Вектор

– Суть дела в том, что, вызвав помощь, мы просто погибнем, как свидетели или как носители этой заразы, – сразу начал я после брата.

– Но я-то не заражен, меня не будут трогать, я вообще работник Вектора, и эти вопросы обсуждались после того, как был объявлен карантин.

– Они не будут разбираться, поверь. Ты не носитель заразы – прекрасно. Но ты знаешь о происходящем, а это все – очень большая проблема. Так что поверь, – грубо стал я уточнять, – никто не будет вызывать тех, кто это все создал. Наша задача, если мы хотим выжить, – убраться отсюда.

– Я всего лишь архиватор, отвечаю за сохранность информации. Но это не значит, что я слабак, ясно? Последние несколько лет я лишь раскладывал данные, архивировал их и отправлял далеко отсюда, на отдельные выделенные серверы, как черный ящик. И вряд ли будет человек, желающий убраться отсюда больше, чем я.

– Поверь, парень, твоя участь здесь далеко не самая худшая, – сказал Нолан и вышел за двери.

И мне это нравится: он больше не лезет на рожон, дает мне играть роль лидера, и мне все равно, делает это реальный человек или моя галлюцинация потакает желанию власти. Но еще он разочарован тем, что остался один человек, а остальные убиты этим же человеком.

– Он прав. Многим было намного хуже, чем тебе.

– И мне должно стать от этого легче? – Эдвард все еще нервничал, если голос не обманывает.

– Нет. Скажи мне, ты жил здесь?

– Да, в соседней комнате. Я всегда хотел тихую и спокойную работу, не высовывался и не рисковал, поэтому, наверное, и прожил столько времени. А сейчас всем плевать, и моя работа просто потеряла смысл. Я провел тут столько времени, считая, что делаю великое полезное дело, а это оказалось ложью. Надо выбраться отсюда, и это будет шанс забыть старую жизнь и начать новую.

– Правильный выбор.

– Не стоит медлить. – Вошел Нолан, довольно уверенно. – Все мы хотим одного – выжить. Так что, думаю, лучше идти к этой цели, а не мечтать о ней.

– Подожди. Сначала скажи мне, есть ли шанс прочесть сейчас архивы?

Нолану, кажется, не понравился этот вопрос.

– Нет. Из-за снятия карантина без правильных кодов авторизации все данные здесь шифруются, и система просто не даст их прочесть или даже передать. И, чтобы сделать это, нужны верные допуски, которых нет на Векторе, ведь это все под управлением правителей этой станции.

– Одна новость лучше другой… Нам пора идти, эти архивы бесполезны, – подытожил брат.

Мне это не нравится. Выглядит все так, словно он хочет скрыть что-то, не дать мне узнать долю правды на грамм лжи. Недосказанность витает вокруг Нолана. Не знаю, как заставить его сказать правду, поделиться со мной этой ношей. Да и разве есть то, что может сейчас сломить меня, когда я уже готов принять все, лишь бы сделать последнее доброе дело перед смертью. Почему же он боится моей реакции на это: ведь я его брат, который пережил больше всех и удивляется, что еще жив и может говорить. Возможно ли, что эта информация о нем самом – и это изменит все?

Запись 99

Все больше я приближаюсь к полной уверенности в том, как наша затея закончить жизнь хорошим поступком является всего лишь жалкой попыткой доказать самим себе, что мы не зря доживаем эти часы. Уничтожив все попытки ученых оправдать совершенные ими убийства и позволив безумию расколоть мое рациональное сознание на мелкие куски, которые уже невозможно склеить вместе, я всего лишь доказываю себе, что зря прилетел на Вектор. Вся моя боль, страх и безумие – это моя вина, как и те люди, погибшие из-за меня. Имея желание помочь оставшимся людям, почти закончив свой путь, я понимаю, насколько это все мелочно, – и это при варианте успешного выполнения.

