Вектор

– Тобин, выходи, она больше не угроза!

Дверь медленно открылась, и из светлого помещения вышел он, слегка испуганный, измотанный и грязный, с перебинтованной рукой. Держа кусок стекла обеими руками, как оружие, он сначала выставил его на меня, но, выйдя на пару шагов вперед из комнаты, опустил.

– Она сказал мне, что это из-за тебя она свихнулась, – это правда? – указывая рукой на ее мертвое тело, строго спросил я.

Тобин повернулся к ней и подошел к телу, опустив голову. Я подошел поближе к нему, но на расстоянии, чтобы не спугнуть, и мы оба смотрим на труп перед нами.

– Неужели тебе недостаточно такого друга, как я, неужели ты готов поддаться изысканиям совести или крикам морали и сделать доброе дело для того, кто по природе твой враг? – Меня словно ударило током от голоса Наоми, которая, как всегда, плетет паутину лжи прямо у меня в голове и специально говорит об этом, чтобы я лишний раз задумался о реальности, проецируемой моими глазами.

– Она была хорошим человеком, очень честным и добрым, хоть и грубоватым. Не надо было убивать ее: есть же вакцина, она могла подействовать! – Он обхватил руками голову, сокрушаясь о ее смерти, наворачивая круги.

– Какая трагедия! Мне даже жаль его, такого бедного и одинокого Тобина, который лишний раз задумывается о том, стоило ли вообще оставлять тебя в живых. Ведь почему нет – ты принес столько боли людям, которые, по сути, сотворили тебя, которые убили человечность твоего брата и тем самым породили тебя. Разве это не справедливо? И если подумать, то ты – самая важная часть Вектора, идеальное наследие своего брата и всех этих людей. А теперь убей его – ты ведь хочешь, поэтому ты был против вакцинации, чтобы оставаться всегда собой, нынешним собой, потому что тебе это нравится. – Она ходит вокруг меня и Тобина, говоря так, словно она здесь главная, и прекрасно понимая, что это бесит меня.

– Если есть вакцина, – я пытаюсь говорить, игнорируя существование Наоми, – почему ты не использовал ее на мне? Ведь время было: она сказала, что вы за два дня до моего появления создали ее. И, прежде чем сказать, помни: тебе нечем мне угрожать или воздействовать на меня. И, кстати, она обвиняет тебя в том, что сошла с ума, так что у меня есть куча причин тебе не верить, и это, поверь, лучше, чем я буду ненавидеть тебя.

– Она полностью не проверена, – сказал он после недолгих раздумий, уставшим голосом, развернувшись ко мне лицом. – И мы дали пробный малый экземпляр вакцины, который подействовал лучше, чем мы ожидали, но, как видно, недолго, да. Но мы не пробовали большие дозы и другие штаммы, поэтому неизвестно, стал бы ты нормальным или бы просто умер. И нет, не я ее инфицировал: я не знаю, почему это произошло, и, прежде чем считать, что я могу лгать, подумай, зачем мне это. Мы почти одни, неизвестно где в космосе, среди разрухи и существ, которые убивают всех на своем пути, – а ведь я не солдат и даже не боец. И поэтому мне нужен ты, мне нужны твоя сила и способность убивать.

– Видишь, что он делает: обманывает тебя, говорит то, что ты хочешь слышать, ведь ты знаешь, что он много времени провел здесь, общаясь с такими же, как ты, а может быть, даже хуже. Такие, как он, знают, что говорить человеку, потерявшему все. – Она так громко говорит, что сбивает меня, заставляя запутаться во всем услышанном сейчас, и она права.

– Я так и знал, что ты та еще змея: обман за обманом – и все ради собственной выгоды. И почему я должен верить тебе, а не убить здесь и сейчас, как твою подружку?

– Я могу сделать тебя человеком, вернуть тебе твою жизнь. Ты хочешь этого, Харви? Или лучше быть как она?

– Ты же сказал, вакцина может убить меня, и разве не из-за этого же обещания сейчас тут лежит труп?

