Прелестник

– Сейчас можно передохнуть. Присядь, поболтаем. – Жанна налила молока в глиняные кружки и уселась напротив.

– Ну что, нравится у нас?

– Да, хорошо здесь, зелени много.

– Ну, а хозяин-то нравится?.. И не отвечай. Знаю, что нравится. Все девки по нему с ума сходят. Но они-то глупые, дуры набитые, с ними и говорить без толку. А с тобой можно. Ты, говорят, приструнила его.

Мари покраснела и не ответила.

– Луи неплохой. Да что там говорить, я его с малолетства знаю. Добрый он, о нас заботится, в обиду не даст. Если что нужно, всегда поможет. Одно плохо: до девок падкий. Будь осторожна с ним, девочка. Такой уж повеса и ветрогон. Кашу заварит, а расхлебывать тебе придется.

Мари совсем поникла и пролепетала:

– Тетя Жанна, он поселил меня рядом со своей спальней и не хочет переселить в девичью. Что делать?

– Без его разрешения лучше ничего не делай.

– Но ведь думают обо мне плохо.

– Из зависти, детка. Они же видят, что он за тобой бегает.

– Что же делать?

– Если боишься его, девочка, если совсем худо дело, то есть одно средство.

– Какое же?

– Только это между нами. Отец у него строгий. Раньше-то, в молодости, тоже за девками бегал. У нас с ним такая уж любовь была. А вот смотри теперь, ничего не осталось. Ну вот, отца он слушает. Отец его гоняет. Чуть что, кричит: «Наследства лишу!» Ну, а матушка – добрейшая женщина, только чувствительная слишком. В чаде своем души не чает, до сих пор видит в нем дитя неразумное. А Луи уж давно не мальчик, – тетя Жанна печально вздохнула. – Соблазнила его одна женщина, охотница до удовольствий. Я грозилась матери рассказать, так он, бедный, чуть не в слезах, умолял меня молчать. Любит он свою мать и боится тревожить. Ведь ни одной юбки не пропустит. И натворить уже успел. Видела дочурку Катрин?

– Видела. У нее еще и сын есть, – не поняла Мари.

– Сын у нее от мужа, от конюха. А дочку-то она с Луи прижила.

– Девочке года два есть, – прошептала Мари.

– Полтора. Я Катрин предупреждала. А ей что? Весело, хорошо. Вот и допрыгалась. А как узнали, что дело серьезное, тут же ее замуж за конюха выдали. Отец-то Луи знает, он же и велел девку замуж отдать, а от матери скрыли.

Мари сидела, как заколдованная. Вспомнила, как Луи не раз брал дочку Катрин на руки, играл с ней. Не верилось. Просто не хотелось верить. А тетя Жанна продолжала наставлять:

– Вот и смотри, девочка, если понадобится, я сама с ним побеседую, уж я знаю, чем его взять, а меня он, слава богу, не запугает, мы с ним всегда ладили.

– Тетя Жанна, зачем же вы скрываете все от его матери? Когда-нибудь она узнает, и будет только хуже.

– Лучше не вмешиваться, Мари. Это не наше с тобой дело. Ну, иди. Мне пора столом заниматься. И ничего не бойся. Иди, девочка.

В тот же день, вечером, маркиз объявился на кухне. Он любил запах теста и всяких вкусностей, которые варились, жарились, пеклись. Иногда он приходил посмотреть на то, как работает Жанна, временами ей помогал, усваивая, как готовятся некоторые блюда. Бывало, просто заходил стащить кусок или воды попить. Тетю Жанну он с раннего детства бессознательно любил, называя ее второй мамой.

На этот раз его встретила не добродушная сообщница, а женщина строгая и затаившаяся.

Луи приветливо поздоровался, прошел по кухне, устроился за столом и, положив голову на сложенные перед собой руки, стал смотреть, как Жанна лепит круассаны.

Жанна работала молча, не спрашивала ни о чем, как обычно, а только поглядывала время от времени на своего любимца. Ее сердце всегда таяло, когда она видела его ясные веселые глаза, чуть растрепанные светлые волосы и небрежно распахнутый ворот рубашки. Она знала, что он хороший, что в его груди бьется отзывчивое сердце, что он родился, чтобы людям приносить радость и свет. Она видела, какая мощная энергия таится в нем и ищет выхода. Жанна боялась, что вся она, еще нерастраченная, устремится не в то русло, и кое-кого винила в этом.

– Я смотрю, сударь, вы все вокруг Мари увиваетесь, – проговорила Жанна, сосредоточенно разминая тесто.

Луи поднял на нее ласковый взгляд, улыбнулся.

– Что, разве не так? – спросила она и строго посмотрела.

– Это моя горничная, – напомнил Луи.

– Хорошо у вас получается. Вы, сударь, чем девкам-то голову морочить, лучше бы занялись делом каким. Батюшка ваш правильно делал, когда хотел на службу пристроить.

– Я же и не против. Матушка не пустила.

– А вы что, дитя малое? Пора и своим умом жить.

– Ах, Жанна, ты странная сегодня, сердитая. По-твоему, как на службу идти – я уж взрослый, а с девушками гулять мне рано?

– Вот ведь хитрец. Все подмечаете. А я вам серьезно скажу, сударь, вы Мари обижать не смейте.

– Разве я обижаю? Что ты говоришь, Жанна?

– Знаете, что. Хотите, чтобы и она, как Катрин…

– Зачем это ты? – Луи перестал улыбаться. На лице вдруг явилась маска отчужденности.

– Вы, сударь, для развлечения и кого другого найти можете, а Мари девушка порядочная, честная. Обману не простит.

– Ты, Жанна, клевету на меня возводишь. Никого я не обманываю. А не веришь, так у нее спроси.

Жанна безнадежно махнула рукой, перепачканной в муке, и пригрозила:

– Если вы ее хоть чем обидите, сударь, то знайте: молчать не стану и матушке вашей скажу, какие порядки вы тут в ее отсутствие заводите.

– Вот еще, ты меня пугать будешь, – нахмурился он.

– Да уж воля ваша, делайте, как хотите. А я не позволю вам непотребства совершать. Мне есть что сказать матушке вашей. Вы уж не в первый раз провинились.

– Ну и рассказывай, – вдруг выпалил маркиз и вскочил на ноги. – Рассказывай, если хочешь. Я не боюсь. – И он гордо удалился.

А Жанна удивилась. Вот, кажется, и вырос мальчик. Бывало, припугнет она его обещанием рассказать все матери, и он идет на попятную, умоляет, плачет даже. И вот тебе на – глаза жесткие, губы упрямые. «Не боюсь», – говорит. Вот оно, началось. Ну, матушка герцогиня, теперь держись. Уж если Луи куда занесет, к юбке его не привяжешь. Катрин да крестьяночки – все цветочки. Ягодки еще впереди.

* * *

Мари немного успокоилась. За этот день произошло столько всего, что не было никакой возможности обдумать дальнейшие действия. Все сложно перемешалось. Но мысли и чувства сводились к одному – к досаде. Почему, почему Луи такой? Как принять его таким, каков он есть? И надо ли принимать?

К удивлению Мари, ночью никто не стучал в дверь, никто не рвался к ней. Мари не знала, что Луи, мучимый бессонницей, поставил на стол портрет юной аристократки и, не отрываясь, смотрел на него.