Вектор

Повышая голос с каждым словом, я не только пытался понять, что из себя представляет эта Миранда и что она может: мне было интересно, проявится ли на мои убеждения единственная проектировщица моих галлюцинаций.

– Думаешь, мне неведомо безумие? Забавно то, что нормальным быть сложней в этом хаосе, особенно когда встречаешь таких, как ты. Они несут всякую чушь, опять же, как ты, пытаются пугать или подружиться, как и ты, ну а причина этого известна лишь им. Только они все похожи не уровнем… безумия, а тем, что кончали с собой от безвыходности прямо в этих камерах, – ее голос выдает удовольствие от этого разговора.

– Я ничего тебе не скажу про Джеффри. Ты всего лишь расходный материал. Приведи ко мне того умника, который спрятался от меня в камере. Того самого, который не использует защиту от вируса, – и тогда уже поговорим.

И она ушла. Молча и без реакции, словно вышло время ожидания. Оставив меня ни с чем. Правда, и выбор-то у меня небольшой: сидеть и пытаться найти доказательство явной лжи, которая заменяет бесконечность, или сыграть в этот симулятор, зная, что смерть уже не выход. Интересно, дала ли она мне время подумать, или это я заставил ее шевелить мозгами.

Запись 80

Кровать, на которой нет ни куска тряпки, лишь металлический блок, на котором лежать – все равно что на полу. Еще есть туалет – в общем, ничего выдающегося. Идеальное место, чтобы разобраться в себе, взглянуть в слабозаметное отражение в непробиваемом стекле и попытаться понять, я ли это. Все эти повязки, бинты и защитные бандажи для ран немного сковывают движения, но сам факт того, что мне оказали профессиональную медицинскую помощь, раздражает. Словно я оказался в цивилизации, и нет здесь никого, кто бы понял последствия пережитого мной. Интересно, что нужно этим лаборантам от Джеффри, который гниет на полу далеко отсюда? Они ведь даже не знают этого – не знают, что ищут труп.

– Тебе нравится здесь? – Гостья, которая покинет меня лишь в фантазиях, появилась рядом. Не меняя свой вид, не меняя привычек, словно настоящий человек, единственный, кто не бросит меня никогда, стоит сейчас рядом со мной, уставившись сквозь непробиваемую ограду, но я не смотрю на нее.

– Это твоих рук дело? Скажи мне честно, хоть раз скажи правду: это все нереально?

– Ты правда хочешь знать? А что будет дальше – в любом из моих ответов ты увидишь ложь и захочешь обмануть сам себя, чтобы доказать свою состоятельность. Допустим, это все ложь: как ты собираешься увидеть грань восприятия, если сам же и построил эти стены? Или же я скажу, что это все реальность, самая настоящая, и твоей реакцией будет банальная жажда смерти или поиски правды, которые ничего тебе не дадут. Неопределенность – самое ценное, что есть в твоей жизни: делай что хочешь, ведь кто знает, когда шансы повторить выбор закончатся.

– Если это вымысел, то почему он такой? Почему я заперт, а не бегаю по нескончаемым коридорам? Почему есть другие люди? Разве не будет большим мучением поместить меня в приятный уголок мира, где есть солнце, трава или сраный пляж, а потом окунуть меня в одиночество, наблюдая за моими мучениями? Ведь это не утопия, сейчас я не страдаю, но и не получаю того, что называется удовольствием от жизни, – это твоя неопределенность?

Я повернулся к ней на мгновение и увидел в глазах сочувствие с примесью жалости – и снова стал смотреть вдаль, как и она.

– А почему ты должен мучиться? Ты не убил ни одного человека, ничего не украл и не стал виновником чьей-либо трагедии. Выживание, пусть и среди хаоса – твое природное явление, твои инстинкты, которые есть у каждого. Единственный, кто виновен в твоих мучениях, – это ты. Да и разве это мучения? – ехидно спросила она. – Находиться в запертом помещении, которое спасет тебя от примитивных аборигенов, в тишине и покое, которыми ты так грезил. Без драк за жизнь, без войны с безумием, без желания убить себя. Но я рада, что наконец ты показал, как тебе не хватает того, в чем я тебя убеждала все это время, и раз ты хочешь этого, то мой долг – это дать.