Пока нас трое, и мы идем к вагонеткам. Эдвард, человек, которого мы толком не знаем, идет самый первый – во избежание удара в спину с его стороны. Я иду позади него. Нолан замыкает цепь, постоянно проверяя каналы рабочих КПК в надежде найти еще выживших, и если поначалу я верил в его чистосердечность, то теперь это напоминает помешанную миссию, где он словно пытается найти кого-то или отплатить за грехи спасением жизней. Почему-то меня не покидает ощущение, что чего-то не хватает, словно все не на своих местах… Хотя, может быть, все наоборот, все правильно, логично – и поэтому я не могу свыкнуться с тем, что делаю. У меня есть оружие, и больше не надо голыми руками драться за жизнь. Рядом идут люди, которые не позволяют мне окончательно окунуться в бесконечные мысли. Вот она – реальность: я неспокойно чувствую себя в обычной ситуации, во всяком случае, по сравнению с пережитым раньше. Ненароком вспоминаю про лекарство, которое обещал Тобин. И сейчас это звучит очень наигранно и предсказуемо: ведь меня раздражает сама мысль о существовании вакцины. Потому что это очень большая угроза для меня – человека, погрязшего в новом мире настолько, насколько трудно перестраиваться для выживания. Этим мысли по факту знаменуют капитуляцию перед мнением Наоми насчет моего истинного «я».

Весь этот ассортимент неопределенности, позволяющий лишь понять, что нет опоры для выявления реальности, вновь рассекает еле собранную паутину иллюзии выбора и непредвзятого мнения о приоритетные темы бытия. Кажется, такое случалось бесчисленное количество раз, и после каждого я шепотом обещал себе быть умнее, когда это случится снова. Предугадать ход возможной хаотичности мыслей, которые на самом деле используют одну и ту же систему подачи информации, где представленный как озаренные идеи набор фрагментов мыслей лишь отражает типичное поведение паранойи. А после собирания, на первый взгляд, хаотичного пазла и понимания некой истины, которая лишь отражает обратное неадекватной идеи, срабатывает контрольный маркер, который просто стирает помять после того, как ты понимаешь истинную простоту твоих накрученных идей. И, веря в собственное превосходство, ничего не остается, как совершить те же маневры, считая, что они отличаются от предыдущих, хотя на самом деле все очень похоже. Пора это прекратить.

Ведь голос нашептывает мне тонкими нотками, пробирающими до самых костей, и это все выливается в ощущение и понимание, что я совершил ошибку. Обман, который я не могу понять, но я знаю о его существовании. Кто вообще эти люди, с которыми я иду, разве таким я помню брата, не слишком ли наигранна история Эдварда? Отсутствие ценности потери дает мне полное право без последствий разобраться во всем – так, как я умею.

– Мы пришли, – сказал Эдвард, выбив меня на мгновение из цепочки мышления, немного озадачивая тем, как быстро мы прошли это расстояние. Кажется, фрагменты времени продолжают пропадать из головы.

– И где мы сейчас? – не показывая моих будущих действий, спросил я.

Ведь все, что я вижу, – это крепкие двери впереди и компьютеры по обеим сторонам тесного помещения. И на дверях, которые, кажется, открывались давно, знакомая, но в этот раз отключенная, диодная лента с известной надписью «карантин». Эдвард срывает ее и бросает в сторону.

– Нужно открыть эти двери и спуститься вниз до ближайшего вагона монорельсов, – сказал Нолан, осматривая все вокруг.

– А почему мы не используем другую ближайшую станцию посадки? – неожиданно для себя спросил я.

– Они намертво блокированы с самого начала карантина, чтобы нельзя было тайком туда попасть и выйти. А внизу карантин был создан быстро, и их не отключили, благодаря разделению станции на зоны питания. И сейчас надо ввести коды допуска, чтобы открыть двери и вызвать лифт.

Слова, произнесенные Ноланом, стали катализатором моих следующих действий. Я наставил полуавтомат на него сразу после того, как сильно ударил его по лицу. И вот он на полу, прикрывается зачем-то рукой, злясь и не понимая происходящего. Я направляю на брата оружие, Эдвард стоит позади него, и я командую ему, чтобы он не двигался, иначе и ему конец.

Запись 100

– Ты думал, что сможешь водить меня в потемках, скрывая свои истинные намерения за пеленой доверчивости? Так вот, скажи мне, братец, что ты скрываешь от меня, скрываешь от всех? Ведь не просто так ты играешь в доброго самаритянина, не просто так на тебя не воздействует безумие.

– Ты вправду веришь в то, что сейчас говоришь? – кричит он озлобленно, но мне плевать на это.