– Мы не давали тебе вакцину. Ты был пропитан проноксом, как губка, и пришлось еще дать тебе дозу, чтобы ты ненадолго пришел в себя. Проблема в том, что лекарство и пронокс – ядовитая смесь, приводящая к смерти. Но нужно было узнать, где Джеффри. Пришлось сначала еще тебя потравить, а потом, через какое-то время, когда пронокс был бы выведен из тебя полностью, можно было бы использовать лекарство. – Он сразу стал более настороженным, зная, что я могу на это среагировать очень неадекватно.

– Забавно. – Я подошел к нему почти вплотную, еле сдерживая себя от выплеска злости. – Я был у вас в руках, и вы могли сделать меня человеком, отчего я бы все рассказал, боясь снова стать безумцем, не говоря уже о страхе смерти. Но нет, ты решил дальше добить меня, пойти по плохому пути – и теперь твои действия привели к тому, что я уничтожил остатки цивилизации на Векторе и загубил все ваши исследования. И я должен сказать спасибо?

– Ты прав, – с трудом сказал он. – Но только я все еще могу тебя вылечить, и, я уверен, ты захочешь этого, когда мы покинем Вектор. Но если мы останемся, то смерть настигнет не от других, а от тех, кто управляет всем процессом со стороны, когда они прилетят сюда разгребать весь этот бардак. Точнее сказать, это тебя они убьют, как бешеную собаку, без обид, – меня же поместят под микроскоп на всю жизнь, как ты уже успел подметить ранее.

– И как же они узнают, где мы и что мы еще здесь и живы?

– Я солгал тебе. – Он выдержал паузу, глядя в мои глаза. – Связь есть и всегда была, каждый день и каждый час. Мы лишь ушли в тень от мира, от возможности обнаружения, но не контакта. И сейчас, когда через три часа мы не выйдем на связь, как должны по расписанию, они поймут, что дело здесь плохо, – если, кстати, еще не поняли.

– Хочешь мне сказать, – начал я, медленно и аккуратно произнося слова, вот-вот готовый последовать зову Наоми, – что с первого дня карантина станция имела связь с внешним миром и весь этот кошмар контролировался со стороны?

– Да, это так, и все здесь происходило по четкому приказу.

Я схватил его за одежду и ударил спиной о стену. Держа его поднятым над полом, прижимая к стене, я, словно зверь, готовлюсь разорвать его на части, чуть ли не зубами желая вцепится в его шею.

– Ты ведь даже не знаешь, зачем все это! – начал он кричать, пытаясь достучаться до разумной моей части. – Все это не ради любопытства, создания оружия или желания быть королями. Была найдена жизнь в одном из астероидов, которых до этого были сотни. Целая группа камней, часть которых удалось получить зондами, и в одном из них была обнаружена жизнь. Обычный на вид цветок в куске льда. Те, кто работал с ним, стали первыми жертвами: ведь это растение стало создавать свою атмосферу, выбрасывая в воздух споры, которые на людей влияют не лучшим образом, – тебе ли не знать как! Все пошло по наклонной, и когда неизвестную жизнь нашли еще в нескольких мелких астероидах, нам дали четкий приказ, – ему тяжело про это говорить, даже я вижу то, с какой болью и сожалением он рассказывает факты истории, – было поручено исследовать эту жизнь в реальном времени, в массах. Представь, что это случится в городе с населением в миллиард людей: какой будет хаос, по сравнению с которым Вектор – детский сад. Человечество должно быть готово к такому, иметь информацию, иметь противоядие и смело пожертвовать тысячами ради миллиардов.

Запись 90

Неизвестно почему, но теперь мы опять вдвоем, и я понимаю, что не особо и заметна разница после временного исчезновения Наоми.

– Почему я ничего не слышал про это до того, как прилетел сюда?

– Издеваешься! Такое бы никогда не разгласили. Особенно с учетом того, что делается ради изучения и создания вакцины против этой заразы. Ты много слышал про какие-либо вообще эксперименты, научные, медицинские, военные? Какой резонанс вызовет это у населения, узнай они обо всем, к тому же появится такая почва для военных противостояний, что лучше и не начинать.