Меня неожиданно и резко ударило током, от чего сразу же упал. Меня трясет, а чувство контроля тела угасает. Как же она радуется – улыбка во весь рот. Через секунду в камеру входит пара людей и силком вытаскивает мое тело, я пытаюсь сопротивляться, но окончившийся разряд током почти парализовал меня, и я понимаю, почему еще в сознании, – чтобы видеть Наоми, которая не отходит от меня и лишь ухмыляется. Я не в состоянии ни что-то сделать, ни говорить, ни драться – просто лежу на каталке, на которую меня только что кинули, привязали и везут в неизвестном направлении. Ведь я вижу лишь потолок и слышу ее смех. Через минуту я остановился, совершенно не ощущая тела и даже половины мыслей, и меня переносят на другую поверхность. Она поднимается, и теперь я нахожусь под углом, закованный в кандалы, и, как настоящей лабораторной крысе, два человека в масках делают мне уколы. После чего я помню лишь невыносимую боль, нескончаемую, жуткую – если бы она могла длиться вечность, то так и произошло бы.

– Так что же ты выберешь – классические пытки, которые устраивает твой больной мозг и может создавать хоть каждый день, или же остаться здесь, в стенах, наедине со мной, если захочешь?

Эти слова привели меня в чувство за секунду, и, оказывается, я в своей камере, был здесь все время, чувствовал на себе гнев Наоми, которой не нравится, когда играют не по ее правилам. Я встал с пола, все тело болит, как напоминание о том, что может быть со мной.

– Так ведь лучше, верно? Не стоит благодарности. – Она сидела на кровати, я оперся на стекло, сидя на полу. – Это был твой выбор, так что я – лишь средство. Хочешь, могу заставить тебя видеть Нолана, что привел тебя в мои объятия. Хотя это уже было. Ты так свято веришь, что заслуживаешь лишь боль и муки, вместо того чтобы начать, наконец, наслаждаться этим, отчего сам и ставишь себя на этот путь, виня при этом лишь меня. Хотя когда-то я спросила – если ты помнишь, – что ты выбираешь, смерть или жизнь.

Ожидаемо исчезла, как всегда, оставив меня злым и ненавидящим ее за пропаганду тех взглядов, которые я не хочу иметь. Голова кругом, кажется, будто я пытаюсь собрать головоломку, у которой нет границ и плоскостей. Я сажусь на кровать и, обхватив голову руками, пытаюсь сосредоточиться. Заслуживаю ли я добра, милосердия, которое, как таблетка, излечит мое стремление к смерти, если я окажусь жив? Хотя, возможно, стоит не думать уже о разнице между одним и вторым, а просто стараться не забыть все то хорошее, что когда-то было, пусть даже в другой жизни. Память всегда мешает рациональности. Любые события оставляют эмоциональный отпечаток, который корректирует восприятие данной секунды. Даже простой выбор, как у меня сейчас, заставляет воевать логику и память, приводя в исполнение грязные методы, пытающиеся добраться до цели через черный ход. Хотел бы я быть уверен, что делаю это на поводу разума, а не следуя подсказкам хаотичных мыслей, которые я часто принимаю за откровения.

Запись 81

– Чем дольше вы тянете, тем меньше у вас шансов получить от меня информацию! – крикнул я, постучав кулаком по стеклу. – Скоро я просто свихнусь, и будь что будет.