– Я устал слушать про твой оптимизм и простоту нашей ситуации. Ты что-то затеял, и либо ты скажешь мне всю правду, либо я похороню тебя еще один раз!

Я кричу во все горло, еле сдерживаясь, чтобы еще больше не навредить ему. Эдвард все так же стоит в недоумении позади Нолана.

– Мы ведь в одной лодке, помнишь? Осталось пройти немного – и мы улетим отсюда, – почти умоляюще начал Эдвард.

– Пока я не узнаю правду, никто никуда не улетит. С меня хватит лжи, пора тебе, брат мой, стать максимально откровенным.

Я выстрелил пару раз рядом с ним.

– Хорошо, хорошо! – Он посмотрел на Эдварда, потом на меня и стал продолжать: – Да, я лгал, но не только тебе. Эмили тоже, и, если бы я был с ней честен, если бы предупредил о том, что грядет, она была бы жива.

– То есть ты знал, что будет объявлен карантин? – Я удивился больше, чем думал, и остается подождать, пока моя ненависть возьмет свое.

– Да. Когда я узнал про это, то сначала не поверил, ведь я был одним из тех, кто изолировал внеземную жизнь, которая виновна в этом хаосе. Этот цветок заперт очень крепко, и я был одним из тех, кто построил эту клетку. Видимо, это и повлияло на то, почему у меня нет симптомов. Я не знал, что планировали карантин на половину станции, и когда это стало преобразовываться в уже реальные действия, мои попытки спасти людей провалились. И после моего сообщения тебе меня схватили и стали проверять, насколько крепок мой иммунитет.

– Ты хочешь добраться до этого цветка?! – спросил я, недоумевая, насколько все оказалось ужасно.

– Ты хочешь достать это? – начал паниковать Эдвард.

– Нельзя оставить здесь все как есть и просто улететь. Ведь непосредственные организаторы всего этого рано или поздно прилетят сюда с армией и уничтожат все на своем пути, лишь бы заполучить его. И я не могу оставить это просто так после того, как оказался виновен в стольких смертях. – Он поднялся с пола и, переглядываясь то со мной, то с Эдвардом, медленно подошел к дверям лифта и встал к нам спиной. – Мы должны забрать его, этот артефакт Вселенной, забрать и применить против тех, кто сделал это с нами и теми людьми, что погибли зря.

– Ты хочешь использовать этот биологический объект против других людей, но зачем?

– Нет, прошу, только не это! Давайте просто улетим отсюда, я не хочу мстить, не хочу власти или силы, я просто мечтаю выбраться из этого места, и все! – начал вконец нагонять Эдвард.

Не успел я что-либо сказать, как Эдвард повернулся к панели управления и дал команду открыть двери лифта. Сквозь скрип, слой пыли и старость они медленно открылись, сопровождая это действие не совсем приятным звуком.

– Я не собираюсь погибать!

С криком он побежал в лифт, и только я собрался выпустить очередь в этого труса, как он открыл огонь первым – из пистолета, который откуда-то у него появился. Пригибаясь, я кинулся в сторону, чтобы не зацепило. Двери закрылись, лифт поехал вниз – туда, где он погибнет при первой же стычке. Быстро поднявшись с пола, я увидел тело брата, которое лежит в крови, – там, где он был в последний раз.

Запись 101

Находясь в потемках выстроенного памятью лабиринта, выхода из которого не существует, в пике смятения якобы собственного мнения я использовал память чувств любви, чтобы окутать себя защитой от главных раздражителей. Единственная причина, почему он не может появиться снова, как и раньше. Ведь тела никогда и не было, а голос был выдуман мной, как и мнение и желания этого человека, которые на самом деле так же мои. А причина сама себя и создала. Ведь, не следуй я желанию Нолана спасти людей, он бы так и остался со мной, невредимый и живой. И Эдвард, человек, которого я спас из-за желания Нолана, пытаясь убить меня, убил и его – и это звучит парадоксально: ведь его смерть была уже давно, а значит, смерть была лишь в моем мире. Вот бы понять, почему это случилось, ведь он никогда не видел его, даже не знал, где точно может быть тело. А значит, это я придумал – придумал его смерть, решил, что пора закончить эту игру, это спасение.