– И все так разом согласились быть участниками и виновниками стольких смертей?

– Сначала все держалось в тайне. Для создания карантина были придуманы разные доводы и отговорки, но, так как все делалось в спешке, из-за просчетов все быстро пошло по швам. И тогда тех, кто принял поставленную задачу, осталось чуть меньше половины из всех работавших здесь. Когда находишься вдалеке от остального человечества, которое не способно понять данную угрозу, отношение к жертвам и цене жизни миллиардов меняется в более объективную сторону. Видишь не людей – видишь цифры.

– Остальные?

– Ну, Вектор они не покинули, – продолжил он через минуту раздумий. – Было предложено как альтернатива выделить небольшой блок, для изучения этой жизни и ее влияния на все, что мы знаем. Привезти сюда тайком смертников, отбросов общества – в общем, кого не жалко, но сложные дебаты о морали и нравственности провалились, не в последнюю очередь из-за времени, что все это могло занять. И забавно то, что ни я, ни даже Миранда не участвовали в этом. Мы лишь последние полтора года управляем всем, собирая по кускам то, что натворили те, кто был здесь.

– Поэтому вас так мало?

– Это долгая и драматичная история. Оглядываясь назад, я понимаю, что нам здесь было гораздо хуже, чем в карантине, в жилых секторах. Ведь там все просто: выживай или умри, да? А тут – среди нормальных людей, чья совесть и моральные принципы непредсказуемы и могут быть опаснее безумия, не говоря уже о том, что мы не сразу научились определять опасный штамм этого вируса.

Его слова – я верю им. Его лицо не лжет, он помнит все – и это сводит его с ума, а не зараза, витающая везде.

– Как ты умудрился встать у руля и почему тебя еще не посадили в пробирку? – спросил я у него.

Тобин явно устал, с каждым словом будто бы возвращается в прошлое, видя по новой известную трагедию, так что было ожидаемо, что вместо ответа он лишь скажет:

– Нам надо идти, если еще хотим прожить хоть день.

Причины, методы, побочные эффекты, а главное – следствие, которое извратило меня, и даже если принять его рассказ за чистую правду, точно ли я готов принять это как оправдание? Ведь именно понимание границ моральности делает животного человеком. Заставить себя простить все эти смерти, зная, что они спасли другие жизни, которых больше, чем можно представить, а проще говоря – все остальные. С первых часов на Векторе я попросту не понимал тех, кто виновен в данном инциденте, в этой трагедии. Я считал их худшими из всех и не мог представить оправдание такому, не мог принять, как такое могли одобрить, – а в итоге все так и оказалось. Много ли я принес пользы, сколько я сделал для спасения людей, неся месть и хаос в память погибшим? Разве я не погубил уже все созданное ради жизни людей, ведомый безумием? Видимо, единственное, что я могу сделать сейчас, – помочь Тобину вывезти антивирус, спасти его и всех людей, чтобы отплатить за свои грехи, созданные погрешностью этого исследования.