Я уверен: они слышали, и пора двигаться вперед, пока Наоми снова не появилась и не загнала меня в угол. Чего же я хочу добиться, кроме как не сидеть здесь, – чего-то неизвестного, просто реагировать на ситуацию, не больше. Я повторил эти слова еще два раза, и вот двери в конце справа открылись – и ко мне идет человек. Один и без оружия, тот самый, которого я ждал. Он подошел и молча встал вплотную к стеклу. Мы смотрим друг другу в глаза.

– Я скажу вам, где Джеффри, но для начала ты выпустишь меня отсюда. И расскажешь все, что здесь происходит и почему, – строго обратился я к нему. Он думает, с интересом оценивающе смотрит прямо на меня: анализирует, просчитывает каждый шаг, дабы не проиграть врагу.

– Зачем я тебе, ты мог рассказать это Миранде.

– Потому что она, как и любой, кто не обладает уникальным иммунитетом, как ты, представляет угрозу, и верить честному слову этих людей слишком опасно – поверь, я знаю.

Через минуты раздумий он произнес:

– Слишком логично для такого, как ты.

– Не знаю, чем вы напичкали меня, но это помогает составлять предложения из слов. И если вы наблюдали за мной через камеры, то видели, что я уже успел побывать в стране забвений, а ведь даже дня не провел в этой камере, – так что представь, что будет за неделю. Каждый получает то, что хочет. Вы – Джеффри, я – откровения. Мне, если что, незачем больше жить, да я и так не верю всему происходящему.

– Ты предлагаешь мне рискнуть и выпустить тебя. Одного из тех, кто чуть не убил нескольких человек и прошел через сущий кошмар сюда. Что помешает тебе убить меня и всех остальных, ведь если верить твоим словам, то тем, у кого нет иммунитета, верить нельзя.

– А разве этот ошейник не для этого создан? Пусть меня держит парочка ваших бойцов на прицеле, мне все равно. – Он молча смотрит на меня. – Все пошло отсюда, из этих лабораторий, из этих комнат, все те смерти невинных, сводившие меня с ума, и каждый раз я думал, что это просто погрешность людей. Кто-то первый сошел с ума и решил, что ему одному скучно, но как он это сделал – вот интересный вопрос. Оказывается, что это все – организованное пожертвование сотнями гражданских невинных людей. И раз ты такой особенный, что никогда не познаешь этой эпидемии, то лишь тебе дано доказать мне, что я не прав.

– Хочешь все узнать – справедливо. Сначала я покажу тебе кое-что, и тогда ты уже сам решишь, хорошие мы или плохие. Но, если ты не скажешь мне после этого, где находится Джеффри, ты умрешь на месте. – Он слегка злится, но я понимаю его.

Отойдя на пару шагов, он вызвал еще людей. Меньше чем через минуту вошли двое ребят, вооруженных автоматами, в костюмах и, следуя за умником, подошли ко мне.

– Пойдем, и помни: им тебя не жалко, как и мне.

Он открыл дверь справа, как часть стекла, она отделилась и образовался выход. Я вышел и остановился.

– Если убьете меня, Джеффри не найдете.

– Что-нибудь придумаем. Вектор не бесконечный, а рисковать я не собираюсь. Идем.

И я пошел вперед. Сделал пару шагов, мне нацепили наручники, заведя руки за спину, – молодцы. Один тыкает дулом в спину, второй чуть позади первого, умник идет рядом, в метре от меня. Вперед до конца и через ту дверь, откуда все они выходили, – мы прошли в длинный коридор. Справа много дверей в помещения, слева два больших зала со стеклянными стенами.

– Разве все вокруг не должно орать при обнаружении вируса? – спросил я, глядя по сторонам.

– Датчики отключены. Эта территория уже давно заражена, – сухо ответил умник.

Пройдя до середины, может, чуть дальше, мы свернули налево. Сопровождение не отвлекалось ни на секунду, и я прекрасно понимаю, что шансов устроить диверсию у меня нет. А вот шансов убить меня, прикрыв это моей провокацией, у них слишком много.

