласие с правилами и плыть по течению. Ожидая момента, когда все разом закончится, даже если ты сдашь позиции в борьбе за власть над сознанием.

– Ты появилась лишь ради этого? – негромко спросил я, чтобы не услышал брат.