Мы двигаемся вперед, вглубь станции, не спеша и осторожно – в основном из-за того, что Тобин должен жить, только драться он толком не умеет, и я смело считаю его обузой, но ценной обузой. Пока мы прошли лишь один недлинный коридор, стараясь не привлекать внимание и, следовательно, толком не произносить слова, если это не необходимость. Да и цель сейчас – добраться до места хранения антидота, а не вести диалог, вдобавок лишний шум легко привлечет врагов. Я иду чуть впереди, чтобы принять на себя атаку, позволяя Тобину вовремя укрыться, хотя по большей части мы движемся равномерно, и каждый раз я вижу в его глазах слишком разные чувства. Иногда это страх, осторожность, а через секунду – чрезмерная самоуверенность и даже крупицы чистого спокойствия. И все это лишь доказывает мне то, что я ничего толком про него не знаю, что быстро приводит к простой мысли, которая для меня стала чем-то более привычным, чем даже все монстры. Каков шанс (если это уже не закономерность), что Тобин – всего лишь ошибка моего мышления, придуманная личность, созданная для отрицания одиночества? Я ведь тоже был уверен в существовании Нолана, тоже верил его словам, которые на самом деле не покидали пределы моей головы. Скорей всего, Наоми сейчас ликует, танцуя на могиле моей рациональности в знак власти надо мной: ведь это тот самый последний шаг, когда перестаешь верить в существование реальных людей. Кусочек света виден лишь во тьме, и поэтому, когда позволишь ей окутать себя, уверенность, что ты не пропустишь мимолетное явление яркости, придает сил. Понимая законы тьмы и света, которые совсем не те, что описаны в философии или психологии, легко соглашаешься насладиться щепоткой счастья, изредка появляющейся, когда ты окутан мраком: ведь знаешь, что именно она не обманет, а сыграет истинную для нее роль без обмана и притворства. И что же может быть проще, чем внедрение данной идеологии, что все это – вымысел, который при положительном принятии дарит нечто большее, чем покой? Это словно одобрение собственных законов добра и зла, после которого эта граница исчезает, показывая всю синхронность и параллельность каждой секунды, где тебе легко достается место наблюдателя красоты бытия.

Запись 91

Позади нас остались два коридора с небольшими залами и несколькими комнатами, все они пусты, а ведь не так давно тут были люди, которые сейчас либо составляют часть местной жизни, либо прогрызаются через страх и боль ради лишнего глотка воздуха. Для меня не было ничего нового, кроме разве что иных для глаза декораций, а вот Тобин воспринимал новые условия несколько категорично, но держался хорошо. Вся ситуация порождает разветвленные варианты с уникальными последствиями, цель коих – проверить реальность Тобина, причем грубая сила является оптимальным вариантом, как минимум для экономии времени. Но меня останавливает не желание вернуться к старой жизни или страх потерять единственного возможного реального человека: причина одна – любопытство насчет будущего.

– Впереди слева дверь, это системная комната, в которую был помещен антидот, – сказал Тобин, когда мы встали перед перекрестком.

– Там ведь не только это находится? – Я осматриваюсь по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии кого-либо еще.

– Нет. Это специальное аварийное помещение в случае данной ситуации. Там есть оружие, медикаменты и система связи с контролем нескольких важных помещений. Так что лучше не медлить.

Он только собрался сделать шаг, как я остановил его рукой и показал, что за углом справа в коридоре есть что-то. Существо, похожее на то, с которым я уже сталкивался и у которого оторвал два когтя. Оно сидит на месте и доедает останки своей жертвы в виде человека. У меня есть силы победить – я знаю это, но Тобин может пострадать. Есть вариант, что я вступлю в схватку, а он побежит в безопасное место, но откуда знать, что его алчность или хитрость не заставят его оставить меня в смертниках?

– Что ты делаешь? – спрашивает он меня, когда я хватаю его за шею и тащу за собой вперед.

Я не говорю ни слова, остановившись в центре перекрестка, держу его за заднюю часть шеи, из-за чего он слегка наклонил голову, и смотрю на монстра, а тот – на меня. Я чувствую, как Тобин хочет вырваться и убежать в страхе перед ним, но я не допускаю этого и просто стою, играя с этим существом в терпение. И это немыслимое создание впереди, чью трапезу я нарушил, после долгого взора на меня слушается своего инстинкта самосохранения и продолжает есть дальше, лишь мельком поглядывая, как я и мой пленник уходим, а не готовимся к нападению.

Мы подошли к толстой двери, и я приказал Тобину открыть ее.

– Ты ведь не был уверен, что это сработает? Что создание будет бояться тебя?!

– Не был.

Дверь открылась, и мы быстро прошли внутрь. Впереди девять мониторов с панелью управления перед ними, слева дверь с надписью «арсенал», справа дверь с надписью «мед». Посреди на полу была небольшая тварь размером с кошку, которая потребляла себе подобную. Недолго думая, я втоптал этого малыша ботинком в пол, разбрызгав вокруг кровь и слушая треск ломаных костей. Тобин посмотрел на меня, словно удивляясь жестокости, я же не обратил на это должного внимания.