Оказавшись внутри комнаты, в которую меня привели, я сразу забыл про охранников, которые как раз остановились в проеме двери. Умник и я прошли вперед примерно до середины. Меня сложно удивить, но не в этот раз. То, что я вижу, отдает не только болью, представляя всю масштабность трагедии, но и дает понять, что моя смерть – если она еще не наступила – будет крупинкой среди остальных. Метров пять на пять помещение, лишь маленький шкафчик прямо у двери. Почти вся комната, дальняя и права стена из четырех, заполонена сотнями фотографий, бейджиками, записками и все это разного состояния материала. Некоторые предметы довольно чистые, какие-то грязные или обгорелые, есть цветные и черно-белые. Вся левая стена же, исписана именами и датами смерти, множество столбов, от потолка до пола, белым маркером создают памятное место. Выглядит красиво, тут не поспорить. Вдоль стен разложены разного размера и вида дневники, ежедневники, фотоальбомы и есть пара коробок с хранящимися внутри КПК. Настоящий мемориал памяти погибших.

– Зачем это все?

– Чтобы помнить их. Всех тех, кому пришлось пожертвовать собой ради спасения всего человечества. Нельзя забывать эти жертвы, даже если эти люди – незнакомцы. – Он промедлил. – Если мы не найдем Джеффри, то окажемся на этой стене, причем очень скоро.

– В карантине много таких мест. Умирающие люди создавали мемориалы памяти, оставляя хоть какую-то память о себе, принимая грядущую и неотвратимую смерть. Так что этим меня сильно не удивить.

– Я лишь делюсь тем, что у нас еще осталось. Людей здесь можно по пальцам пересчитать, и если мы не сплотимся, то все это было зря. Я из тех, кого принято считать оптимистами. Видишь ли, на самом деле мы не враги друг другу. Истинные враги там, в клетках, жаждут лишь насытить свои желудки и оставить отметки о превосходстве над территорией – и все.

– Я думаю, причина не в этом. Просто у вас тут дела настолько плохи, что даже такой, как я, может быть полезен, – он молчит, пристально глядя на меня, словно ожидая иной мысли. – Или я нужен лично тебе?

Запись 82

– Ты задумывался, почему Вектор уже столько лет отрезан от мира? Блуждает по космосу, словно брошенный предмет. Без военных и представителей власти? Мы одни, абсолютно отрезаны от другого мира, человеческого. Не только зона карантина – все мы заперты здесь, как заключенные, нет никакого разделения – лишь коробка в космосе. Вектор уже очень далеко от того места, где он должен быть и где был в последние дни цивилизации здесь. – Он подошел к фотографиям и, рассматривая их, продолжил: – У нас уже давно нет связи с внешним миром. Мы не можем вызвать помощь, военных, медиков, да хоть кого-то. Уверен, ты винишь нас в происходящем, в том, что здесь творится. Отчасти ты прав, но только мы создали кошмар и для себя. Все эти люди не должны были умирать, но это меньшее из зол.

– Хочешь сказать, никто из вас не может улететь отсюда? Связаться с внешним миром или же просто позвать на помощь?

– Да. Вся связь заблокирована уже давно. И сделал это Джеффри. Он один из первых стал меняться и решил, что никто здесь не достоин жизни, особенно после его трагедии, в которой погибли его жена и дочь. Представь, какого ему было, особенно здесь, вдалеке, где законы морали стали чем-то неестественным, за что поплатилась и его семья. После чего, обладая правами заместителя директора Вектора, он решил за всех, и, уверен, на его месте многие сделали бы так же. Законсервировать этот кошмар – лучший исход в глобальном плане. Без его отпечатка пальца и пароля, который он поставил на систему безопасности, мы все умрем от голода меньше чем через год.

– Но я нашел Вектор. Как мой брат смог прислать сообщение мне?

– Не знаю. Возможно, он просто успел. Если мы не восстановим связь и не вызовем помощь, вся наша работа, все наши жизни – лишь пустая потеря, которая не будет достойна даже фотографии на этой стене.